Умножающие познания и годы
Глава 1Выдающиеся достижения врачей XIX века
Хирург У. Мортон (1819–1868),дантист X. Уэллс (1815–1848),врач, химик, учитель У. Мортона Ч. Джексон (1805–1880)(все из США) — создатели закисно-азотного и эфирного наркозов*[17]
Люди издавна искали средства обезболивания на время операции. Хирурги древней Ассирии надевали больному на шею петлю, затягивая ее до тех пор, пока пациент не терял сознание. Когда пациент приходил в себя, петлю затягивали опять и так продолжали до конца операции. В средние века применяли различные снадобья, рецепт которых хранили в строгой тайне. Однако при малых дозах пациенты пробуждались от боли во время операции, а при больших — умирали от отравления. Поэтому знаменитый французский хирург Альфред Вельпо (1795–1867) говорил: «Нож хирурга и боль — неотделимы друг от друга. Безболезненная операция — мечта, которая никогда не сбудется».
Но вот в 1800 г. великий английский химик Хемфри Дэви сообщил об опьяняющем и болеутоляющем действии недавно открытого газа — закиси азота. Но Дэви ничего не говорил о возможности применения закиси азота в хирургии. И вот бродячий проповедник некто Колтон стал демонстрировать публично эффект «веселящего газа», беря с желающих по 25 центов. На одной из демонстраций присутствовал дантист Хорэйс Уэллс, который и сообразил использовать закись азота при удалении зуба. Это и было сделано впервые 11 декабря 1844 г. в Хартворде (США), причем пациентом был сам Уэллс, а удаление проводил доктор Джон Риггс [Островский, 1983. С. 25]. Однако затем последовала неудача: во время операции в Бостоне, когда д-р Уоррен проводил удаление, а д-р Уэллс — обезболивание, последнее оказалось недостаточным. Д-р Уэллс, осмеянный коллегами, покинул операционную. Жизнь этого талантливого, но крайне ранимого врача, преподносила ему, наверное, и другие тяжелые «сюрпризы», которые он не смог анестезировать. Точные причины не известны, но д-р Уэллс покончил с собой в возрасте всего 33 лет.
Иная судьба ждала Уильяма Мортона, этого истинного американца-трудоголика, нацеленного на главное дело, преодолевающего все материальные и моральные преграды на своем пути. Он пожертвовал своей дружбой с Уэллсом (что способствовало депрессии последнего), перешагнул через добрые отношения со своим учителем Чарльзом Джексоном, уступив тому лишь 10 % дохода от патента; в дальнейшем они сделались заклятыми врагами. Но метод эфирного наркоза состоялся все-таки в основном именно благодаря Мортону, который, надо отдать ему должное, предварительно испытывал действие эфира на себе.
16 октября 1846 года в Бостоне, когда больного положили на операционный стол, Мортон накрыл ему лицо полотенцем, сложенным в несколько слоев и стал кропить жидкость из бутылки. Больной вздрогнул, что-то пробормотал, но быстро успокоился и погрузился в глубокий сон. Мортон продолжал кропить жидкостью полотенце, прикрывавшее лицо больного. Д-р Уоррен начал операцию. Сделал первый надрез. Больной продолжал спокойно лежать и равномерно дышать. Когда операция закончилась, Мортон снял с лица пациента полотенце, и больной через несколько минут пришел в себя. Тогда д-р Уоррен обратился к собравшимся студентам и ассистентам с такими словами: «Господа, то, чему мы были свидетелями, вскоре поразит изумлением весь мир».
Но основные трудности были впереди. Больные иногда умирали от передозировки эфира, от гипоксии, а наименьшим злом была недостаточность обезболивания. Первый аппарат Мортона, который позволял хоть как-то регулировать подачу эфира, представлял собой бутыль с трубкой, опущенной в эфир. Одновременно через трубку пропускался и поток воздуха. Эта смесь подавалась в легкие и вызывала наркотизацию.
На кладбище в Бостоне, где похоронен Мортон, на его могиле можно прочесть надпись: «Здесь похоронен Уильям Томас Грин Мортон — изобретатель метода обезболивания. До него испокон веков всякая операция была мучением, а он устранил страдания оперируемых, и с этого времени наука победила боль» (цит. по кн.: [Федоровский, 2001]). В книге В. Ю. Островского сказано несколько иначе: «Время все расставило по своим местам: потомки заслуженно назвали всех троих первооткрывателями наркоза. Всем троим благодарное человечество поставило памятники, и споры о приоритете закончились».
Островский, 1983. С. 25
Комментарий Б. Г.
