Чистоплюй взмахом снизу отбил фламберг командира, впечатал подкованный каблук сапога тому в ступню, толкнул плечом, сбивая наземь, крутанулся, занося тяжелый меч, и рубанул сверху, метя в открывшуюся шею. Командир успел уклониться, приняв удар на наплечник, но Чистоплюй наступил ему на живот, перехватил цвайхандер и вонзил сверху. Лезвие вошло командиру в раззявленный рот, выбив зубы, и пригвоздило голову к земле.
Меньше всех повезло Грачу. Его противник отбросил пику, вытянул из ножен меч и бросился навстречу. Грач метнулся влево, ткнул кацбальгером наугад, но острие лишь скользнуло по кирасе противника. Тот рыкнул, пригнулся, прыгнул вперед. Локоть пикинера ударил в челюсть, и Грач отскочил, взмахнув руками в попытке удержать равновесие, а перед глазами мелькнула сталь — враг метил в шею, но не достал. Грач попятился, но еретик тут же перешел в наступление, осыпая его ударами. Краем глаза Грач видел тени соратников, сосредоточенно кромсавших руки и ноги начавшим вставать мертвецам. Выждав момент, Грач харкнул в лицо пикинеру. Тот на миг замешкался, подняв руки, и кацбальгер Грача вонзился ему в подмышку. Еретик отпрянул, прижимая руку к ране. Грач пнул его ногой в пах, тут же всадил коленом в склонившуюся голову, опрокидывая корчащегося врага, и вогнал острие меча ему под нижнюю челюсть. Справа возник Ржавый Курт и сразу принялся рубить алебардой сучащие ноги.
Когда все было кончено, Чистоплюй оглядел тяжело дышащих бойцов и кивнул на изуродованные тела, подрагивающие в грязи:
— Плащи. Все берите плащи.
К побоищу приблизились Пырей с Маркизом и попадали на землю, закрываясь от ударов, которыми их осыпал Вдовоеб.
— Скотоложцы драные! — орал он. — Вы какого хера отсиживались?
— Да куда нам тут лезть, — жалобно проблеял Маркиз, закрывая руками лицо. — У нас оружия-то такого…
— Какого, святая блядь, оружия? — ревел Вдовоеб. — Вам на кой хрен ваши ебаные кацбальгеры? Чтобы вы в стороне штаны протирали, сучьи отродья?
Чистоплюй, брезгливо морщась от потока ругани, кое-как оттянул Вдовоеба от перепуганных аркебузиров:
— Всем строиться! Идем к алтарю! Ни с кем не говорить, ни на кого не бросаться — мы идем из тыла со срочным донесением командованию.
— А где командир-то тут? — спросил Ржавый Курт.
— Да какая разница, никто не будет проверять.
Так и получилось. Они шли, утопая по колено в рыхлой грязи, кутаясь в перемазанные кровью плащи, а мимо бежали запыхавшиеся вестовые, сновали священнослужители, таскали ящики с арбалетными болтами юркие мальчишки. Впереди краснело обмякшее, напитавшееся водой знамя еретиков, и где-то рядом должен был стоять алтарь.
Пару раз их окликали, но Чистоплюй односложно гаркал в ответ что-то неразборчивое, и вопросы отпадали. Один только раз к ним прицепился какой-то одноглазый боец с рассеченной башкой. Он истерически кричал и яростно махал руками, указывая на запад, где армия Пакта вминала в склон холма левый фланг еретиков. Чистоплюй пытался отмахнуться, но отогнать бойца сумел лишь Вдовоеб, ухватив того за глотку и поднеся нож к единственному уцелевшему глазу.
Отряд, охранявший алтарь, понял, что к чему, только когда Чистоплюй и Вдовоеб уже снесли по паре голов, а аркебузы Маркиза и Пырея пробили кровоточащие бреши в доспехах двоих алебардщиков. Ржавый Курт и Жонглер бросились вслед за Чистоплюем и Вдовоебом в гущу схватки, стрелки принялись забивать пули в аркебузы. Грач поднял алебарду одного из убитых и первым делом разрубил на части ее хозяина, уже начавшего подниматься, но тут же обернулся на крик Вдовоеба. Именно тогда он увидел алтарь.
На сером неотесанном валуне покоилась огромная полноразмерная рака, отлитая из серебра. Ее покрытые патиной стенки все еще сохраняли частицу серебряного блеска и тускло светились в росчерках редких молний — будто сам Святой Рэв опасался лишний раз привлекать внимание смертных к этой усыпальнице. Львиные головы по углам массивной крышки угрожающе скалились, и из их пастей капала дождевая вода. Как слюна, если бы эти львы были живы. Если бы они были смертельно голодны.
Грач смотрел на раку, и груди его клубился стылый ужас. Он ожидал увидеть маленький ковчежец с одной лишь засушенной кистью в нем или, в крайнем случае, урну с прахом. Но в таком гробу мог поместиться целый человек. Какие по силе мощи он скрывает?
Его дернул за руку Ржавый Курт. Лицо перекошено, на щеке словно бы тряпка из струящегося алого шелка — лило из рассеченной башки, а сам Курт был бледнее смерти. Он ревел, утягивая Грача за собой туда, где рубились Чистоплюй и Вдовоеб. Туда, где покоилась рака. Где скалили клыки почерневшие от времени львы. Грач успел увидеть росчерк меча среди дождевых нитей, съежившегося на земле человека в пробитой сильным ударом кирасе, успел заметить перекошенное от гнева и отчаяния лицо Чистоплюя и бегущего к раке Вдовоеба.
