рвый сын, Жуан, родился, когда Дуарте было уже под сорок. Увы, первенец короля умер в раннем детстве. Второй сын, будущий король Афонсу V, выжил, но Дуарте понимал: на то, чтобы взрастить наследника и подготовить его к управлению государством, уйдут долгие годы. Пока юный принц растет и учится, его отец должен оставаться в добром здравии и показывать, что Португалия в надежных руках. Так что в интересах монарха было постоянно демонстрировать придворным и народу, что он здоров и полон сил. Отчасти ради этого и затевались многочисленные официальные приемы и церемонии.
Сам Дуарте I объяснял это так. Главное в жизни короля – преданность Господу и, следовательно, долгу управления страной, который Всевышний возложил на правителя. Эту преданность хороший монарх выражает одновременно на трех уровнях: общегосударственном, семейном и личном. На каждом из них он должен поддерживать порядок и заботиться о соблюдении Божьих заповедей. Государь заботится о том, чтобы его приказы были справедливы и благоразумны, и повсюду в стране вершился справедливый суд: Дуарте недаром уделял огромное внимание законам. Его долг заключался и в том, чтобы у подданных всегда был доступ к слову Божьему и церковным таинствам. Поэтому на короля ложилась и поддержка духовенства. Своей семье и королевскому двору монарх также должен был обеспечить все возможности для духовной жизни. Наконец, на личном уровне правитель отвечал перед Господом и за свое искреннее раскаяние в грехах, и за свое здоровье, позволявшее ему воплощать в жизнь Божий промысел. Судьба постоянно бросала правителю вызовы, и, чтобы противостоять им, требовалось немало физических сил. Если правитель был слаб от природы, как Дуарте, – значит, такова была воля Создателя. Очевидно, Дуарте считал, что его долг – действовать в предоставленных обстоятельствах и компенсировать врожденные особенности заботой о здоровье и постоянным самоконтролем образа жизни.
Мысль о том, что здоровье короля – дело государственной важности, посещала не только Дуарте. Мы встречаем ее во многих средневековых источниках, в том числе в хрониках. Их составители нередко отмечали, мог ли определенный правитель контролировать факторы, важные для здоровья, или пускал жизнь на самотек, не в меру предаваясь удовольствиям[79]. Английские хронисты подчеркивали, что король Генрих I Боклерк (1068–1135) заболел и скончался, переев миног вопреки прямому запрету личного врача. К смерти его правнука Иоанна Безземельного (1167–1216), по одной из версий, привело «пресыщение персиками» (surfeit of peaches). Иногда предполагают, что оба короля стали жертвами отравителей. Тем не менее для средневековых хронистов и их читателей было очевидно, что и персики, и жирные миноги – опасная пища. Вспомним, как Дуарте I упрашивал своих врачей разрешить ему есть хотя бы немного персиков и жирной рыбы, но лекари были против. Эти продукты считались крайне «влажными» и «холодными» и всерьез угрожали балансу гуморов. Историки считают: так хронисты могли показывать, насколько ненадежными казались эти правители, которые не могли удержать себя в руках даже за столом, не говоря уж о троне.
Итак, бытовой самоконтроль был важнейшей задачей короля. Однако люди Средневековья прекрасно знали, что даже безупречное поведение не гарантирует счастья и удачи. Фортуна вращает свое колесо так, как ей вздумается: судьба сильнее человеческих усилий. Жизнь португальского короля Дуарте I, к сожалению, подтвердила это. Все его опасения сбылись. Летом 1438 года, спустя пять лет после прихода к власти, Дуарте вновь заразился чумой, и на этот раз болезнь оказалась сильнее. Инфанту Афонсу, будущему королю, было всего шесть лет. Как и боялся Дуарте, это вызвало государственный кризис. За право опекать принца и править от его имени соперничали вдова Дуарте Элеонора и братья покойного короля: конфликт едва не вылился в гражданскую войну. Позже Афонсу V пришлось отвоевывать право на власть в бою с родственниками. Увы, Дуарте не смог защитить от превратностей судьбы ни себя, ни своего наследника. Но король делал для этого все возможное и, несмотря на склонность к меланхолии, никогда не отчаивался.
Правители и их приближенные могли позволить себе личных врачей, дорогие лекарства и саму возможность жить умеренно, не перегружая себя тяжелым трудом. Но оставаться сильными и здоровыми хотели не только монархи, но и их подданные. На закате Средневековья популярность сборников regimen sanitatis вышла далеко за пределы королевских дворов. Их составляли для все более широкого круга читателей и читательниц. Такие книги писали не на латыни, а на народных языках. Часто лекари выбирали стихотворную форму, чтобы было легче запомнить многочисленные советы. Упрощали они и сами медицинские концепции.
