— Спим без одежды? — уточнил я на всякий случай.
— Как знаешь. Я буду спать так. Голой ты меня видел, так что не вижу смысла отказывать себе в удовольствии ощущать прохладу чистых простыней.
— И в самом деле, — усмехнулся я.
Только солдат оценит по-настоящему, роскошь чистых простыней и крышу над головой. Похоже в Сарнале наготой никого не удивишь. Насколько я понял, тут это в порядке вещей. Эльфийки без трусов рассекают, фамильяры, зачастую, тоже одежды не носят. Не говоря уже о горничных, коих я успел насмотреться. По принципу «что естественно, то не безобразно». Приняв это как данность, я сбросил одежду и завалился как есть. Искать в инвентаре чистое белье сил уже не было. Прикрывшись одеялом, я чувствовал, как блаженно расслабляется тело.
Санара без лишних слов улеглась у стены. Выпитое вино мягко слепило мои веки. Санара ворочалась, крутясь с боку на бок и тихо вздыхала, никак не могла выбрать удобную позу.
— Не спится? — спросил я не открывая глаз.
— Привыкла одна. Непривычно, когда кто-то дышит рядом.
— Понимаю. Тоже такое было. Там где я служил, сон — это роскошь. Холод собачий, сквозняки. В куче куда теплее. Слева брат, справа автомат… Оружие всегда при себе. Золотое правило.
— Это да. А я уж и не помню, когда в последний раз спала в одной постели с мужчиной.
— Титул мешает, или положение?
— Да нет, пороком знать не удивишь, как и простой люд. Главное — не придавать огласке. Любовники, любовницы, целые гаремы из невольников… содержанки. Просто не хотелось. Да и с кем? Были попытки, руку и сердце предлагали. Но видел бы ты этих господ… Думают, что я несметно богата. Калека, которой и выбирать-то не приходится. Как вспомню — сердце содрогается. Нет, я лучше как ни будь одна. Своим умом и волей.
— А для здоровья? Завела бы раба, раз так можно, — я приоткрыл глаз. — Не ври, что не хочется.
— Ну как… это не то. Не для меня. Да, накатывает временами, — призналась она. — Как-то справляюсь. А ты?
— Ох… — вопрос застал меня врасплох. — Даже не знаю, что тебе ответить. Да, думаю об этом временами, но все так… вдалеке, как будто не обо мне. Привык уже. Постоянно на бегу, постоянно в мыле. Не до любви. Я, как сюда попал, так хоть выспался пару раз нормально.
— Если подумать, то сегодня наша первая ночь вместе. Мы одни, в постели, никто не пытается нас убить.
— Точно! — усмехнулся я. — В первые сутки как-то не срослось.
Дыхание Санары участилось. Я кожей ощутил жар, исходящий от нее, и, на всякий случай, ощупал лоб.
— Ты вся горишь. Тебе плохо?
Санара рывком сорвала одеяло и уселась на мне верхом. Фиолетовые огоньки в ее глазах разгорались ярким пламенем. Всполохи медиан на коже выдавали крайнее напряжение.
Санара — красивая женщина. Она может быть очень мила, когда захочет. Но может быть и жестока. Две крайности одной сущности. Она, как дикий зверь, который ластится, в поисках теплоты, а в следующую секунду может вцепиться в горло.
Сейчас, эта сильная, волевая женщина, отчаянно искала в моих глазах хотя бы тень понимания и взаимности. Как в друге, как в муже, в конце концов. Мы сильно сблизились за последние недели. Настолько, что начали понимать друг друга без слов. Жесты, взгляды, намеки… Я мог только представить, что выпало на ее долю. Сколько лишений и страданий она перенесла. Не говоря уже о потере конечностей и инциденте с отцом.
Низ живота отозвался глухой болью в ответ на теплоту ее тела. Я слишком резко понял, что еще жив и в состоянии чего-то желать. Она склонилась, убрав в сторону волосы и подарила моим губам поцелуй, нежность которого не передать словами. Губы ее дрожали словно лепестки алой розы на ветру.
— Желаешь ли ты меня такую? — в ее голосе читалась робкая надежда.
— Желаю, — честно ответил я.
Санара прикрыла свои ресницы и по щеке ее скатилась нечаянная слеза. Одна истосковавшаяся по любви плоть трепетно поглотила другую. Когда наши тела сливались воедино, Санара взволнованно смотрела в мои глаза. Не так быстро и не так изящно, как ей бы хотелось, но это свершилось. Остаток ночи заполнился робкими, сдержанными придыханиями и сладкой, чарующей маетой…
Глава 13Утренний переполох
— Какого черта⁉ — голос вопящего резко ворвался в мой сон.
— Простите сударь, но мы закрыты! — вполголоса говорил Генри.
— Плевать! Я желаю снять комнату! Ты не вправе мне отказать!
— Милостивый государь, да кто ж против⁉ Но у меня нет сейчас свободных комнат. А те, что есть — ниже вашего достоинства.
— Ты кому зубы заговариваешь смерд⁈ С дороги!
Что-то громко упало и послышалась ругань. Санара спала без задних ног, на лице ее играла блаженная улыбка. Мы уснули всего часа два назад. Быстро нацепив штаны и сорочку, я застегнул ремень, натянул сапоги и спустился вниз.
Картина маслом:
В центре таверны, лицом вниз, лежит высокий молодой человек. Судя по ушам — эльф. Генри стоит рядом с потерянным видом и не знает, что предпринять. Бруно лишь пожал плечами. Его незваный гость попросту проигнорировал.
— Это кто? — тихо спросил я.
— Принесла нелегкая, — мучительно простонал Генри. — Ульрик Винсент Вакарди, собственной персоной.
