Ржавый Курт с Жонглером усмехнулись нехитрой шутке, а Чистоплюй вздохнул и принялся объяснять, терпеливо и вкрадчиво, словно капризному ребенку:
— Туман и не должен был прятать нас. Задача стояла простая — добраться до врага, связать его боем, отвлечь на себя. Задачу мы выполнили. Даже несмотря на бессмертие, еретики не выдержали и сами же сломали свой строй, влепили баталии в правый борт, подогнав пикинеров с левого фланга. С минуты на минуту туда вцепятся наши основные силы.
— Все идет по плану, — сказал Вдовоеб. — Верно?
— Не сомневайся. Еретики были бы уже обречены, если б умирали, как обычные люди. Вот для решения этой проблемы как раз и избрали нас.
— Кто избрал? — спросил Жонглер.
— Понятия не имею, — пожал плечами Чистоплюй. — Может, Гюнтер Знаменосец. Может, кто-то еще. Но мы уцелели в мясорубке и попали сюда не просто так. На нас возложена миссия — остановить грандиозное святотатство, творящееся сейчас на поле боя. У еретиков наверняка должен быть алтарь где-то в тылу. Мы пройдем туда по окраине леса, найдем алтарь и уничтожим его.
— И как же мы это сделаем? — Седьмой улыбался, но глаза его были полны ярости. — Небеса помогут, да?
— Да, — сказал Чистоплюй. — Ибо ереси Вольных Экзархатов есть испытание веры, ниспосланное Великими Святыми, дабы люди могли кровью своей смыть грехи предыдущих поколений…
— К дьяволу проповеди! — Седьмой махнул рукой. — Оставь их вон для Грача! Меня этим бормотанием не проймешь. Не для того я только что выбрался из преисподней, чтобы снова туда возвращаться.
— Тебе некуда идти, — сказал Вдовоеб. — Вглубь леса лучше не соваться.
— А вот рискну. Попытаю счастье. Нечисти этой лесной я еще в глаза не видывал, а на восставших мертвяков уже насмотрелся. Хватит.
— Никуда ты не пойдешь, — сказал Чистоплюй.
— Не тебе меня останавливать, старик. Еще как пойду — и пойду не один! Кто со мной, ребята? Кто не хочет обратно в лапы нежити?
— Я с тобой, — сказал Жонглер.
— В лесу страшно, — сказал Пырей, и Маркиз торопливо закивал, соглашаясь. — Но снаружи страшнее.
— Видишь? — торжествующе ощерился Седьмой. — Давайте-ка разделимся. Мы с парнями пойдем своей дорогой, а вы отправляйтесь искать тот ебаный алтарь, и да пребудет с вами благословение всех ма.
Он не договорил. Чистоплюй шагнул к нему, замахиваясь цвайхандером. Седьмой, захваченный врасплох, успел лишь отшатнуться да схватиться за рукоять кацбальгера. Лезвие двуручника, описав в воздухе красивую изогнутую дугу, ударило его в правую ногу, чуть ниже колена — и, пройдя ее насквозь, вонзилось в левую икру.
Седьмой начал орать, только упав на землю. Хвоя под ним стремительно окрашивалась красным. Зольднеры застыли, пораженные внезапностью случившегося. Маркиз с Пыреем потянулись было к оружию, но перед ними возник Вдовоеб с обнаженным мечом и гнилой ухмылкой, и аркебузиры тут же передумали вмешиваться.
Чистоплюй деловито обошел Седьмого, не спеша примерился и одним ударом отрубил ему голову, прервав пронзительные вопли. Затем тщательно вытер мокрым рукавом лезвие цвайхандера и повернулся к соратникам.
— Никто не дезертирует, — спокойно сказал он. — Битва все еще идет, и мы по-прежнему в ней участвуем. До победы или поражения, как сказано в уставе. Ясно?
— Ясно, — хором отозвались бойцы. Маркиз с Пыреем — громче остальных.
— Наш отряд проберется в тыл врага, найдет источник поганого еретического кощунства и положит ему конец. Командовать отрядом буду я. Кто откажется повиноваться — оскоплю. Ясно?
— Ясно!
— Вот и славно. Тогда в путь, нечего тут прохлаждаться, пока наши братья гибнут.
Вдовоеб забрал у Седьмого кацбальгер, отдал Грачу. Обмотанная кожей рукоять была липкой от крови предыдущего хозяина. Избранные небесами воины, то и дело спотыкаясь, угрюмо побрели через подлесок меж великанских сосен. Первым шагал Чистоплюй, замыкал Вдовоеб — оба с цвайхандерами на плечах.
Битва гремела справа — совсем рядом, но словно бы в ином мире. Звон стали, выстрелы аркебуз, барабанный бой, крики раненых и умирающих добирались сюда единым, нераздельным гулом. Если присмотреться, то сквозь пелену дождя за деревьями можно было различить пестрые знамена, под которыми шевелилась густая людская масса: шлемы, береты, перья, пики и клинки. Грач предпочитал смотреть в другую сторону.
Потому он и стал первым, кто заметил склеп. Неподалеку от их маршрута из зарослей поднималась покрытая мхом двускатная крыша, конек которой украшала сгнившая деревянная статуя. Черты ее уже нельзя было разобрать. Под статуей в бревенчатой стене чернел прямоугольник входа. Этой крыши хватило бы, чтобы накрыть богатый купеческий дом. Или деревенский храм. Зольднеры сбились в кучу, разглядывая сооружение.
— Не знаю, стоит ли туда соваться, — сказал Чистоплюй с подозрением. — Бьюсь об заклад, перед нами святилище еретиков.