© Verbex
Современный вид здания аббатства Мобюиссон
Французский врач Фома из Тонона в конце XIII века написал такую книгу для монахинь цистерцианской обители Мобюиссон, что находилась неподалеку от Парижа[80]. Ее содержание хорошо знакомо нам. Фома начинает с теории о четверках элементов и соответствующих гуморов, а затем переходит к практическим советам о том, как управлять шестью «неврожденными обстоятельствами». Начиная свой труд, доктор указывает, что намеренно выбрал старофранцузский язык, а не «ученую» латынь. Лекарь опирался на работы великих врачей древности – Ибн Сины, Ар-Рази и Константина Африканского. Тем не менее, в своей «простой книжке» Фома не приводит идеи авторитетов дословно. Он не переписывает, соблюдая точные формулировки, а пересказывает так, как однажды запомнил. При этом врач надеется, что и его работу будут пересказывать. По словам Фомы, он верил, что монахини-читательницы донесут знания до своих подопечных, в том числе и до мирянок, которые приходили в обитель за медицинской помощью. А еще Фома предполагал, что его труд будут читать вслух. На страницах встречаются ремарки вроде «Замолчите и слушайте!» Они предваряют фрагменты, которые сам лекарь мог считать особенно важными. Например, такая фраза появляется незадолго до рассуждения о том, как питаться, чтобы поддержать организм после долгого поста.
Идея о шести факторах здорового образа жизни прошла большой путь. Она перестала быть достоянием узкого круга высокообразованных врачей-теоретиков и нашла место в простых и доходчивых «народных» сочинениях. Лекари, не стесняясь, расхваливали достоинства этого подхода. Фома из Тонона закончил свою книгу так:
Кто эти правила блюдет
И будет им привержен, тот, —
Я не поверю, что недуг
Того застанет в жизни вдруг[81].
Конечно, советы врачей не делали человека неуязвимым. Даже те, кто, как король Дуарте, старался тщательно соблюдать все рекомендации, становились жертвами болезней. Но популярность regimen sanitatis и их аналогов показывает: люди Средних веков беспокоились о своем здоровье, хотели сохранить и укрепить его, искали способы это сделать. Кстати, большинство принципов средневековой профилактики вполне применимы и сегодня. Спокойный сон, умеренность в еде и хорошее настроение все так же полезны, как и тысячу лет назад.
Недуг на пороге: практические меры защиты от болезней
Regimen sanitatis и другие подобные тексты давали советы о том, как сделать организм сильным и устойчивым к недугам. В этом разделе мы поговорим о других способах защитить себя. С их помощью воздействовали не на тело пациента, а на саму болезнь, чтобы отпугнуть или прогнать ее. С нашей точки зрения, далеко не все эти методы работали эффективно, но люди Средневековья доверяли им и старались обезопасить себя самыми разными путями. Я поделю методы на три уже привычные нам категории: медицинские, религиозные и народные (они же «магические»). Как и в случае с причинами болезней, провести четкую границу между группами трудно. Эти взгляды существовали и развивались параллельно, дополняя и обогащая друг друга.
Начнем с медицинских подходов к защите от болезней. То, как средневековые лекари постепенно накапливали методы профилактики, хорошо заметно на примере двух пандемий чумы. Первая началась в 541 году с Юстиниановой чумы, с перерывами продолжалась до середины VIII века и сильнее всего ударила по Средиземноморью. Вторую мы знаем под именем «черная смерть»: начиная с середины XIV века она прошла от Центральной Азии до Западной Европы.
Люди, пережившие Юстинианову чуму, крайне редко сообщали о каких-либо мерах защиты[82]. Чаще всего они упоминали о том, что в эпоху COVID-19 назвали бы «самоизоляцией» и «соблюдением социальной дистанции». Вот как об этом рассказывал историк и религиозный деятель Иоанн Эфесский (ок. 507 – ок. 586), заставший эпидемию в Палестине. По его словам, люди сторонились друг друга, не подходили к знакомым на улицах. Богатые жители Константинополя запирались в собственных домах, подолгу не выходя наружу. Кто-то из них говорил, что боится болезни, кто-то страшился неведомых «демонов». Из Малой Азии сообщали: когда чума пришла в город Миры, местные земледельцы отказывались торговать своими товарами в городских стенах. Были и полумагические средства защиты. Существовало поверье, что болезнь можно прогнать из города, если время от времени с шумом бить посуду, бросая ее с высоты прямо на улицу. Бороться с эпидемией пыталась и церковь. Например, папа римский Григорий I (Великий, ок. 540–604) во время одной из последующих вспышек болезни повелел устраивать покаянные процессии ради того, чтобы изгнать хворь и не дать ей вернуться. Верховная власть поначалу не стремилась – или не надеялась – победить недуг. Главная мера, на которую пошел император Юстиниан, касалась не столько живых византийцев, сколько тех, кто стал жертвой эпидемии. Правитель распорядился хоронить тела, найденные на улицах и в запертых домах, за государственный счет. Традиционно похороны считались в Византии семейным делом, и власти не вмешивались в них. Юстиниан изменил эту норму, и, возможно, это спасло некоторых горожан от заражения. Однако многие византийцы считали чуму непобедимым противником, с которым бессмысленно бороться. Историк Прокопий Кесарийский (между 490 и 507 – после 565) писал о «моровой язве» так: