В IV веке христианство стало официальной религией. Преследования постепенно прекратились, и общины окончательно вышли из подполья. Законный статус приобрели и христианские лечебницы. Теперь ими распоряжалась церковь. При храмах и монастырях открывали приюты для сирот, странноприимные дома для путников, «дома престарелых» и, конечно, больницы. Часто «дом» совмещал сразу несколько задач. Это соответствовало первоначальной идее о помощи всем, кто нуждается. Уже в первой половине IV века власти стали поддерживать эти организации. На их содержание отчисляли часть налогов.
Римской империи наследовала Византия, и «дома» для нуждающихся стали частью этого наследства. Историки нашли сведения о десятках таких «домов» (ксенодохиев), работавших в разные периоды в Константинополе. За пределами столицы известны около полутора сотен учреждений. Большая часть продолжала совмещать функции гостиницы, приюта и лечебницы. В целом, можно предположить, что медицинская помощь была вполне доступна, в том числе и простым горожанам. Открыть ксенодохий могла и церковь, и частное лицо. Их основателями стали несколько императоров.
Византийские ксенодохии и носокомии (лечебницы) завораживали историков ХХ века. Георгес Пурнаропулос в 1960-х годах писал о византийских больницах так: «…они были совершенны во всех отношениях и почти походили на современные учреждения такого рода»[152]. Того же мнения придерживался Тимоти Миллер. Он изучил типикон (документ, содержащий в том числе монастырский устав) обители Христа Пантократора, построенной в Константинополе в 1130-х годах[153]. Несколько церквей монастыря сохранились до наших дней, сегодня они известны как комплекс Зейрек Джами. Со дня основания в монастыре работала больница на 60 коек. В ней было пять отделений, одно предназначалось для женщин. Во втором промывали раны, а в остальных лечили мужчин с хроническими болезнями. Помимо лечебницы, при монастыре работала «поликлиника» для горожан: возможно, там принимали с острыми состояниями. Был там и «дом престарелых» для 24 мужчин, не способных обслуживать себя без посторонней помощи. В небольшом изолированном помещении находился лепрозорий. Только в основной лечебнице (той, где было пять отделений) трудились более 60 работников. На каждое «отделение» приходилось по двое врачей (iatroi): они отлично знали галеновскую медицинскую теорию, но обладали и практическими навыками. В женском отделении работали двое врачей-мужчин и одна женщина (iatraina) – акушерка. Известно, что ей платили вдвое меньше, чем докторам-мужчинам. Все врачи дежурили в больнице вахтами по месяцу и обходили больных один-два раза в день. Им ассистировали около 50 помощников и «санитаров», которые выполняли более простую работу. За пределами списка оставались хирурги – возможно, из-за их позиции в иерархии средневековых медиков. Не входили в него и фармацевты, что готовили лекарства по рецептам врачей, и «дидаскалы», обучавшие персонал. Всего Миллер насчитал около ста медиков: получается, их было почти в два раза больше, чем пациентов!
Стамбул, комплекс Зейрек Джами (в Византии – монастырь Христа Пантократора)
Неудивительно, что о монастыре Христа Пантократора говорили по всей империи. Но в начале XXI века ученые задались вопросом: как выглядели другие византийские лечебницы? Насколько они были похожи на образцовую столичную больницу? Историк медицины Перегрин Хорден выяснил, что провинциальные лечебницы были оснащены гораздо хуже. В обители Богородицы Космосотиры (Мироспасительницы) во Фракии с 36 пациентами работал всего один доктор[154]. А в некоторых монастырях вообще не разделяли должности врача и «медбрата». Появились сомнения и в том, насколько безупречна была сама лечебница при обители Пантократора. Монастырский типикон – не строгий реестр. Он рассказывает не о том, что происходит в монастыре на самом деле, а о том, как все должно быть устроено. Историк Эвальд Кислингер назвал обитель Пантократора «призрачным идеалом» византийской медицины[155]. И, пожалуй, он был прав.
Какие бы нестыковки ни выискивали ученые, многие византийские больницы действительно были отлично оснащены и приносили большую пользу. Ничего равного им было не найти – по крайне мере, до IX века, когда на исламском Востоке появились первые лечебницы-бимаристаны. Как и для христиан, для мусульман сочувствие и забота о больных и нуждающихся была важнейшей добродетелью, а иногда – священным долгом. Содержать больницу считалось богоугодным делом. Чаще всего лечебницу открывал правитель или кто-то из его приближенных. Все траты оплачивались за счет вакфа, то есть любого имущества, переданного на благотворительные цели. Были и адресные пожертвования в определенную больницу: это делали многие обеспеченные люди, в том числе и врачи с хорошим доходом. В начале X века в Багдаде работало семь больших лечебниц[156]. Как и христианские больницы, бимаристаны принимали пациентов любого вероисповедания.