Анестезиология начала XXI века уже не применяет довольно вредных хлороформа и эфира. Общая анестезия, обеспечивающая больному глубокий сон во время операции, использует ряд других средств, вводимых через дыхательные органы (например, севофлуран) или путем инъекции (например, пропофол). С анестезией комбинируют анальгезию, обеспечивающую блокаду болевых импульсов после операции. Разработана методика грудной эпидуральной анальгезии (ГЭА), при которой игла вводится в спинной мозг (умело сделанная, эта операция безболезненна), и через иглу подается раствор (сложного состава, например, из трех компонент: ропивакаин, адреналин и фентанил). ГЭА проводится в течение стольких суток, сколько потребуется для обезболивания после тяжелых операций или при тяжелых состояниях больных (например, онкологических), которые сопровождаются крайне сильными болями. Это позволяет отказаться от традиционно применявшихся в таких случаях уколов с опиатами (морфином и др.). Недавно в Скандинавии разработана «помповая методика» ГЭА, состоящая в том, что больного можно переводить из реанимационной палаты в обычную, а потом даже на дом, снабдив пластмассовой помпой, содержащей указанный раствор. Помпа подсоединяется к игле, постоянно находящейся в эпидуральной области, больной сам регулирует поток раствора так, чтобы болевые ощущения свелись к нулю. Известны случаи, когда у онкологических больных такая помпа, пополняемая периодически раствором, стояла до двух месяцев. На тысячи случаев применения ГЭА осложнений не было ни одного. В России эту технологию анальгезии освоили и доработали (включая серийное производство помп) в Российском онкологическом научном центре (РОНЦ), в отделении анестезиологии под руководством профессора Е. С. Горобца. Они уже обучили этой инновационной технологии ряд отделений анестезиологии в различных городах нашей страны. Все это сообщается здесь, чтобы люди знали: в принципе, боль можно свести к нулю при любой болезни и поддерживать это состояние неопределенно долго.
Игнатий Земмельвейс (Венгрия, 1818–1865)Асептика при родах*
Доктор Земмельвейс был назначен в 1846 году доктором-акушером в клинике общедоступной больницы в Вене. В первый месяц работы Земмельвейса в клинике из двухсот рожениц умерли тридцать шесть. Земмельвейс пришел в ужас. Он никогда не предполагал, что столько женщин, до 30 %, вынуждены платить собственной жизнью за рождение ребенка. На третий или четвертый день после родов у рожениц внезапно появлялась высокая температура, и через несколько дней они умирали. Еще больше волновало Земмельвейса то, что все врачи, во главе с начальником клиники профессором Клейном, считали это вполне нормальным явлением. По их мнению, женщины погибали от «атмосферно-космической» эпидемии, вызываемой невидимыми миазмами, борьба с которыми совершенно безнадежна. Никто не задумывался над тем, что в соседней клинике этой же больницы смертность была в несколько раз меньше, а разница была в том, что в соседнюю клинику не допускались студенты. Почему же во второй клинике не было «атмосферно-космических миазмов»?
Больше двух лет мучился Земмельвейс этим вопросом и пришел к такому выводу. В отделении профессора Клейна работают студенты, которые приходят в больницу непосредственно из прозекторской и ухаживают за роженицами, не вымыв рук. Это они разносят заразу. А во второй клинике работают только акушерки, которые не бывают в прозекторской! О своем предположении Земмельвейс сказал профессору Клейну и потребовал, чтобы все врачи и студенты, перед тем как приступить к акушерской работе, тщательно мыли руки и несколько минут держали их в хлорной воде. Старый профессор недоверчиво улыбался, но выдал соответствующее распоряжение. И что же? Уже в первый месяц после внедрения правила о мытье рук, смертность в акушерской клинике профессора Клейна снизилась с 20 до двух женщин на сто рожениц. Земмельвейс торжествовал победу!
Как вдруг, спустя примерно год, в клинике произошел новый ужасный случай. Разрешения от бремени ждали 13 женщин, лежавших на койках в одном ряду. И 12 женщин одна за другой умерли. В живых осталась только одна, крайняя в ряду, с которой Земмельвейс обычно начинал обход. У нее был нарыв, к которому Земмельвейс прикасался руками, когда обследовал больную, а после переходил к остальным женщинам. Он пришел к выводу, что не только трупные препараты могут вызвать родильную горячку, которую много позже назвали сепсисом. Причиной ее может быть и гнойное заражение от живого человека! Земмельвейс немедленно распорядился применять дезинфекцию рук перед каждым обследованием пациентки. В 1848 году в клинике Земмельвейса из почти 3 500 рожениц умерли только 45, но, несмотря на это, Земмельвейсу пришлось долго убеждать врачей следовать его примеру. Над ним жестоко смеялись коллеги, его изгнали из клиники в Вене. Идеи Земмельвейса восторжествовали лишь много лет спустя. Его громадной заслугой перед человечеством является внедрение тщательной асептики в акушерстве.
