ой рукою».
Бритье знал, и как заживлять раны («Заживляем: пластырь прикладываем и заживляет; кость раздробленную вынимаем, а составы вынутые вставливаем»), как «отнимать, что много наросло» («Отнимаем и разрезываем совсем в чем они росли, и мясо дикое что наросло вытравливаем зельями, а где лишнее наросло у перстов руки или у ног отнимаем снастю»), как лечить большие раны («Зашивать рана большая иглою, которая о трех грань с восченою нитью…»), как отличить в ранах артерии от вен («как сердечная жилка (артерия. – М.М.) перерезана, ино кровь из нея брыжжет, а иная жилка разрезана – ровно течет»). В общем, и на более чем 20 лекарских вопросов Филип Бритье тоже дал верные ответы.
Экзаменатор Артемий Дий был удовлетворен. «Больше того у тебя не спрашиваю, – сказал он в заключение. – Отвечал ты до сих мест, как я сам многажды своими очами видел. По дару Богу, чтоб тебе так лечить, чтоб людей здоровити и от Государя честь получати»[295].
Подобные, действительно серьезные испытания на право медицинской практики, наряду с обязательными рекомендательными письмами от августейших особ играли важную роль, поскольку призваны были закрыть дорогу различным неучам и шарлатанам, стремившимся в Россию за длинным рублем и открыто спекулировавшим на потребностях страны в образованных и квалифицированных медиках. Иногда экзамены для иноземных врачей в Аптекарском приказе устраивали в присутствии царей. Так, в 1691 г. на экзамене греческих докторов Иоанна Комнена и Якова Пелария присутствовали цари-соправители Иван и Петр: экзамен прошел успешно, и обоих докторов приняли на службу в Аптекарский приказ[296].
С каждым десятилетием XVII в. связи российского государства с Западной Европой все более укреплялись, становились сложнее и глубже. Сказывалось это и в медицине. Существенно, что уже начиная с первой половины XVII в. иноземные врачи приглашались в Россию не только для службы при дворе, но и главным образом, в войсках (в качестве полковых лекарей) во время войн и боевых действий.
«Подлинные полковые врачи», считал историк Г. П. Успенский, профессор Харьковского университета, появились в списках государственного Разряда не ранее 1616 г.: эти врачи находились в ведении Аптекарского приказа. «Приказ сей, – писал проф. Успенский, – состоял из некоторого числа придворных медиков и был подчинен одному из знатнейших бояр. Для письмоводства находились в нем дьяки и приказные служители. В ведомстве его состояли как величины медицинские, так и все аптеки, и снабжение их лекарствами. От него зависело определение лекарей в полки и весь снаряд полевых аптек»[297]. Так, при осаде князем Прозоровским крепости Белой в 1632 г. Аптекарский приказ командировал в его войско лекаря «для лечения дворян, детей боярских и всяких ратных людей»[298].
Роль и значение полковых лекарей возросли, когда в российском войске были созданы (при царе Михаиле Федоровиче) «полки иноземного ратного строя», из солдат и рейтар. В этих полках лекари были уже не командированными из Аптекарского приказа на время военных действий, а постоянными. Лечение раненых за счет государства становится обязательным.
В то же время положение в Аптекарском приказе полковых лекарей, в отличие от врачей, служивших при царском дворе, было не слишком-то престижным, а жалованье довольно скудным. Известно, например, что в начале XVII в. полковые лекари, которыми управлял Аптекарский приказ, получали 3 руб. 25 алтын в месяц, а в полковых списках их должности были между писарями и «сержантами» (низшими командирами). Правда, во время войны их жалованье значительно повышалось: так, «за смоленскую службу» (сражения с польским войском в 1633 г.) полковому лекарю платили месячный оклад в 30 рублей[299]. Только во второй половине XVII в., в царствование Алексея Михайловича, опытные и заслуженные военные медики стали получать уже по 10 рублей в месяц.
В мирное время штат полковых лекарей, как и всего царского войска, значительно уменьшался. Поэтому, например, когда в 1641 г. доктор Андрыкас из Голландии захотел поступить на службу в Аптекарский приказ, ему было отказано еще и потому, что Россия тогда ни с кем не воевала. В царском указе архангельскому воеводе было сказано: «А буде немчин Антон зачнет говорить, что нам его пожаловать, в наше Московское государство велети принять в службу, и ты бы ему сказал, что, по милости Божией, мы, великий государь, с окрестными государствами мирны и ему в нашем Московском государстве без службы быть не для чего»[300].