— Ульрик? Тот самый?
— Да, дери его мать за ногу! Чертов пропойца!
— Я бы попросил! — прогундел в пол Ульрик.
Мы подняли его на ноги. Лицо мертвецки пьяного эльфа было все в крови.
— Кажется, он сломал нос.
— Не мудрено, — я, уже привычным движением пальцев наколдовал лед и приложил к его физиономии.
— Госпожа Санара тоже проснулась?
— Вроде бы нет…
— Санара — манара! — разорался Ульрик. — Манара — шманара. Где эта шманара⁈ Подать мне сюда эту чертову ведьму! Я сражусь с ней один на один! Нет! Одна на один… Черт, как сказать-то?
— Умру смертью храбрых, — подсказал Генри.
— Да! Умру смертью х… Эй, чего ты меня путаешь? Я сражу ее своим острым клинком и докажу папаше, что чего-то значу! Может тогда он оставит меня в покое…
Ульрик схватился за ножны, пытаясь выхватить свой клинок.
— Натали!
— Не ори, — зевнула отродье. — Здесь я.
— Давай чары.
Она подула ему в лицо и бравый вояка обмяк. Мы усадили эльфа на стул. Генри побежал за веревкой, а я принялся осматривать разбитое лицо. Вправлять перегородку сейчас не решился. Нужно сначала остановить кровотечение. Я зажал его нос пальцами и прислушался. Кажется все не так плохо, кровь не поступает в горло, иначе бы он захрипел. Пока хозяин таверны связывал гостя, я держал его ноздри зажатыми. Десяти минут должно хватить.
Холод сделал свое дело. Воткнув между спиной и спинкой стула доску, мы зафиксировали голову Ульрика. Прислонили затылком и обвязали лоб все той же веревкой.
— Пьянство — зло! — посетовал Генри.
— Ты ж вроде трактирщик, радоваться должен, что такие есть, — подколол я.
— Все хорошо в меру. Выпил, вкусно поел, поспал. Я таким не наливаю, от них проблемы одни. Посетителей порядочных распугивают, мебель ломают, окна бьют…
— Чего он на Санару так взъелся?
— Это все из-за отца. Выслушал я как-то давно его пьяную исповедь. Так-то Ульрик парень неплохой. Герой войны, отважный воин. Папаша у него уж слишком честолюбивый. Санару все время в пример ставит. Мол она — баба а достигла таких высот. Если не ошибаюсь, они дальние родственники. Когда-то их семейные ветви пересекались. Я говорил, что его отец — глава влиятельной торговой гильдии?
— Они занимаются солью?
— Да, монополисты чертовы. Так вот, папаша все хочет перекинуть на него дела, а Ульрику это как нож к горлу. Ну не коммерсант он. Ему армия ближе по духу. У Ульрика есть старшая сестра, которая у отца как секретарь, все дела знает, умница. Но у старика навязчивая идея.
— А при чем тут Санара?
— Да ни при чем. Просто папаша при любом удобном случае тычет ее именем, как быку красной тряпкой под нос.
— Ясно. Пусть тут посидит пока не очнется. Как проспится — поговорим. А который час?
— Около пяти.
— Так… спать я уже не буду, судя по всему. Генри, что у тебя есть из продуктов? Помнится, я обещал завтрак.
Давненько не брал ножа в руки. Так-то я не очень люблю готовить, скорее — поесть. Беда в том, что приготовить, как мне нравится, могу только сам. Поначалу в тягость было, а потом втянулся. Порадовать парней вкусной жрачкой на передовой — дорогого стоит. У людей слезы на глазах наворачиваются, жить хочется. Что же приготовить? Чтобы быстро, сытно, вкусно и необычно.
— Генри, у тебя овес есть?
— Нет. Только пшеница. Я ж лошадей не держу.
— А вы что кашу из овса не варите?
— Нет. Только из пшеницы иногда. Когда картошка кончается.
— А рис, пшено, перловка? Манка, наконец?
— Да кто ж это жрать будет⁈ — он уставился на меня с усмешкой. — Народу мясо подавай, да картоху.
— Капуста? Помидоры? Вы салаты вообще делаете? Соусы?
— Ты… сейчас с кем говорил? На графских кухнях может и делают. У меня тут таверна. Кабак!
— Ясно. Поищу у себя…
Внимательно изучив список кладовых поместья Бремеров, что покоилось в инвентаре, я отыскал овес. Причем отборный. Овсяной муки, как ни старался, не нашел. Что ж, отступать я не намерен. Осталось понять, как очистить его от шелухи. Тут помог Генри. Он потер сухие зерна в ладонях и сдул то, что отшелушилось.
— А заклинания такого нет?
— Я не знаю. Вот еще! Ману на это тратить? Так не напасешься.
— И то верно…
В четыре руки мы достаточно быстро нашелушили большую глиняную миску.
— Теперь надо сделать муку.
Генри притащил с кладовой машинку напоминающую кофемолку.
— Постой, у тебя что, кофе есть?
— Так, совсем чуть-чуть. Начинал как-то торговать, думал денег срублю, но не пошло. Дорого сильно, дороже соли. Доставлять муторно, да и любителей пить эту горечь раз-два и обчелся.
— Странно. Тащи!
На вид, зерна — как зерна. Перемолов сначала их, я принялся за овес. Разбив яйцо, замешал жидкое тесто и вылил на сковородку. Подрумянил, перевернул, уложил бекон, сыр, нарезанный кружочками томат, лист капусты, больше похожей на пекинскую. Присолил и завернув в блин, обжарил с другой стороны. Через пять минут завтрак лежал на тарелке.