А еще через 100 лет после смерти Земмельвейса в СССР был открыт и расшифрован синдром диссеминированного внутрисосудистого свертывания (ДВС), который всегда сопровождает сепсис. Выдающиеся советские врачи Мария Семеновна Мачабели, Зиновий Соломонович Баркаган и Андрей Иванович Воробьев со своей школой разработали эффективную методику борьбы с сепсисом путем массированного вливания плазмы. Они дали новое определение сепсису, как общему заражению организма плюс ДВС-синдром. В результате этого смертность у родильниц в Москве, Петрозаводске, Хмельницком, где эту методику освоили, понизилась в несколько раз. Но, как замечают А. И. Воробьев и П. А. Воробьев, многие врачи до сих пор не знают, что такое ДВС и как надо его купировать.
Академик Андрей Воробьев… 2010
Шарль Эдуар Броун-Секар (Франция, 1817–1894)Пересадка половых желез*
В 1849 году немецкий физиолог Арнольд Бертольд опубликовал первые результаты своих исследований по пересадке половых желез. Обычай кастрации животных, а иногда и мальчиков, существовал с незапамятных времен. Петухи после кастрации превращаются в каплунов: они перестают петь, постепенно теряют гребни. Бертольд пересаживал каплунам половые железы других петухов и убеждался, что это предохраняет их от превращения в каплунов и позволяет сохранить все признаки самцов. Поскольку Бертольд знал, что нервы, соединяющие половые железы петухов с остальным организмом, были перерезаны, он пришел к выводу, что половые железы выделяют в кровь какое-то неизвестное вещество, оказывающее влияние на весь организм животного. Так были открыты железы внутренней секреции. Но эти выводы Бертольда были надолго забыты.
И только спустя 40 лет о них вспомнил Шарль Эдуар Броун-Секар, уроженец о-ва св. Маврикия (Франция). Медицинское образование Броун-Секар начал в Америке, но в 1838 году переехал в Париж. Там он стал специалистом по болезням спинного мозга. Работал также в Англии, в больнице для людей, разбитых параличом. Особый интерес испытывал к исследованиям состава крови, животного тепла и таинственных желез, разбросанных по всему организму, назначение которых во многих случаях было совершенно не известно. В 1869 году Броун-Секар был назначен профессором неврологии на медицинском факультете Парижского университета, а после смерти профессора Клода Бернара в 1878 году занял кафедру физиологии в Коллеж де Франс. После чего он посвятил все свое время и внимание исследованиям тогда еще таинственных желез: надпочечников, щитовидной железы и половых желез.
В 1889 году, в возрасте семидесяти двух лет, Броун-Секар на заседании Биологического общества в Париже сообщил, каким образом он восстановил свои физические и психические силы, ослабление которых чувствовал несколько лет. Оказалось достаточным сделать несколько уколов вытяжки из раздавленных половых желез морской свинки. Лекция могучего на вид старика с буйными волосами едва тронутыми сединой, со здоровым, загорелым лицом, окруженным седеющей бородой произвела на собравшихся большое впечатление. Открытие Броуна Секара казалось настолько поразительным и великим, что промышленность стала выпускать в массовом порядке вытяжку из половых желез животных, которая под названием «Сперматина» быстро завоевала признание в лечении болезней старческого возраста.
Теперь мы считаем влияние вытяжки из половых желез на самочувствие Броуна-Секара делом скорее самовнушения, а не физиологии. Но все же можно отнести этого ученого к числу основоположников новой отрасли медицины, науки о внутренней секреции в организме, которая под влиянием греческого языка получила название эндокринологии.
Теодор Бильрот (Австрия, 1829–1894)Грязь в госпиталях — причина сепсиса*
Еще в середине прошлого столетия среди хирургов господствовало убеждение, что жизнь человека на операционном столе подвергается большей опасности, чем на поле брани. В хирургических отделениях многих госпиталей смертность достигала 60 % оперируемых больных, особенно при ампутации конечностей. Английский хирург Эриксен считал огромным достижением, что в руководимом им отделении смертность не превышала 25 %. Причина столь трагической статистики заключалась в послеоперационной «больничной горячке» (сепсисе), которая всегда кончалась смертью больного. Причем было замечено, что болезнь эта встречается в основном в больницах и редко поражает больных, оперируемых на дому.
Еще в середине XIX века больницы выглядели совершенно иначе, чем теперь. В палатах, никогда не проветриваемых и не убираемых, царили грязь и смрад. Больные лежали на койках, расставленных близко одна к другой, причем пациенты с высокой температурой и гноящимися ранами зачастую лежали рядом с только что перенесшими операции или с предоперационными больными; выздоравливающие лежали рядом с умирающими. В центре операционного зала стоял обыкновенный стол, иногда из неостроганных досок; в углу на табурете стояла миска с водой, в которой врачи после операции мыли окровавленные руки. Инструменты висели в шкафчиках на стенах, откуда их брали без всякой стерилизации. Вместо ваты употребляли корпию, то есть клубки нитей, вырванных из старого полотняного белья, иногда вообще нестиранного. Хирурги приходили в больницу всегда в одной и той же одежде, до предела загрязненной кровью и гнойными выделениями, что не только никого не удивляло, но служило доказательством большого опыта, которым обладал владелец грязного сюртука.
Выдающийся венский хирург Теодор Бильрот пришел к выводу, что главной причиной больничной горячки и высокой смертности от нее является царившая в больницах грязь. В отделении, которым руководил Бильрот, смертность пациентов достигала 42 %. Бильрот распорядился производить ежедневно тщательную уборку всех помещений больницы. Один раз в неделю все палаты поочередно освобождались от больных и коек; палаты проветривали, вытирали пыль с мебели, тщательно убирали и мыли полы. Операционный зал убирали и мыли ежедневно после операций. Бильрот порвал с традицией грязных сюртуков. Не без борьбы он добился от дирекции больницы белых кителей для врачей, притом в таком количестве, какое было необходимо для ежедневной перемены всеми врачами. По примеру Земмельвейса распорядился, чтобы все хирурги перед операцией обязательно мыли руки в хлорной воде. Все эти мероприятия в значительной степени уменьшили послеоперационную смертность в больнице, но Бильрот все же не мог до конца изжить случаи заболевания послеоперационной горячкой. Этого добился несколько позднее выдающийся французский химик Луи Пастер, который для борьбы с микробами применил высокую температуру, прежде всего выпарку хирургических инструментов, то есть повсеместно применяющуюся теперь стерилизацию. Бильрот был превосходным хирургом. Разработал приемы хирургии горла и гортани. С успехом осуществлял резекцию желудка при лечении рака. Бильрот бывал в России. Именно он делал операцию знаменитому русскому поэту Н. А. Некрасову.
Джозеф Листер (Англия, 1827–1912):антисептика ран фенолом, йодом, сулемой*
Листер начал учиться медицине в 17-летнем возрасте в Лондонском университете. Он заинтересовался хирургией и бактериологией. Работая в госпитале, он задумался над тем, почему открытые переломы, когда обнажаются кости, заживают медленнее и хуже, чем закрытые. Открытые переломы часто кончались гангреной и смертью пациента, тогда как закрытые таких осложнений не давали. Листер обратил внимание на новейшие исследования Пастера в области брожения и гниения. Пастер утверждал, что эти явления вызывают бактерии, которые всегда находятся в окружающем воздухе. Листер решил применить карболовую кислоту (фенол), о противогнильных свойствах которой тогда уже было хорошо известно. Если полить даже слабым раствором фенола нечистоты, то можно уничтожить их неприятный запах («миазмы»). На этом основании Листер заключил, что фенол убивает бактерии. А когда убедился, что фенол ускоряет образование струпа, он без колебаний решил испытать его для предохранения послеоперационных ран от заражения бактериями. Следует, однако, сказать, что французский аптекарь Лемер уже перевязывал раны бинтами, пропитанными карболовой кислотой, незадолго до Листера. Наряду с пластырями, пропитанными фенолом, Листер внедрил в практику обычай хранения хирургических инструментов в растворе фенола, и по примеру Земмельвейса строго придерживался правила: тщательно мыть руки перед началом каждой операции. Метод Листера принес прекрасные результаты: раны заживали скорее, а осложнения встречались значительно реже. В 1871 году Листер применил для защиты операционного поля от бактерий ручные пульверизаторы, с помощью которых слабый раствор карболовой кислоты распылялся так, чтобы во время операции руки хирурга, его инструменты и все пространство вокруг раны орошалось мельчайшими капельками раствора. Предложенный Листером способ пульверизации нашел не только сторонников, но и противников. Впрочем, и сам Листер вскоре отказался от пульверизации. Оказалось, что создаваемый пульверизаторами карболовый туман раздражал ткани раны, мешал хирургу хорошо видеть оперируемое поле. Кроме того, непрерывное соприкосновение рук хирургов с раствором фенола приводило к тяжелым поражениям кожи на руках. Несмотря на это, следует считать Листера одним из основоположников антисептики в хирургии. Следуя его примеру, врачи стали применять и другие антисептические средства, в частности, препараты йода и сулемы.