Ржавый Курт вдруг споткнулся, будто наступив в лисью нору, и сбился с шага, не дойдя нескольких шагов до пятачка, усеянного расчлененными телами, посреди которого бились доппельзольднеры. Из кирасы его торчали два арбалетных болта. Курт падал, устремив остекленевший взгляд куда-то за низкие жирные тучи, и Грач упал рядом, укрываясь его большим телом. По лицу неприятно шоркнула сталь кирасы, а в нос ударил стойкий запах закисшей от пота одежды.
Холодная грязь хлынула за шиворот. Грач извернулся кое-как, спихнул с себя обмякшего Ржавого Курта, вытянул из-под него ноги. Он ошалело вертел головой, высматривая арбалетчиков, и в тот миг, когда увидел их — буквально в тридцати шагах, впятером натягивающих тетивы для следующего залпа — на плечо ему опустился тяжелый ствол аркебузы, а Маркиз из-за спины крикнул:
— Не шевелись!
Тут же до слуха Грача донеслось шипение фитиля. Краем глаза он заметил, как Пырей, растянувшийся рядом в грязи и тоже прикрывающийся телом Курта, прикладывается к своей аркебузе. А еще успел заметить, что от арбалетчиков по дуге, чтобы уйти с линии огня, к ним бегут трое мечников. У одного из них не доставало левой руки, и он волочил цвайхандер правой, чертя в грязи глубокую борозду.
В следующий миг под ухом громыхнуло, в глазах от грохота вспыхнуло, щеку на миг опалило раскаленным железом, и по ней тут же побежали жаркие струйки из моментально оглохшего уха. Обзор закрыло облако порохового дыма, забившее ноздри кислой ватой.
Маркиз отбросил аркебузу, вскочил на ноги и бросился вперед, обегая ошеломленного Грача и выхватывая на ходу кацбальгер из ножен. Пырей бросился вслед за ним, а вдалеке за пороховой дымкой трое уцелевших после выстрелов арбалетчиков уже вскидывали свое оружие, готовясь стрелять. Пырей и Маркиз рванули навстречу мечникам, не давая арбалетчикам толково прицелиться, и Грач, еле передвигая ногами и превозмогая тошнотворное головокружение, поспешил за ними.
Он успел сделать несколько шагов, прежде чем почувствовал удар в шею. Голова мотнулась, в горле тут же заклокотало на вдохе, а под воротник побежало горячее. Грач потянул руку к горлу, но, не донеся, наткнулся на что-то твердое. Прикосновение пронзило тело болью. Он скосил глаза вниз и увидел, что из шеи тянется конец болта с жестким оперением. Это уже было, подумал Грач. Это случилось с Рудольфом из Гробенвальда, капитаном нашей баталии. Теперь я знаю.
Ноги подкосились, он выпустил из пальцев алебарду и опустился на четвереньки, глядя, как кровь капает в грязь, смешиваясь с мутной дождевой водой, растворяясь в ней темным, подвижным узором. Из чего состоит мир? Из воды да грязи. Из чистой воды да черной грязи. Из…
Грач очнулся от тягучего, густого кошмара, хрипя от ужаса. Глаза его были широко распахнуты, но он не видел ничего вокруг — перед ним все еще стояли сводящие с ума картины посмертия. Воздух еле пробивался в простреленную гортань, и Грач чувствовал, как пузырится кровь в ране. Его куда-то волокли за шиворот. Грач кое-как повернул голову, и увидел, что его тащит Вдовоеб, тянет за собой к раке. Невдалеке двое вражеских мечников подрубили ноги Маркизу и опустили клинки на его непокрытую голову. Пырей лежал рядом, недвижный, втоптанный в грязь. Чистоплюя он не видел, но слышал его рев невдалеке. Жонглер мелькнул за спинами арбалетчиков, и голова одного из стрелков тут же слетела с плеч.
Оперение болта в шее покачнулось, перед глазами начало темнеть, но в этот момент Вдовоеб прислонил Грача спиной к валуну, на котором покоилась рака, и склонился сверху. Грач поднял голову и встретился с Вдовоебом взглядом. Тот подмигнул Грачу, сдернул с него набрякший грязью плащ, а после одним взмахом ножа рассек ремни его кирасы, сорвал ее и отбросил в сторону.
Грач, не в силах шелохнуться, сидел, безнадежно хватал ртом воздух и смотрел, как Вдовоеб распорол дублет на его груди, приставил острие ножа к грудине и со всей силы ударил по навершию, загоняя лезвие в грудь Грачу и отделяя ребра. Нож вошел с влажным хрустом. Треск хрящей и костей заглушил остальные звуки, в легких вспыхнул жар, и все снова померкло.
Грач вновь открыл невидящие глаза, вопя и обливаясь холодным потом. На миг ему показалось, что сорвал голос, но тут же неловким движением он задел болт в шее, и изодранная кошмаром память начала склеиваться в единое полотно.
Вдовоеб все еще склонялся над Грачом и шарил руками где-то у него под затылком — там, где разливалась тупая боль. Зазвенел отброшенный в сторону наконечник болта. Вдовоеб ухватился за оперение, потянул на себя, и древко вышло из шеи с чавкающим звуком. Грач почувствовал зуд в глубине раны, подался вперед, выкашливая из горла сгустки крови. Недоумение постепенно сменялось ужасом, еще более глубоким, чем испытанный минуту назад. Сменялось пониманием.
Осклизлые стены склепа.
Поблескивающий смоляной шарик в руке Вдовоеба.
Осколок черепа с угольно-черной изнутри стенкой.
Кислый запах собственной блевотины и протянутые Вдовоебом сухарь с вином.
Причастие.
Грач опустил взгляд на зияющую под распахнутым дублетом рану. И на пульсирующий алый комок в руке Вдовоеба. В груди внезапно разлилась гулкая и тоскливая пустота. Там больше не билось сердце.