Следует, впрочем, оговориться, что для того, чтобы прибыть в Россию, иностранным специалистам приходилось преодолевать многочисленные препоны, возникавшие порой, по мнению ряда историков, еще и потому, что европейские соседи нашей страны (такие, как Польша и Ливония) препятствовали проникновению европейской культуры в Россию. Так, в 1547 г. в Любеке задержали 120 мастеров, инженеров, художников, врачей, ехавших на московскую службу[206].
Всех этих иноземных медиков объединяло то, что были они дипломированными докторами медицины, прошедшими курс обучения на медицинских факультетах западноевропейских университетов: в соответствии с этим главным в их деятельности, или, как сказали бы сейчас, их основной специальностью, было лечение болезней различными консервативными средствами, преимущественно лекарствами, т. е., говоря по-современному, терапия.
В Россию, куда западноевропейских докторов медицины охотно приглашали – прежде всего как придворных врачей – они приносили с собой не только свои знания и умение, но и свою культуру, богатый и разнообразный опыт, способствовали распространению различных новых теорий, взглядов, методов, что в конечном счете содействовало повышению интеллектуального потенциала, росту отечественной культуры, отечественной медицины.
Этого, правда, нельзя сказать о хирургии. Хотя предписывалось отбирать таких иноземных «дохтуров», которые были бы «во всяком лекарском деле искусны»[207], т. е. владели бы не только медициной, но и хирургией, – сделать это не удавалось, так как таких специалистов тогда в Европе фактически не было.
Более того: приезжавшие к нам иноземные доктора исповедовали, как правило, свойственное средневековой Европе презрительное отношение к хирургии как к «низкой» (по сравнению с медициной) специальности. Естественно, что никакой хирургической практикой в России они не занимались. Даже когда требовалось произвести такую распространенную тогда процедуру, как кровопускание, доктора обычно «поручали» это находившимся на службе в Аптекарском приказе лекарям-хирургам (их тоже нередко приглашали из-за рубежа, хотя были в стране и свои, русские лекари).
Так, когда в июне 1643 г. царь Михаил Федорович заболел рожей, придворные доктора Артман Граман да Яганус Белов сначала назначили консервативное лечение, «а после того надобно отворить жилную руду, для того, чтоб вывесть всякой жар из головы и крови продух дать, а буде крови продуху не дать, и та тяжкая жаркая кровь станет садиться на каком месте нибудь, где природа покажет, и от того бывают пухоты и язвы; а жилную руду мочно отворить изыскав день доброй». И такой день был изыскан уже назавтра. В бане, где обычно и производилась эта процедура, «на завтреве, в 4 числе, Государю Царю и Великому Князю Михаилу Федоровичу всеа Руси от той болезни лекарь Вилим Крамер (Крамор) отворял жилную; а в мыленке в те поры были доктуры Артман Граман да Яганус Белово». После кровопускания доктора назначили царю диету – «подали сказку, что после отворения кушать». Характерно, что «в полдни руда вешана, весом стало фунт без четверти (очевидно, 300 г. – М.М.): и тое руду, при боярине при Федоре Ивановиче Шереметеве, Иван Федоров Большой Стрешнев, выкопав в саду напротив комнаты ямку, положил в землю»[208]. После успешного (т. е. прошедшего без осложнений) кровопускания лекарь-хирург Вилим Крамор и доктора были щедро вознаграждены.
Кстати, кровопускание было излюбленным методом лечения самых разнообразных заболеваний – его в течение нескольких веков применяли в различных странах. Так, во Франции придворные врачи именно так лечили своих августейших пациентов: королю Людовику XIII, например, его лейб-медик Бувар только в течение одного года назначил 47 кровопусканий (и еще 212 промывательных) – едва ли не каждую неделю королю пускали кровь!..
Поэтому, когда сиятельным особам, близким к царскому двору, требовалось произвести кровопускание или оказать какую-либо хирургическую помощь, им приходилось прибегать к услугам лекарей – либо зарубежных, служивших в Аптекарском приказе, либо своих, российских. Случалось, что хирургическое лечение производил и вовсе «лекарь-самоучка» – просто образованный, грамотный человек, наблюдавший, очевидно, не раз за действиями медиков. Известно, например, что «лекарь-самоучка (так он именовался в свидетельствах современников, хотя на самом деле это был купец Я. А. Строганов. – М.М.) лечил заволоками Бориса Годунова от ранений, нанесенных ему Иоанном Грозным в то время, когда он защищал от побоев царевича Иоанна»[209]. Лечение оказалось успешным, и царь в знак особенной милости дал Строганову право именитых людей называться полным отчеством.
Кстати, как свидетельствовал побывавший в России в конце XVI в. англичанин Д. Флетчер, Строгановым было у кого учиться хирургическому мастерству. «У них (у Строгановых. – М.М.) были свои лекаря, – писал Флетчер, – хирурги, аптекаря и всякие ремесленники из голландцев и других иноземцев»[210].
