К полудню на площади собралась внушительная толпа. Позже Жеррард узнал, что народ пришлось сгонять армии и монахам — вчерашний кровавый молебен произвел впечатление на простых горожан. Ступив на помост рядом с Наместником, егерь оглядел притихшую толпу.
— Я знаю, что многих из вас напугала вчерашняя трагедия. Потеря епископа — большое несчастье, но не большее ли несчастье гибель ваших близких, ваших друзей?
Толпа одобрительно загудела.
— С самого начала, изучая следы убийцы, я заподозрил неладное. Слишком силен и изворотлив он оказался. Его жестокость была нечеловеческой. Я допросил всех: от бедняков с окраин до королевского Наместника. Но я, загнавший тысячи зверей и. людей, не чувствовал, что иду по верному следу, пока не столкнулся с убийцей лицом к лицу. Все вы были свидетелями того, как я выпустил в эту тварь заряд картечи, способный свалить любого медведя, но враг вашего города, со вчерашнего дня ставший моим личным врагом, остался жив. Стоит ли говорить, что вблизи эта тварь совершенно не похожа на человека? Ее тяга к крови — а ведь вы помните, что именно запах монашеской крови привел чудовище на праздник — выдает в ней противника куда более опасного. Очевидно, вы и сами догадались, но теперь у меня нет никаких сомнений — мы имеем дело с вампиром.
Притихшая в молчании толпа, зароптала, загудела, а после и вовсе заревела. Неистовство длилось недолго, Жеррард не торопил своих слушателей. Наконец он подал успокаивающий знак рукой и продолжил.
— Как вы знаете, вампира не возьмешь простой пулей, стальным клинком или ядреным словом. Против него нужно оружие особое. Епископской молитвы и благословения мы со вчерашнего дня лишены.
Остается серебро. Наша страна изъедена войной, казна ее пуста. Ваш город стоит на серебряных копях и только от вас теперь зависит, сможем ли мы вместе собрать необходимое количество серебра для того, чтобы избавиться от кровожадного мучителя.
Толпа, осознав, чего именно от нее требуют, заревела еще громче, но уже на другой лад. Помимо гневных вопросов в Жеррарда летели и проклятия. «Ничего, пущай убывають! Дыхнуть свободнее будет! Не боюсь! Не дам ни унции!» — разорялся в первом ряду какой-то мужичок. Егерь едва сдержался, чтобы не пнуть его в брызжущее слюной лицо.
— Решать только вам, — продолжил Жеррард, когда запал горожан немного поутих. — Если жизнь ваших близких вам совсем не дорога — я просто поеду дальше, в места, где во мне по-настоящему нуждаются. Я не нищий и не попрошайка.
Егерь развернулся, чтобы покинуть помост, но увидел, как взмыленный, весь в испарине, капитан стражи, задыхаясь, взбегает ему навстречу; мечется, не зная к кому броситься первым, и выбирает в итоге Наместника. Капитан почти кричит, но голос его тонет в бесновании толпы. Глаза Наместника непонимающе стекленеют, а потом начинают расширяться, пигментные пятна вокруг них, дрожа, напоминают круги на воде. В конце концов, шатающейся походкой Наместник выходит вперед и делает повелительно-отчаянный жест. Толпа неуверенно замолкает.
— Мой сын, мой возлюбленный Домеций, убит только что. Растерзан безжалостным чудовищем. Я отдам половину и без того оскудевшей казны, чтобы добиться правосудия! Если, конечно, этого будет достаточно… — Наместник обернулся к Жеррарду.
— В таком опасном деле, когда висит на волоске не только моя собственная жизнь, но и десятки других, я предпочел бы не рисковать. Мне следует предстать перед тварью во всеоружии, быть готовым буквально к любой уловке и неожиданности. На это потребуется больше, гораздо больше. Впрочем, все извлеченные из чудовища болты, пули, клинки можно переплавить обратно и вновь разделить между теми, кто внесет лепту в наше благое дело.
Толпа впервые не взорвалась ревом, что Жеррард счел знаком благоприятным, поэтому смелее продолжил:
— С сегодняшнего дня всякий, принесший ко двору серебро, получит расписку с королевским гербом. Я лично займусь подготовкой оружия. Что ж. Теперь все зависит только от вас.
Деньги, сперва тонкой струйкой, а после и задорным ручейком, потекли во дворец. Несли всякое: кто утаенный после смены в шахтах небольшой самородок, кто культовый серебряный обруч. Цепочки, книжные оклады, обручальные кольца — чего здесь только не было.
Впрочем, Наместник со своим обещанием не спешил, с головой уйдя в похороны.
Пышности постарались избежать — простой гроб, никаких застолий, обычное богослужение. Домеций, которому тварь, пощадив лицо и тело, начисто срезала горб, казался в простом деревянном ящике почти нормальным. «Так ему больше идет», — как бы невзначай заметил Наместник, опуская крышку гроба, прежде чем отправить свое чадо на костер. Жеррард посмотрел через желтое стеклышко, как плеснуло огнем на неструганные доски, зажмурился и вспомнил горящий форт на Соленом Перешейке.
Мечущиеся люди, текущий по стенам огонь. Дым, бросающийся кошкой и заставляющий людей падать на колени, в попытках сорвать с лица, выскрести из горла бесплотный удушливый мех. Себя, хрипящего среди прочих в предвкушении скорого конца, он видел как будто со стороны.