Рудольф Вирхов (Пруссия, 1821–1902) — основатель клеточной патологии*
«Только клетка является носительницей жизни и одновременно также носительницей болезни, так как болезнь это тоже жизнь, только в изменившихся условиях», — говорил Вирхов. Он был первым ученым, который сделал правильное заключение, что всякая клетка может образоваться только из другой клетки. Эта теория определяла известный прогресс в развитии медицины и позволила понять причины многих заболеваний, в частности, механизм возникновения раковых опухолей. Теория Вирхова удовлетворительно объясняла также причины воспалительных процессов и защитную роль в этих процессах белых кровяных телец.
Сейчас любопытно и печально перечитывать во 2-м изд. БСЭ (1951. Т. 8., С. 158) такие слова: «Советская биологическая наука опровергла эту догму Вирхова. О. Б. Лепешинская экспериментально доказала, что клетки могут происходить не только путем деления существующих клеток, но также и в результате развития живого вещества, не имеющего клеточного строения[18]».
Заслугой Вирхова является также строительство первой канализации в Берлине, что было совершенно необходимо, так как в одном только 1861 году в Берлине умерли от холеры 20 тысяч человек. Во время франко-прусской войны 1870–1871 годов Вирхов организовал полевые госпитали в небольших бараках, стараясь избежать большого скопления раненых для предупреждения заболеваний больничной горячкой. Идея организации специальных санитарных поездов для эвакуации раненых тоже принадлежит Вирхову.
И. М. Сеченов (1829–1905) и С. П. Боткин (1832–1889)
«Сеченов цитировал своего учителя Топорова, который говорил, что мы без микроскопов и градусников Топоровку нажили, это — доходные дома. Была такая гениальная фраза профессора терапии, который учил Сеченова и Боткина. Он не признавал ни градусников, ни микроскопов — вот уровень образования, отталкиваясь от которого два выдающихся сына страны отправились в Германию. Один из них, Боткин, вернулся с клеточной патологией и функциональной диагностикой, а потом очень быстро и с функциональной гематологией, которую он запустил через Михаила Владимировича Яновского. А другой приехал с электрофизиологией от Людвига». <…>
«Сергей Петрович видел будущее медицины в клеточном анализе патологии, в клеточном субстрате патологии. Сеченов выслушал и написал, что клеточка — не более, чем внешняя среда источника патологии, а суть патологии — молекулярная. Боткин не понял. Видимо, спор был жарким, и тогда Боткин сказал Сеченову: „Тот, кто путает конец и начало, у того в голове не мозги, а мочало“. И они перестали разговаривать. Мирил их венский патофизиолог Людвиг. Он им написал письма о том, что два выдающихся сына русского народа не могут быть в ссоре. Но они друг друга не понимали. Вернее, Боткин не понимал Сеченова, а Сеченов все понимал. Он понимал, что клетка не сама по себе больна, в ней болен некий субстрат. Пройдет немножко меньше столетия, прежде чем Олин откроет молекулярный материальный субстрат серповидной клеточной анемии, откроет эпоху молекулярной патологии. А предсказана она была, опубликована, продумана Иваном Михайловичем Сеченовым. <…> Сеченову предложили подать в Академию. Он говорит: „Нет, вот господин Рихтер, он гораздо Сильнее меня“. Ему говорят: „Иван Михайлович, ну, этой немчуры в Академии хватает, подавайте, нельзя так“. Он говорит: „Что?! Чтобы я, русский интеллигент, подал в Академию, потому что представитель нации, меня учившей, вам не нравится! Чтобы я пересек дорогу человеку, которому я обязан всем! Не будет этого“. Его в Академию не выбрали, конечно».