В то же время неправильно считать, что все иноземные врачи были своеобразными гастролерами, приезжавшими в Россию на определенный, обычно недолгий, срок. Факты свидетельствуют о том, что многие иноземные врачи, состоявшие на государственной службе, уже тогда обустраивались в России всерьез и надолго. Так, в 1652 г. при раздаче «служивым немцам» (иноземным специалистам, находившимся на государственной службе) земельных участков в Москве, в создававшейся тогда Немецкой слободе, желающим из военно-медицинских чинов велено отмеривать: докторам, против I статьи, вдоль по 40, поперек по 20 саженей; аптекарям, против средней статьи, вдоль по 30, поперек по 15 саженей[301].
Дальнейшее укрепление российской государственности и самодержавной власти вело к повышению роли приказов (в том числе, естественно, и Аптекарского приказа) как органов личной царской власти. Одновременно их функции изменялись, как правило, возрастая и по числу, и по значению. Аптекарский приказ был среди тех, чье влияние на руководимое ими дело (в данном случае на медицину) постоянно расширялось и углублялось.
Первоначально, как указывалось. Аптекарский приказ заботился лишь о здоровье царя и ближних бояр, но очень скоро расширил круг своих подопечных. По разрешению царя (ему подавали специальные челобитные) он начал заниматься и другими пациентами – их лечили медики, аптекари готовили для них лекарства. Начиная с 40-х годов XVII в. это становится правилом.
В клятвенных записях, по которым целовали крест на верность царю чины Аптекарского приказа, говорилось: «Кого мне велит государь лечити своих государевых бояр и ближних и иных всяких чинов людей, ково государь не укажет и мне тех людей по его государевому велению лечить вправду со всяким радением»[302].
Медики Аптекарского приказа действовали не только в Москве – нередко они ездили в дальние области страны для лечения бояр и военачальников. В архивах сохранились такие, например, факты: в 1644 г. лекарь Анц Вульф, немчин, ездил в Соликамск[303], других посылали в Вологду, в Архангельск и пр. В архивных документах Аптекарского приказа имелись сведения, что в марте 1645 г. по указу царя Михаила Федоровича лекарь Ондрей Шниттер был послан по просьбе крымского хана в Крым «для ознобные лечбы»[304]. А в 1675 г. лекарь Степан Алексеев был послан царем Алексеем Михайловичем лечить калмыцкого даура Тайшу и доложил в Аптекарский приказ, что «то дело дохтурское, а не лекарское, потому что болезнь нутренная»[305]. Таких поездок российских врачей было немало.
Потребность в медиках постоянно возрастала, иноземных докторов Аптекарскому приказу уже не хватало. Возникла мысль о профессиональной подготовке собственных врачей, о создании своей, российской медицинской школы.
Вообще говоря, собственные врачи (их называли русскими лекарями) появились в России гораздо раньше, хотя, по мнению некоторых историков медицины[306], это произошло только в середине XVI в. Долгое время их готовили методами ремесленного ученичества: они поступали учениками к практиковавшим тогда врачам (в том числе и к иноземным) и последовательно осваивали различные отделы медицины, затем на практику их отправляли в полки. После нескольких лет практики ученик становился полноправным лекарем.
Позднее не раз высказывалась мысль о возможности свободного обучения российских подданных (из «природных россиян») в Европе, в том числе и обучения медицине. Но лишь однажды мысль эта едва не осуществилась. В годы Смутного времени, а именно в феврале 1610 г., русский боярин М. Салтыков и его товарищи подписали договор с польским королем Сигизмундом об условиях признания его сына Владислава Московским царем. В этом договоре, в частности, содержалось и такое условие: «Каждому из народа московского для науки вольно ездить в другие государства христианские, и государь имущества за то отнимать не будет»[307].
Таким образом, «природным россиянам» как бы открывалась теоретическая возможность свободного обучения медицине в западноевропейских университетах. Однако этот договор фактически не вступил в силу, вскоре (в августе 1610 г.) был заменен другим, где вышеупомянутое условие отсутствовало, да и тот быстро потерял силу.
Но вот в 1654 г. при Аптекарском приказе была открыта, наконец, первая медицинская школа: в ней обучались сначала 30 учеников из стрельцов и их детей, потом к ним присоединились еще восемь. Архивные документы удостоверяют, что в 1657 г. в Аптекарском приказе получали жалованье помимо докторов, лекарей и аптекарей еще и лекарского и костоправного дела ученики – всего 34 человека[308]. В это время в школе были только лекарское и костоправное отделения. В последующем здесь готовили еще и лекарей чепучинного (по лечению сифилиса), очного и гортанного дела, а также аптекарей.