— Наши деяния давно взывали к отмщению. Погрязшие в повседневном, ежеминутном круговороте житейского греха, мы, более того, находили в себе силы даже для греха смертельного. Колесо Жизни, остановить которое не под силу никому из смертных, накручивало их на себя. Сперва тонкие нити, потом огромные канаты. Колесо не остановилось под их тяжестью, но стало вращаться медленней, взывая к освобождению. И освободитель явился. Взяв грех убийства на себя, он напомнил нам о неминуемом воздаянии. Чем раньше одумаемся мы, чем раньше придем к благости, тем скорее нужда в карающих его руках оставит наш город. До той же поры он будет вершить свою месть, не разбирая грехов малых и великих, ибо имя ему вампир!
По толпе пробежал суеверный ропот.
Монахи внизу на площади, не открывая рта, протяжно, на одном дыхании, загудели горлом. Так гудит пчельник, оживающий с первыми лучами рассвета. Солнце же, напротив, клонилось к закату, стекая вниз как утиный желток.
«Язык у епископа подвешен неплохо», — думал Жеррард, продолжая шерстить взглядом толпу и слушая разглагольствования священника о церкви, как о последней крепости человеческой души.
— Колесо Жизни, как колесо всякой телеги, положено смазывать, дабы не знало оно износа. Покажем же, братья, что не только насильно можно добыть нашу кровь. Мы сами готовы отдать ее за грехи!
Монахи достали крошечные лезвия и приступили к ритуалу обновления, обводя уже зажившие шрамы на собственных лысинах. По головам потекла ручейками кровь, будто на каждую надели перевернутую вверх ногами алую корону с тонкими зубцами. Гудение стало напряженным, более яростным, сквозь него начали прорастать первые высокие нотки. Воздух пронизали тонкие иголки запаха крови.
Епископ, швырнув притихшей толпе «аминь», поднялся по пологому скату крыши и занял место в центре колеса аккурат в тот момент, когда солнце замерло у него за спиной. Фигура его казалась вертикальным зрачком оранжевого кошачьего глаза, взирающего на всех и каждого. Монахи тянули ноту ввысь, раскатывая воздух в глотках будто тесто, отшелушивая любые басы, восходя к почти фальцетному крещендо.
Едва они замолкли, над благоговеющей еще толпой раздался пронзительный крик епископа. Пока горожане наблюдали, ничего не понимая, как огромная тень, выросшая за спиной священника, откручивает многомудрую голову со столь изящно подвешенным языком, Жеррард прицелился и выстрелил. Затем он выпустил одну за другой еще три пули подряд, прежде чем понял, что тварь, уже отбросившая оторванную голову и под нарастающий рев толпы разрывающая напополам тело епископа, не обращает на выстрелы никакого внимания.
Егерь оставил ружье и, выскочив из укрытия, побежал по скользкой черепице к зданию собора. Перепад между крышами здесь был небольшой, а вот о расстоянии Жеррард старался не думать — прыжка могло не хватить. Краем глаза он видел, как закипает толпа на площади — одни подались к самым стенам собора, смяв обезумевших от горя монахов, другие бросились прочь.
Прежде чем в глазах потемнело от удара о черепицу, Жеррард успел увидеть, что тварь оставила наконец истерзанный труп и скачками ринулась ему навстречу. Потом мгновение мрака, боль в груди и коленях, натяжение связок в плечах, хруст пальцев и скрежет медвежьего когтя по черепице. Когда егерь поднял голову, над ним уже нависла отвратительная тень.
Посреди угловатого силуэта, затянутого черной кожей, качалась безжизненная маска, отдаленно напоминающая человеческое лицо в налипших лохмотьях кожи. Глаза ее тускло светились. Непропорционально выдающиеся вперед челюсти механически сжимались и разжимались, обнажая огромные клыки.
Вампир застыл, будто присматриваясь к новой жертве, и этого мгновения хватило Жеррарду, чтобы разрядить выхваченную картечницу в чудовище. Залп отбросил взвывшего противника, но и сам егерь, не удержавшись, рухнул навзничь в темноту переулка.
Приземление было болезненным, но гораздо более мягким, чем ожидал Жеррард. Он с трудом приподнял голову, стараясь не шевелить больше ничем, и увидел собственный берет, покоящийся на козлах, где обычно восседал Ддри. Поняв, что он лежит на крыше собственной повозки, егерь позволил себе провалиться в короткий обморок.
Добравшись до замка и сочтя свое состояние весьма приемлемым, Жеррард отлежался до утра, переговорил с Наместником, после чего плотно позавтракал, запив окорок на кости, к великому удивлению сносный, кувшином ожидаемо плохого пива. Глашатаи должны были вновь созвать народ к полудню, так что у него оставалось немного времени на отдых.
Утренний полумрак в замке был почти неотличим от вечернего, однако головная боль не дала Жеррарду снова заснуть. К порошку егерь решил не прибегать, поэтому достал из-под кровати шахматную доску и расставил на ней фигуры. Задача оставалась неразрешимой. Перебрав в тысячный раз все возможные комбинации, Жеррард все-таки начал клевать носом, но тут же был разбужен стуком в дверь, дерзким и неуверенным одновременно.