Академик Андрей Воробьев… 2010. С. 722
Роберт Кох (Германия, 1843–1910)Открытие возбудителя туберкулеза*
Р. Кох в молодости мечтал стать корабельным врачом и совершать далекие путешествия. Но когда он в возрасте 23 лет окончил медицинский факультет Геттингенского университета, то поступил на должность ассистента в Гамбургской больнице для умалишенных. Вскоре он перешел на должность уездного врача в Вольштине, близ Познани. Супруга Коха подарила ему в день 28-летия микроскоп. С тех пор Кох целые дни проводил у микроскопа и даже сердился, когда очередные пациенты отрывали его от интересного занятия. Микроскоп, купленный как игрушка, стал вскоре причиной супружеских разногласий. Кох потерял всякий интерес к частной практике и даже возненавидел ее, так же, впрочем, как его супруга возненавидела микроскоп. Но Кох не обращал на это внимания. Он непрестанно вел какие-то исследования, ставил опыты и, вдобавок, завел в доме целое стадо мышей, которое запаскудило всю квартиру. О результатах своих работ Кох уведомил профессора ботаники Вроцлавского университета Фердинанда Кона. Вскоре он получил приглашение приехать. Захватив микроскоп и клетку с мышами, завернутую в газету, и усевшись на скамью вагона пассажирского поезда, Кох достал из кармана письмо профессора, полученное два дня назад. Перечитал его в сотый раз: «Ваша заслуга для науки колоссальна: прошу Вас, приезжайте немедленно и покажите нам свое открытие…»
Слухи об опытах французского химика Луи Пастера с животными, болевшими сибирской язвой, утверждавшего, что все болезни вызываются бактериями, давно доходили до Роберта Коха. Кох решил убедиться, правда ли, что сибирская язва вызывается бактериями. Стал изучать под микроскопом кровь больных животных и нашел в ней массу мельчайших палочек, которых никогда не было в крови здоровых животных. Чтобы убедиться, виновны ли палочки в болезни, доктор Кох стал прививать их мышам. Он делал надрез на спине совершенно здоровой мыши и вкладывал в рану острую щепку, предварительно смочив ее в крови больной овцы. Мыши сдыхали на следующий день, а в их крови доктор Кох находил такие же бактерии, как в крови овцы, болевшей сибирской язвой. Убедившись в болезнетворности бактерий, необходимо было теперь найти способ их размножения. После многих опытов Коху пришло в голову изготовить специальные отшлифованные стеклышки, с помощью которых в висящей капле сыворотки крови можно было под микроскопом увидеть, как одна бактерия сибирской язвы распадается на две, эти в свою очередь делятся на четыре, из четырех возникает восемь и так далее; оказалось, что за короткое время возникают тысячи и миллионы бактерий, которые заполняют все органы больного животного. Значит, сибирская язва вызывается болезнетворными бактериями, имеющими форму палочек.
Далее Кох задумался над тем, можно ли найти бактерии туберкулеза, болезни, которая тогда пожирала множество жертв. В Германии от туберкулеза умирал каждый седьмой житель, и против этой страшной болезни врачи были совершенно бессильны. Хотя медицина испокон веков считала туберкулез наследственной болезнью, Кох начал интенсивные поиски ее бактерии. Для первого опыта Кох использовал труп молодого рабочего, умершего от скоротечной чахотки. Он исследовал под микроскопом органы покойника, в основном легкие, усеянные узелками, возникшими во время болезни, но никаких микробов не обнаружил. Тогда Кох решил применить окраску препаратов на стеклышке; сделав мазок из субстанции, взятой из легкого, он высушивал его и затем помещал в раствор красителя синего, красного или фиолетового цвета. Рассматривая однажды под микроскопом такой препарат, окрашенный в синий цвет, Кох заметил между тканями легкого многочисленные тоненькие палочки, которые группировались по несколько штук сразу, наподобие коробки с папиросами. Одну палочку он нашел внутри клетки.
Ранее Кох нашел способ культивирования микробов не только на подопытных животных, но и в искусственной среде, например на разрезе сваренного картофеля или в мясном бульоне. Он попытался таким же способом культивировать и бактерии туберкулеза, но они не развивались. Однако когда Кох впрыснул содержимое раздавленного узелка под кожу морской свинке, та погибла в течение нескольких недель, и в ее органах Кох нашел огромное количество палочек. Кох пришел к выводу, что бактерии туберкулеза могут развиваться только в живом организме. Желая создать питательную среду, подобную живым тканям, Кох решил применить сыворотку животной крови, взятую на бойне. И действительно, в этой среде бактерии быстро размножались. Полученными таким путем чистыми культурами бактерий Кох заразил несколько сот подопытных животных разных видов, и все они заболели туберкулезом. На заседании Общества врачей в Берлине, состоявшемся 24 марта 1882 года, Роберт Кох с присущей ему скромностью рассказал, как ему удалось найти, а потом получить чистую культуру бактерий, и что эти палочки вызывают туберкулез.
В это время мир был возбужден найденным Пастером методом предупреждения заразных болезней с помощью прививок ослабленных культур бактерий, вызывающих сибирскую язву. Поэтому Кох считал, что ему удастся тем же способом спасти человечество от туберкулеза. Он приготовил вакцину из ослабленных бактерий туберкулеза, но предупредить заболевание с помощью этой вакцины не удалось. Тем не менее эта вакцина до сих пор применяется как вспомогательное средство при диагностике туберкулеза.
Прививка против туберкулеза была найдена только через несколько лет после смерти Роберта Коха. Это, однако, не уменьшает заслуги Коха в открытии бактерий, вызывающих туберкулез. Кроме того, Кох разработал метод селекции отдельных видов бактерий и их культивации в искусственных средах. В 1905 году Кох был удостоен Нобелевской премии, а открытые им бактерии получили название палочек Коха.
