и в стороны и двинулся к гостю.
— Мы глубоко польщены вашим визитом, достопочтенный! Я вижу, возникло недопонимание с одной из моих кошечек? — покуда я расшаркивался перед напыщенным уродцем, взгляд мой выискивал виновницу препирательств. Ну, конечно, как всегда — Малышка Ева, самая прекрасная и самая капризная жемчужина моей коллекции. Стоя в кружевном белом пеньюаре, она с брезгливостью и злобой сверлила глазами клиента, надув пухлые губки и растерянно поглаживая живот.
— Папа Мейсон, пожалуйста! — обратилась она жалобно, заметив мое появление.
Даже беременная, она была во много раз привлекательнее других девочек. Было что-то удивительно сексуальное в том, что прямо под набухшей грудью зрело живое доказательство того, что эту женщину кто-то трахнул. Кто отец ребенка я даже не мог предположить — девушка уже попала к нам такой, и теперь регулярно устраивала истерики, стоило клиенту оказаться хоть немного не в ее вкусе. Конечно, любой хозяин публичного дома уже давно выставил бы сучку на мороз, к хищным теням, но — хоть я и признавал это с неохотой — Малышка Ева была, прежде всего, моей любимой игрушкой.
— Пожалуйста! Папа, неужели я обязана?..
— С глаз долой! — одними губами произнес я, не переставая широко улыбаться.
— О, Великий, мне ужасно неловко, но, к сожалению, Малышке Еве нездоровится. Это все из-за беременности, полагаю, — я врал напропалую, прекрасно зная, что дело тут вовсе не в ее состоянии, а в некой ненависти и даже презрении к чистокровным. — Уверяю, когда девушка разрешится от бремени, что по моим расчетам произойдет не позже конца недели, то будет готова обслужить вас, а вы получите немалую скидку.
Гостя моя речь не впечатлила. Возмущенно замахав конечностями, он что-то заверещал на высшем наречии, так что я не понял ни слова. Усеянная гроздьями глаз голова недовольно затряслась, когда он заметил, как я стыдливо развожу руками, как бы показывая свою невежественность и необразованность. В Рыболовном Квартале совсем немногие знали язык Великих.
Раздраженно пощелкав хелицерами, потомок древнего рода выпустил из рта длинный тонкий хоботок, который медленно двинулся ко мне. Памятуя о возможных последствиях подобного общения, я застыл и задержал дыхание, чтобы хоботок вошел ровно в зрачок и не повредил глаз.
«У вас в сознании точно такая же выгребная яма, как и на улицах. Терпеть не могу грязнокровок, возомнивших о себе невесть что! А теперь назови хоть одну причину, почему бы мне не вскипятить тебе мозги прямо сейчас!» — мысль сразу оформилась в моей голове, заложенная туда чуждым разумом.
— Если позволите…
«Не разговаривай! Думай! Здесь и так слишком громко!»
Крупные, забившие сознание слова заставили меня на секунду забыть, что я вообще собирался сказать.
«Если позволите, о великий потомок Ткущего Мост, я желаю прежде выразить почтение вашему священному роду, да не истончатся нити его! Мне очень жаль, что наш дом не может предоставить вам…»
«Ради этой девки я спустился в ваш гадюшник! — мысли аристократа вышибали мой разум полностью, превращая меня в немого слушателя, — Ведьма твоего квартала прожужжала мне о ней все сколопофоры. Я хочу овладеть ею, и я плачу чистой кровью. В чем же проблема?»
«О да, слухи о Малышке Еве разошлись далеко за пределы квартала, но, к сожалению, сейчас ее состояние не позволяет ей полноценно принимать гостей. Если позволите…»
«В таком случае, я утратил интерес к вашему заведению!» — последняя мысль казалась разочарованной и горькой на вкус.
Я уже почувствовал, как жгутик медленно вытягивается наружу, когда воскликнул — одновременно вербально и ментально, боясь упустить ценного клиента.
— Постойте же! — я спохватился и захлопнул рот, зажав его для надежности ладонью, — «Вы проделали такой путь, спустились к нам с Моста-над-Бездной, чтобы уйти ни с чем? Нет, такого я допустить никак не могу!»
Я сухо щелкнул пальцами, и Мерипода, оторвавшись от воняющего тиной рыбака, развалившегося на бархатном диване, в мгновение ока соскользнула с ложа и шмыгнула к гостю, прижавшись к тому всем телом. Сородич Рабаля уже успел стащить с девушки платье, так что та осталась в одних чулках, и теперь можно было разглядеть ее родовые признаки — ряд тонких педипальп, начинающийся меж подтянутых грудей и теряющийся в густых лобковых волосах.
«Мерипода, конечно, не снискала славы в высших кругах, но, уверяю, ее умения поразят вас своей изысканностью!»
Опытная куртизанка не теряла времени даром, заключив гостя в объятия: из ее промежности вытянулись изящные паучьи лапы и принялись нежно разминать копулятивный мешок гостя. Мембраны на голове аристократа тихонько зашуршали, что у потомков Ткущего Мост являлось признаком возбуждения; когда держишь бордель, полезно знать анатомию клиентов.
Гость, видимо, сочтя меня недостойным ответа, все же принял подачку и, продолжая раздраженно пощелкивать, удалился в будуар Мериподы.
Продано! Но Еве придется отработать свою истерику. Приказав ей зайти через час ко мне, я удалился обратно в кабинет — пересчитывать выручку.