— Вот именно! — сказал Вдовоеб. — Может, внутри есть то, что поможет понять, с чем мы имеем дело на поле боя. И еще, — он понизил голос. — Это место являлось мне во сне.
— Во сне?
— Несколько ночей подряд. Раньше не придавал значения, но сейчас увидел — и сразу узнал. Это знак свыше, дружище. Никак иначе.
— Хорошо, — нехотя согласился Чистоплюй. — Загляни. Только быстро. И захвати с собой Грача на всякий случай.
— Да, командир.
Вдовоеб подошел к строению первым и без всяких колебаний скрылся в черной могиле входа. Грач замешкался на пороге, вглядываясь в густую темноту. Из нее веяло плесенью, прелым подземным холодом. Невероятной, невозможной старостью. Что-то зашевелилось в глубине, из мрака вынырнул Вдовоеб.
— Чего застыл? — недовольно пробурчал он. — Здесь даже факелы оставили.
К тому моменту, как Грач спустился по скрипучей лестнице, Вдовоеб уже разжег огонь. Свет факелов выхватывал из темноты осклизлые бревна стен. Грач двинулся вдоль правой, держа наготове кацбальгер, Вдовоеб пошел по левой стороне, водя факелом перед собой и светя под ноги.
На первый костяк Грач наткнулся уже через несколько шагов. Скелет сидел, прислонясь к стене, его шея была окольцована ржавым ошейником, от которого к вбитой в бревно скобе тянулась короткая цепь. Голова была заключена в подобие железного намордника, намертво соединенного с ошейником. Грач содрогнулся. Незавидная смерть — быть прикованным в запечатанном склепе посреди леса. Он почти слышал вопли и стоны, бившиеся некогда в глухих стенах. Приглядевшись, увидел борозды, выцарапанные вокруг скобы — несчастный скреб ногтями дерево, пытаясь освободиться.
— Что это за дерьмо? — крикнул Грач Вдовоебу.
Тот повернул к нему косматую голову, в отблесках пламени сверкнули стальные клыки:
— Если я все правильно понял, мы с тобой сейчас в храме Святой Крапалии. А у стен — ее мужья. Их тут должно быть семь или вроде того.
— Мужья?
— Символические. — Вдовоеб присел возле другого скелета, выудил из рукава короткий нож и принялся ковыряться в ошейнике.
— А что все это значит, позволь спросить? — Грач пошел дальше, считая костяки.
Вдовоеб хохотнул, и эхо его смеха ударило по ушам.
— Это значит, что положение наше незавидное. Еретики нашли склеп и присягнули Святой Крапалии. Потому теперь и оживают.
Грач нахмурился. Обойдя склеп по периметру, он вернулся к Вдовоебу, который все еще ковырялся со своим скелетом. Всего выходило семеро мертвецов.
— Кто такая эта Крапалия?
Вдовоеб покачал головой:
— Не просто Крапалия, а Святая Крапалия. Святая Крапалия Плакальщица, приветствующая усопших, белая вдова Гаргантских Высот. Всегда полезно знать врага в лицо. Иначе воевать приходится вслепую. Улавливаешь? Я собираю все, что могу, о лже-святых и лишь поэтому еще жив. Помню, попался мне один еретический капеллан…
— Подожди, — перебил Грач. — Давай сперва про Крапалию, а потом уже байки.
— Никаких баек. Тот капеллан мне о ней и рассказал. После своей порции бодрящего раскаленного железа, разумеется. Ее церковь мертва уже много лет. И даже среди еретиков считается еретической. Ну-ка, посвети сюда.
Грач опустил факел. Вдовоеб рассоединил половинки ошейника и разомкнул намордник, высвобождая череп. Костяк повалился на пол. Поднявшись, Вдовоеб сказал:
— Найди камень какой-нибудь, — и сам двинулся прочь, внимательно глядя под ноги.
Грач принялся за поиски.
— Так что там с Крапалией? — напомнил он спустя пару минут.
— Святой Крапалией, — донеслось из-за спины. — Она была женой какого-то захудалого графа. Суть в том, что мужа ее убили. То ли во время междоусобицы какой, то ли во время очередного бунта. Тогда Крапалия ушла в отшельничество на Гаргантские Высоты. Она молилась, чтобы ее горе осталось лишь ее горем, и ни одна другая женщина не испытала этой потери. Но как ты знаешь, сынок, далеко не все молитвы достигают нужных ушей. И не все из тех, которые достигают, удостаиваются ответа. Не было ответа и ей. Тогда Крапалия обратила свои мольбы к Новым Святым, и те ответили.
— Да ну!
— Она обрела силу поднимать мертвых, — сказал Вдовоеб, с камнем в руке направляясь к освобожденному скелету. — После такого у нее, разумеется, появились последователи. Воины, сопровождавшие Крапалию, назывались ее мужьями. Не знаю, был это просто титул, или… в любом случае, все закончилось довольно быстро.
— Как?
— Неизвестно, — Вдовоеб опустился на одно колено у костяка и положил рядом камень. — Говорят, будто Крапалию заточили в глубинах храма на берегах Гарганта, но в катакомбах до сих пор ничего не нашли. Еще говорят, будто ее вместе со всеми последователями заковали в цепи, посадили на корабли, а корабли те затопили то ли за Сутулым мысом, то ли у Селедочной Ямы.
Рассказывая, он взял в обе руки череп и шарахнул им об камень. Раз, другой, третий. Череп треснул, и Вдовоеб, умостив его на камне, загнал в образовавшуюся щель нож:
— Только все эти истории — ложь.
— Почему? — спросил Грач, наблюдая, как Вдовоеб водит клинком из стороны в сторону, все глубже загоняя лезвие.