Анекдот в тему:
— Плохо, Роберт! — выговаривал Коху учитель чистописания в школе. — Все ученики уже пишут буквы, а вы все палочки, да палочки! Так из вас, Кох, ничего путного не выйдет!..
Фридрих Лефлер (Германия, 1852–1915)Открытие дифтерийной палочки (I)*
В 1880-е годы ассистент Роберта Коха, доктор Фридрих Лефлер, занялся упорными поисками бактерий дифтерии. Эта ужасная болезнь ежегодно поглощала тысячи жертв. Болели в основном маленькие дети. Болезнь развивалась чрезвычайно быстро: на миндалинах больного и в его горле возникал серый налет, обычно появлялся отек гортани, и дети умирали от удушья. Лефлер стал исследовать под микроскопом налет на миндалинах больных детей. В 1884 г. он, наконец, нашел в препаратах дифтерийной пленки неисчислимое количество бактерий, имеющих форму палочек с утолщением на одном конце, что придавало им сходство с булавками. Лефлер также впервые установил возбудителей сапа, ящура, рожи и чумы у свиней. Но, как ни парадоксально, ему не удалось обнаружить дифтерийных палочек в органах или крови детей, умерших от дифтерии.
Тогда Лефлер стал культивировать дифтерийные бактерии в питательной среде и делать из полученной культуры прививки подопытным животным. Животные погибали, но бактерии находились только в месте прививки. Лефлер пришел к выводу, что дифтерийные палочки, хотя и являются причиной болезни, сами непосредственно на организм не воздействуют, но выделяют яд, который поражает важные органы, что и вызывает смерть больного.
Пьер Поль Эмиль Ру (Франция, 1853–1933)Открытие дифтерийного токсина (II)*
«Уже через несколько лет гипотеза Лефлера была доказана. В то время в Париже лихорадочно искали вакцины и сыворотки всех инфекционных заболеваний. Пастер находился у вершины славы, к нему толпами шли отчаявшиеся родители и молили его найти средство от дифтерии, подобно тому, как он нашел средство от бешенства. В 1888 году Пастер впряг в борьбу с дифтерией своего ученика Пьера Поля Эмиля Ру. Этот ученый, как и Лефлер, быстро нашел в пленке, взятой из горла больных детей, дифтерийные палочки. Он культивировал их на мясном бульоне, который впрыскивал затем подопытным животным. Животные погибали, но нигде в их органах, кроме места прививки, нельзя было обнаружить бактерий дифтерии».
И тогда Ру вспомнил догадку Лефлера о яде, выделяемом бактериями в кровь. Чтобы убедиться в правильности предположения Лефлера, Ру решил удалить из бульона бактерии с помощью впервые примененного фарфорового фильтра. Жидкость проходила через фильтр, задерживавший все бактерии. Ру стал впрыскивать отцеженный бульон подопытным животным. Он рассуждал, что если в отфильтрованной жидкости растворен яд бактерий, то животные должны погибнуть. Оказалось, однако, что морские свинки превосходно переносили увеличивающиеся дозы прививок и оставались вполне здоровыми. Исследователя одолели сомнения, но он все же впрыснул очередному животному 35 миллилитров жидкости. Морская свинка сначала хорошо перенесла и эту колоссальную дозу, но через два дня заболела, а через пять — погибла от дифтерии! Значит, в жидкости действительно был бактериальный токсин. Таким образом, Пьер Эмиль Ру показал, как действуют палочки дифтерии, открытые Лефлером. Но еще оставалось обезвредить яд и найти способ спасения больных детей.
Эмиль Беринг (Германия, 1854–1917)Открытие антитоксических сывороток и прививки от дифтерии (III)*
Беринг занимался созданием сывороток путем подбора бактериальных культур и токсинов, которые он впрыскивал животным. Одним из крупнейших его достижений является создание в 1890 г. противостолбнячной сыворотки, которая оказалась очень эффективной при профилактике столбняка при ранениях, хотя и малоэффективной в более поздний период, при уже развившейся болезни.