Но вот невидимая сила поднимает егеря на ноги, толкает к двери, подпертой снаружи предателем Риггсом. Вот он отталкивается от безжизненных и бьющихся в агонии тел; налетает на дверь, ударяясь в нее раз за разом, пока та наконец не поддается. Не видя ничего глазами, ослепшими от слез и дыма, содрогающимися от рези при каждой попытке открыть их, Жеррард возвращается наощупь. Задержав дыхание, он вытаскивает тех, кто попадается под руку, пока одна из обрушившихся балок не обрушивает заодно и его сознание. Только что спасенные им товарищи вытаскивают егеря следом и обдают водой. Вместе они спешат к воротам, чтобы остановить предателя. Атака врага сорвана, но нужно поквитаться с Риггсом. Жеррард находит его прячущимся в свинарнике за кучей навоза и медленно распарывает от пупка до горла под визг обезумевших свиней…
Когда Жеррард пришел в себя, он увидел зарево кузнечной печи. Одна рука сжимала клещи с заготовкой, другая исправно била по ней молотом. Жизнь продолжалась.
На следующий день егерь велел Наместнику отправить гонцов по дворам. Без угроз или вымогательства тем полагалось собрать серебро с самых ленивых, больных и просто прижимистых. Эта уловка тоже принесла неплохие результаты. На подготовку ушла неделя, в которую, по странному стечению обстоятельств, не было ни одного убийства. Когда же в назначенный день Жеррард явился взору толпы, собранной на площади по приказу Наместника, он сверкал в лучах заходящего солнца, будто мифический рыцарь.
У левого бедра егеря качался полуторный меч, у правого — топорик и три кинжала; похожие на зубы, арбалетные болты посверкивали из нагрудных карманов, нашитых на пластинчатый доспех; мешочек с картечью оттягивал пояс, на поверку оказывающийся свернутой сетью, сплетенной из тончайших серебряных нитей; наконец из-за плеча выглядывала рукоять внушительного кистеня. Все из цельного серебра: от навершия до рукояти.
Народ и вправду смотрел на него как на некое божество, впрочем, Жеррард небезосновательно полагал, что благоговение людям внушает не его героический вид, а то колоссальное состояние, которое служило ему инструментами. Монахи вошли в толпу и сделали на запястье каждого небольшой надрез, после чего по сигналу руки взметнулись вверх. Им нужно было привлечь вампира, заставить его обезуметь от запаха крови, прийти — пусть и против воли. Жеррард стоял, не таясь, на том самом месте, где не так давно был растерзан епископ.
И противник не заставил себя долго ждать.
Он появился на одной из крыш с противоположной стороны площади и под испуганно-восторженное улюлюканье принялся неспешно огибать ее, гигантскими прыжками преодолевая расстояние между домами. Подпустив вампира поближе, Жеррард опустился на колено и поднял лежащий рядом арбалет. Скрипнула тугая тетива, свистнула, удаляясь, серебряная молния болта. Егерь мог поклясться, что ему удалось несколько раз попасть в приближающуюся цель, но драгоценные снаряды пока справлялись не лучше обычных. Когда вампир перемахнул последний разделяющий их переулок, Жеррард аккуратно положил бесполезное уже оружие и, укрывшись за ритуальным колесом в центре крыши, снял с пояса меч.
Теперь все зависело от точности расчета. Егерь, задержав дыхание, обратился в слух. Шаг. Второй. Третий. Четвертый. Заходит справа. Время, почти остановившись в это мгновение, вновь потекло быстро — так распрямляется сдавленная до предела пружина. Жеррард шагнул влево и, проскользнув в кольцо, оказался за спиной у твари, не понимающей, куда испарился противник. Этого секундного замешательства егерю хватило, чтобы загнать ей меч пониже лопатки.
Яростный рык и крепко увязший клинок, который не удалось выдернуть обратно, говорили о том, что удар достиг цели. Неуклюже отмахнувшись, вампир легко отбросил Жеррарда на несколько шагов. Вслед за радостным гулом по обмершей толпе пробежал вздох ужаса, когда ее чемпион покатился по крыше.
Вампир сделал несколько попыток избавиться от меча — клинок выглядывал прямо из-под его левой лапы, — но дотянуться до рукоятки так и не смог. Зарычав, а точнее — заскрежетав, он бросился на Жеррарда, уже изготовившегося встретить противника; правой рукой егерь сжимал картечницу, а левой топорик. Выждав, он нажал на спусковой крючок с таким расчетом, чтобы ни одна картечинка не прошла мимо; залп отбросил ничего не понимающее чудовище. Не теряя времени, Жеррард перебросил топорик в правую руку и метнул его в замешкавшегося противника. Удар пришелся в ключицу.
В этот раз вампир и не подумал выдернуть завязшее в плоти оружие: одна его лапа болталась безвольным маятником, другой он прижимал обездвиженную конечность к туловищу, затравленно оглядываясь. Над площадью повисло молчание. Егерь уже понял, что будет дальше: он уверенным шагом двинулся к твари, на ходу метая кинжалы. Каждый бросок достиг цели; лезвия щетинились на спине вампира как иголки в игольнице. Тяжело опираясь на уцелевшую лапу, чудовище бросилось прочь.