План комплекса «благотворительных» строений в Каире, основанного мамлюкским султаном Аль-Мансуром Калауном в 1280-х годах. Выше – бимаристан и отдельные комнаты для «безумцев», ниже – мавзолей основателя и медресе
У истоков традиции бимаристанов стояли византийские и персидские врачи. Они принесли на Восток учение Гиппократа и Галена. Историк Патрисия Бейкер полагает, что некоторые крупные бимаристаны изначально строили с учетом античных медицинских теорий[157]. В их центральных двориках археологи находят остатки не только колодцев, но и бассейнов или фонтанов. Бейкер считает, что это не просто украшения. Постоянный доступ к воде позволял врачам корректировать многие «неврожденные обстоятельства», влияющие на баланс гуморов пациента. При многих болезнях назначали определенную последовательность купаний. Чистая вода могла быть элементом «диеты», выравнивающей равновесие телесных жидкостей. Наконец, сам вид и ровный шум фонтанов успокаивал больных. Это было принципиально важно, например для меланхоликов. Также иногда рядом с бимаристаном строили баню-хаммам.
Ранние христианские лечебницы открывались при церкви или монастыре. Бимаристаны же с самого начала часто основывали миряне: возможно, поэтому больница редко соседствовала с мечетью. Бимаристан обычно старались расположить в центре города, чтобы пациентам было легче туда добраться[158]. Лечебница не была похожа на стоящие рядом здания. Ее отличали очень толстые стены, в которых оставляли несколько небольших окошек. В палатах для психически нестабильных пациентов окна могли быть «железными» – видимо, зарешеченными. Войти в бимаристан, как и выйти из него, можно было через один или несколько хорошо заметных, искусно украшенных входов. Возможно, иногда пациенты пытались сбежать, и архитекторы лечебниц старались оставить как можно меньше возможностей для этого. Патрисия Бейкер полагает, что дело могло быть и в страхе горожан перед заболевшими[159]. В некоторых больницах «передняя», ближайшая ко входу часть отделена от «задней», в них вели отдельные проходы. Ученые предполагают, что передние комнаты могли служить амбулаторией: туда приходили те, кому был нужен разовый прием врача. В задних помещениях, возможно, жили пациенты, которым назначали длительное пребывание в больнице. Увы, ни в одном из средневековых бимаристанов не сохранилось мебели, поэтому сложно сказать, сколько пациентов могли жить в одной «палате» и на каком расстоянии друг от друга их размещали. Наконец, архитектура исламских больниц во многом зависела от региона. Скажем, в Гранаде лечебница была двухэтажной, как и многие соседние здания[160].
Больницы, конечно, были и в католической Европе. Ученые считают, что до эпохи Крестовых походов их уровень был ниже, чем в византийском и мусульманском мире. Иногда – значительно ниже. Изначально это связывали с тем, что Восток сохранил античное медицинское знание, а Запад утратил его и обрел вновь лишь начиная с XII века. Но причины были не только в недостатке медицинских рукописей в библиотеках. Активный рост городов в Западной Европе начался лишь в X–XI веках. До этого даже крупнейшие европейские города заметно уступали восточным столицам. Их население было куда меньше и могло обойтись несколькими больничными палатами при ближайшем монастыре. Жители этих городов вряд ли могли позволить себе содержать целую лечебницу на собранные средства. Знатные люди региона, в отличие от византийцев и арабов, редко стремились прославить себя, основав госпиталь. Некоторые ученые связывают это со структурой региона. Запад был куда сильнее «раздроблен» территориально, чем крупные восточные империи. Каждый правитель властвовал на собственной земле, а не делал вклад в огромную систему взаимосвязей, какая существовала в Византии. К тому же Восток унаследовал античную практику эвергетизма – так называют ситуацию, когда знать финансирует важные для всего населения проекты (дороги, общественные здания, праздники) в обмен на почести и укрепление своего статуса[161]. В Западной Европе этот обычай не достигал такого размаха. Историк Кристиан Лэс считает, что есть и еще одно объяснение. Возможно, громкая репутация многих больниц Востока – заслуга путешественников, которые подробно и с восхищением описывали их в своих записках. На Западе этот жанр был не так развит, поэтому и такого количества восторженных описаний не сохранилось.
Тем не менее многие монастыри на Западе считали заботу о больных важной обязанностью братии. Например, Устав святого Бенедикта, по правилам которого жили многие европейские обители, содержит несколько правил ухода за «пациентами»