Малышка Ева знала свое дело на отлично. Ноги у меня все еще тряслись от приятной истомы, когда она вставала с колен, кокетливо вытирая рот. Откинувшись на кресле, я сквозь полуприкрытые веки благодушно рассматривал диковинную девушку. Готов спорить, она сбежала от какого-нибудь извращенца-аристократа из Великого Города сюда, в трущобы, опасаясь мести чистокровных. Было в ней нечто особенное. Может быть то, что в отличие от остальных женщин из Рыболовного Квартала, Ева не обращалась к ведьмам за той чудовищной хирургией, что не давала аристократам оплодотворять грязнокровок — такая беременность нередко стоила роженицам рассудка.
Пока Ева вытирала моим шелковым платком полную бледную грудь с голубыми прожилками вен, я привычно рассматривал ее изящную фигурку, гадая, к чьему роду она все-таки принадлежит. Разумеется, Ева происходила от людей, как и все грязнокровки, в этом сомнений не было, но видимых родовых признаков Великих я найти не мог. Кто она? Дочь Властителя Глубин? Да, у нее большие глаза, но не такие выпученные, как у Рабаля, а рот горячий и тесный. Потомок Черного Глашатая? Нет, таких светлокожих среди них не бывает. Может быть, ее родословная ведет к некрофагам? Что же, возможно, тем более, учитывая ее любовь к свежему мясу.
— Что с тобой не так, детка? — завел я старую шарманку исключительно для проформы, чтобы не думала, что она здесь на особых правах. — Почему, стоит прийти кому-то хоть немного близкому к Великим, как ты превращаешься из ласковой кошечки в злобную фурию?
— Не знаю, Папочка. Просто когда я представляю, как они тычут внутрь меня своими яйцекладами… — Ева изобразила рвоту. — Ты ведь знаешь, аристократы часто… увлекаются. Боюсь, они могут навредить ребенку.
— Ты уже решила, что будешь с ним делать?
— Не знаю…
— Ну, в борделе мы младенца растить точно не будем, — хохотнул я, — Если хочешь, я найду для него достойный приют и даже приплачу, чтобы его как следует кормили и воспитывали. Сможешь видеться с ним, когда захочешь. Но только если останешься у меня.
— А ты веришь, что раньше все было по-другому? — вдруг спросила Ева, словно и не слышала меня. — Что мы возделывали землю, расплачивались металлом, а не кровью?
— Кто это «мы»? — хоть я и привык к ее фантазиям, они все же каждый раз вызывали недоумение. Странная она, эта Малышка Ева.
— Ну, все мы. Неаристократы. Там, где я жила раньше, есть легенда, — куртизанка мечтательно смотрела куда-то в потолок, поглаживая живот, — в ней говорится, что в чернейший день из глубин возникнет Зверь, с кровью столь грязной, что содрогнутся боги и захлопнутся пасти Султана Демонов. Возгорится яркое пламя и поглотит тех, кто правит, а Зверь с грязной кровью станет отцом тем, кого уничтожили и изгнали…
— Что за бред? — я помотал головой. — Понаберешься всяких россказней в подворотнях, потом работать нормально не можешь. Иди к себе! И смотри, чтоб завтра без фокусов, пусть придет хоть сам Великий Снящий!
Что ни говори, а расслаблять Малышка Ева умела. Стоило двери за ней захлопнуться, как мои веки принялись слипаться. Бросив недокуренную трубку на стол, я накрыл светильник из ведьминых глаз плотной черной тканью, еще раз проверил — работает ли холодильник с выручкой, плотно ли прилегает бак с ворванью, и улегся на тахте в кабинете.
Спалось плохо. Владыка Снов слал мне неспокойные видения, которые я, сколько ни пытался, не мог расшифровать. Огромного величественного кита на моих глазах заживо пожирали черви. Глубоко в пустыне рассыпались в прах циклопические пирамиды, издыхал в агонии каменный безликий сфинкс. Привычное светило сгорало, заменяемое ослепительно-ярким злобным оранжевым глазом без радужки и зрачка, выжигающим благословенные тени.
— Папа! Папочка! Вставай, скорее!
Я проснулся и вздрогнул. От взгляда горизонтальных, как у осьминога, зрачков Капры мне всегда делалось не по себе. Убедившись, что я проснулся, куртизанка нервно облизала нос и отошла от тахты, неловко постукивая копытами по половицам. Приподнявшись на подушке, я ощутил неприятную тревожность. Произошло что-то плохое.
Передо мной стояли все мои подопечные. На лице Рабаля отсутствовали любые эмоции, но беспрестанно шевелящиеся жабры выдавали волнение. Гроздья глаз на теле Лавинии взволнованно моргали; Релей встала слишком близко к вешалке, и щупальца на ее голове принялись оплетать деревянную конструкцию, будто ища опоры. Извивалась кольцами, шелестя чешуей, ревнивая Пита будто чему-то радовалась. Я сонно переводил взгляд с одной на другую, пока не осознал, что не вижу своей любимицы.
— Малышка Ева пропала, Папа Мейсон, — в извиняющемся жесте развела мохнатые черные руки Капра.
— Как пропала? — Я потряс головой, отгоняя остатки сна.
— Мы стучались в ее комнату, чтобы спускалась на завтрак. Думали, ей плохо, а когда зашли… — Рогатая куртизанка опустила взгляд.