«Беринг хотел, чтобы честь открытия противодифтерийной сыворотки принадлежала германским, а не французским ученым. В поисках прививки зараженным дифтерией животным Беринг делал сыворотки из разных веществ, но животные погибали. Однажды для прививки он использовал трихлорид йода. Правда, и на этот раз морские свинки тяжело заболели, но ни одна из них не погибла. Воодушевленный первой удачей, Беринг, дождавшись выздоровления подопытных свинок, сделал им прививку из отцеженного по способу Ру бульона с дифтерийным токсином, в котором ранее выращивались дифтерийные палочки. Животные превосходно выдержали прививку, несмотря на то, что получили огромную дозу токсина. Значит, они приобрели иммунитет против дифтерии, им не страшны ни бактерии, ни выделяемый ими яд. Беринг решил усовершенствовать свой метод. Он смешал кровь выздоровевших морских свинок с отцеженной жидкостью, содержащей дифтерийный токсин, и сделал инъекцию этой смеси здоровым морским свинкам — ни одна из них не заболела. Значит, решил Беринг, сыворотка крови животных, приобретших иммунитет, содержит в себе противоядие от дифтерийного яда, какой-то „антитоксин“.
Делая прививки сыворотки, полученной от переболевших животных, здоровым, Беринг убедился, что морские свинки получают иммунитет не только при заражении бактериями, но и при действии на них токсина. Позже он убедился, что эта сыворотка дает также лечебный эффект, то есть, если сделать прививку больным животным, те выздоравливают. В клинике детских болезней в Берлине, 26 декабря 1891 года, ребенку, умиравшему от дифтерии, сделали прививку из сыворотки переболевшей свинки, и ребенок выздоровел. Эмиль Беринг и его шеф — Роберт Кох одержали триумфальную победу над грозной болезнью. Теперь за дело вторично взялся Эмиль Ру. Делая прививки дифтерийного токсина лошадям в коротких интервалах времени, он постепенно добивался полной иммунизации животных. Потом он брал у лошадей по несколько литров крови, выделял из нее сыворотку, из которой стал делать прививки больным детям. Уже первые результаты превзошли все ожидания: смертность, достигавшая прежде при дифтерии от 60 до 70 %, упала до 1–2 %. Вот так три врача: Лефлер, Ру и Беринг — путем кропотливых исследований спасли жизнь тысячам детей. Потом оказалось, что противодифтерийная сыворотка обеспечивала иммунитет и как прививка здоровым людям. Правда, иммунитет этот длится недолго, и профилактические прививки не получили большого практического значения. Сыворотка, которая употребляется теперь против дифтерии, была найдена доктором Гастоном Рамоном, работником Пастеровского института в Париже, много лет спустя после открытия Лефлера, Ру и Беринга».
Пауль Эрлих (Германия, 1854–1915)Лечение сифилиса сальварсаном*
Пауль Эрлих усиленно занимался окрашиванием как форменных элементов крови, так и бактерий различными красителями. Он окрасил и выявил наличие различных белых кровяных телец (лейкоцитов), обнаружил среди них гранулоциты, имеющие зернистую, гранулированную протоплазму, и агранулоциты (моноциты, лимфоциты), таковой не имеющие. Эрлих установил роль костного мозга в образовании гранулоцитов и роль лимфоидной системы в образовании лимфоцитов. Он создал первую теорию кроветворения. Эрлих разработал также методы прижизненной окраски ряда видов тканей и клеток. С этой целью Эрлих ввел в кровь зараженного кролика химическое соединение, известное под названием метиленблау. Каково же было изумление ученого, когда он во время секции трупа животного убедился, что мозг и все нервы окрашены в голубой цвет, тогда как все другие ткани остались неокрашенными.
Чтобы объяснить это явление, Эрлих занялся изучением химии. Он стал искать такое вещество, которое входило бы в реакцию с бактериями, но не соединялось бы с тканями организма. Эрлих заражал мышей спирохетами, а потом применял различные красители, стремясь вылечить больных мышей. Он испытал свыше сотни красителей, но удовлетворительных результатов не получил. Тогда Эрлиху пришла идея попробовать соединения мышьяка. 606-й (!) по счету состав оказался действенным. Он был применен впервые 31 августа 1909 года к кроликам, зараженным спирохетой сифилиса. Уже на следующий день в крови подопытных кроликов нельзя было найти бактерий, а через месяц все животные выздоровели. Препарат этот получил название «606» или сальварсан, от латинского сальво — спасать, и арсен — мышьяк. Затем препарат был испробован на людях, оказалось, что он почти безвреден для организма, уничтожает спирохеты и не вызывает побочных явлений. Таким образом, сифилис, в борьбе с которым врачи были бессильны многие века, оказался излечимым. Однако лечение сальварсаном было очень трудным, потому что препарат нерастворим в воде и его нельзя вводить непосредственно в кровь. Отдавая себе отчет в несовершенстве лекарства, Эрлих продолжал поиски, пока, наконец, 914-й препарат, опробованный им на животных, оказался растворимым в воде и хорошо усваивался организмом. Поэтому его и стали применять повсеместно. Этот метод лечения получил название «химиотерапии». В 1908 году Эрлих получил Нобелевскую премию за научные достижения, еще до открытия сальварсана.