Пока егерь подбирал проклятие погрубее, дверь распахнулась, и в комнату бочком шагнул Домеций. Подмигнув хозяину комнаты — желание держаться нарочито раскованно читалось в каждом жесте, — сын Наместника поздоровался и плюхнулся без приглашения в кресло у кровати. Жеррард, не подав виду, вновь вернулся к задаче. Берясь поочередно то за одну фигуру, то за другую, егерь не отрывал их от доски, чтобы сделать наконец ход. Ему нравилась гладкость их шлифовки и уютная теплота, с благодарностью возвращаемая пальцам.
— Может быть, помочь? — Домеций, обойденный вниманием, начал нервничать.
Не поворачивая головы, Жеррард поймал стеклянным веком редкий солнечный луч, пустил в пыльном воздухе зеленую искорку, после чего протянул доску титулованному горбуну. Тот, видимо, вполне уверенный в своих силах, принялся вертеть ее так и этак, но пока егерь прогулялся к ночному горшку и отбарабанил в жестянку уже переварившееся пиво, Домеций окончательно сдался.
— Фигур не хватает, — бросил он виновато.
— Верно подмечено, не хватает.
— Если пожелаете, я прикажу придворному мастеру выточить их вам к завтрашнему утру! — Жеррард окончательно утвердился в мысли, что сыну Наместника от него что-то нужно.
— Если бы все было так просто, Домеций. Боюсь, что у вашего мастера не найдется нужного материала.
— Это же обычная кость, — юноша повертел в пальцах фигурку разъяренного сторожевого пса, ощерившего пасть и приготовившегося к атаке.
— Это и вправду кость. Кость моего врага. Это, например, Свиной Пуп. Под его предводительством южане совершили дерзкую вылазку, застав сонными моих однополчан, пока я был в дозоре. А это, — медвежий коготь чиркнул по башенке с искусно выделанными стрельчатыми бойницами, — Риггс, предатель, подкупленный южанами, устроивший поджог в форте и попытавшийся отрыть ворота врагу. Это, — палец уткнулся в надутое пузо человечка с окладистой бородой, скрестившего на груди топоры, — один из троих, пытавших меня, оставивших это, — Жеррард указал на циркулярный шрам у себя на лбу, — и лишивший меня век. Имя не успел спросить, к сожалению.
— А остальные двое, где остальные? — Заносчивый юнец в глазах Жеррарда окончательно превратился в любопытного мальчишку, знающего о войне только по книжным иллюстрациям.
— До остальных руки не дошли — война кончилась. А точнее остановилась, — хмыкнул егерь и ловко убрал доску обратно под кровать.
— Так чего вы, мой юный романтик, искали в этих покоях?
Домеций вскочил и зашагал по комнате от ночного горшка к окну. Краска сошла с его лица, и на нем отражалось теперь мучительное сомнение.
— Я хотел предложить вам работу…
Жеррард хмыкнул, но промолчал, протирая платком стеклышки на глазах.
— Да, работу, — самообладание вернулось к сыну Наместника. — Вы лучший охотник, и я хотел бы просить вас добыть для меня голову одного животного.
— Даже если допустить, что я решил бы отвлечься от поручений короля и выступить на посылках у молокососа. Ну да ладно, о чьей голове идет речь?
— О голове моего отца.
Жеррард отнял платок от глаз и внимательно, без всякой иронии посмотрел на юнца.
— О, да, это самое настоящее животное, — продолжал Домеций. — Не ждите от меня откровений, я не брошу тень на нашу фамилию, открыв все страсти. Так будет лучше для всех. Довольно простого факта, что он стар, глуп и труслив. Как известно, это не самые подходящие качества для правителя. Вместо того, чтобы выгнать из города монахов и открыть на том же месте университет, как в столице, он готов кланяться каждому клирику. Дело ведь в серебре, а его у нас предостаточно. Кстати о серебре. Не желая купить паровые машины и увеличить выработку руды, он продолжает забрасывать копи шахтерским мясом. Из культурных развлечений в городе почитай только цирк уродов, а можно бы пригласить к нам театральную труппу с репертуаром.
Лицо Домеция раскраснелось, он эмоционально жестикулировал, будто дирижировал церковным хором.
— А еще отец не дает вам взойти на трон? — стекляшки в глазницах егеря сверкнули непроницаемо, тускло.
— Да, я не слишком видный наследник и, зная отца, вполне могу предположить, что родному сыну наместник может подыскать… наместника. Впрочем, дело не только в этом. Королевству нужна новая кровь.
— Кровь, — задумчиво протянул Жеррард, — кровь льется каждый день. И будет литься до тех пор, пока на Мышином Камне не поймут, что нельзя откупиться серебром от трагедий, как это удалось вам сделать в последней войне. Ты хочешь быть новой кровью, но просишь, чтобы я проливал кровь твоего отца за серебро. Или чем ты хотел заплатить мне?
Домеций стоял, глядя себе под ноги; казалось, он забыл, что значит дышать.
— Я сделаю вид, что не слышал этой безумной просьбы, — продолжил егерь. — Уходи и постарайся, чтобы мы больше не встречались.
Поколебавшись мгновение, но не сумев подобрать нужных слов, горбун вышел.
Встретиться, как и предполагал егерь, им больше не пришлось.