До нас дошли имена некоторых зарубежных хирургов, которые жили и работали в средневековой России в XVI–XVII вв. Это, например, лекарь и аптекарь Ричард Элмес, лекари Матвей Килфин, Елизарий Ролонт, Ондрей Шниттер, некоторые другие. Все эти лекари подчеркивали свою «хирургическую специализацию» и всячески избегали конкуренции с докторами. Например, когда в 1623 г. «дохтуры Артемий Дий да Валентин да лекарь Балсырь» были посланы, в составе большой комиссии знатных лиц, для освидетельствования внутренней болезни бывшей царской невесты, девицы Марии Хлоповой, лекарь Балсырь, находившийся в этой комиссии, «сказал, что он мимо дохтура лечить не умеет, тое болезнь знают дохтуры… а он лекарь того незнает»[211].
К сожалению, никаких сведений об оперативной деятельности иноземных лекарей-хирургов, об их вкладе в российскую хирургию, в том числе об обучении молодых российских медиков, не сохранилось, хотя, когда их принимали на службу, особо оговаривалось, что и лекари-хирурги, и доктора должны были «учеников русских учить со всяким прилежанием, чему сами горазды»[212].
Впрочем, как уже указывалось, в XVII в. общий уровень медицины и хирургии в России не намного отличался от стран Западной Европы – это подтверждают документальные материалы.
Взять, например, «военно-полевую» хирургию – практику лечения раненых воинов из стрелецких полков и наряда (артиллерии). Было заведено, что все они лечились и перевозились в своих обозах, а медицинскую помощь получали от находившихся здесь же, при войске, лекарей. Первоначально, правда, существовала практика выдачи раненым денег «на лечбу ран» (такая практика сохранялась многие десятилетия): на эти-то деньги они и лечились у лекарей, исстари сопровождавших московскую рать вместе с хлебниками, пирожниками, квасоварами и мясниками, торговавшими своей продукцией.
Но уже в начале XVII в. особые, так сказать, «штатные», специальные войсковые лекари, занимавшиеся преимущественно хирургией, лечением ран и различных повреждений, состояли не при обозе, а были во многих полках русской армии. «В первый раз полковой лекарь упоминается в 1615 г. в Разрядном приказе… Затем полковой лекарь встречается в штате иноземного полка, набранного в 1631 г. полковником Даммом в Германии»[213]. Подтверждением существовавшей тогда практики лечения ран является, например, случай с торопчанином Федором Барановым, который в июле 1633 г. в бою «под Велижем ранен из пищали в правую руку в ладонь навылет, и руку пулькою рвало, середнеи перст оторвало, висит на коже, у перстов у всех жилы портило, и рана болна»: об этом Баранов сообщил царю и просил назначить ему лекаря – царь «велел ему дати лекаря»[214].
Лекарей в полках, однако, не хватало. Так, в 1632 г. «писал ко Государю… околничей и воевода князь Семен Васильевич Прозоровский, что, на Белой, дворян и детей боярских и всяких ратных людей, раненых, лечити некому, лекарей нет, и многие ратные люди от ран помирают». Царь велел «послати дву человек лекарей»[215]. В это же время лекарь Матвей Килфин был послан с отрядом стольника Василия Стрешнева в Пермь Великую[216].
Эта практика сохранялась и в последующие годы. Например, в 1644 г. «в Колмыцкий поход, для лечбы ратных людей» послан был лекарь Елизарий Ролант[217].
В конце XVII в. при походах выделялся уже особый санитарно-медицинский обоз. Например, в 1689 г. во время Крымского похода такой обоз состоял из 50–70 подвод. Врачей во время этого похода обязали находиться возле разрядного шатра, чтобы получать приказания, кому и где оказывать медицинскую помощь[218].
Готовили лекарей, в том числе и хирургов, сначала по методу ремесленного ученичества – этим занимались и российские лекари, и иноземные медики: когда их принимали на службу, особо оговаривалось, что и лекари-хирурги, и доктора должны были «учеников русских учить со всяким прилежанием, чему сами горазды»[219].
Желающие посвятить себя медицинской профессии (обычно это были молодые люди из ремесленников, стрельцов или прочего городского люда) обращались с челобитной в Аптекарский приказ и, при положительном решении, направлялись на обучение к опытному врачу: тот брал к себе «лекарских учеников» и в течение нескольких лет обучал их своему мастерству, «выводил в люди». Лекарскими учениками нередко становились, как указывали современники, «вольные, гулящие люди, скитающиеся без приюта и ни в какой чин не верстанные». Бывало, что изучение лекарского дела не ограничивалось занятиями у одного какого-нибудь врача: лекарский ученик часто переходил от одного учителя к другому.