Медицина Средневековья: жить или умереть — страница 26 из 43

[184]. Порой в городе оставался и глава семьи: деловые вопросы не позволяли уехать. Впрочем, жену и детей он мог отослать за город, чтобы не рисковать их здоровьем.

Известно и немало случаев, когда в родном доме оставалась вся большая семья. Тогда на отца и мать семейства ложились новые обязанности. Они должны были обеспечить максимальную безопасность всем домашним. Например, слуг могли переселить в другие помещения в доме, чтобы они пореже пересекались с хозяевами. Даже с точки зрения современной медицины это было неплохое решение: слуги часто выходили на улицу по разным поручениям, к тому же хозяева не могли контролировать, с кем общаются их домочадцы. Увы, если слуга заражался, далеко не каждый хозяин поручал кому-то заботиться о больном. Многие при первых признаках болезни отселяли слуг подальше, по сути, бросая их без необходимой помощи[185].

«Поветрие» разрушало не только материальную, но и ритуальную сторону жизни средневековых людей. Обряды во многом скрепляли общество, и немалая их часть касалась похорон. Смерть никогда не покидала человека надолго: люди умирали от индивидуальных и массовых болезней, получив травму или рану, от недоедания, во время родов и по множеству других причин. Похоронные обряды структурировали горевание, помогая людям пережить его. Похороны укрепляли связи с родственниками, соседями и коллегами: проводить покойного обычно собирались многие.

Эпидемия вторгалась в привычный порядок вещей. Множество людей лишались жизни одновременно. Скажем, древнерусский исторический источник, Софийская первая летопись, под 1230 годом сообщает об эпидемии в Смоленске: «…створша 4 скуделници; въ дву положиша 17 000, а въ третьеи 7000, а въ 49 000. Се же зло бысть по два лѣта»[186]. К этому тексту есть немало вопросов. Историки спорят, что называли «скудельницей» – могильную яму или огороженную частоколом «мертвецкую»[187]. Здесь, скорее всего, имеется в виду яма, поскольку «клали» мертвых именно в нее. Если речь шла о помещении, летописцы указывали, что в годы мора скудельницу «наполняли до верха». Не всегда мы доверяем и числам, которые приводят хронисты. Тем не менее ясно, что число мертвых поразило и шокировало книжника. Если он и преувеличил, то лишь для того, чтобы и читатель понял, какая трагедия произошла в городе. В хрониках самых разных регионов повторяется мотив: мертвых было так много, что живые не успевали погребать их. В таких условиях привычные ритуалы нарушались: нельзя было даже собраться вместе. Как и вынужденное бегство из родного дома, невозможность похорон испытывала социальные связи на прочность.

Христиане верили, что внезапная смерть от «поветрия» безжалостно губит не только тело, но и душу. В дни эпидемии священники сбивались с ног, они не успевали провести ритуалы над каждым умирающим. К тому же они и сами были крайне уязвимы: обходя дома, клирики легко заражались и умирали. Больных становилось все больше, священников – все меньше, так что многие отходили в мир иной без покаяния и последнего причастия. Неожиданная гибель без предсмертных ритуалов была одной из самых страшных перспектив для христианина: она оставляла очень мало шансов на спасение души после смерти. Владимирский епископ Серапион в XIII веке писал:

«Господь сказал: “Возвратитесь ко Мне – вернусь и я к вам, отступитесь от всех – покину и Я вас, казня”. Когда же отступим мы от наших грехов? Пожалеем себя и своих детей: когда еще столько внезапных смертей видели мы? Иные не успели порядка наладить в доме своем – и похищены были, иные с вечера в здравье легли – но утром не встали: устрашитесь, молю вас, такого внезапного расставанья!»[188]

(Перевод В. В. Колесова)

Серапион обращался к своей пастве вскоре после землетрясения, которое наверняка напугало многих. Но и для нас этот отрывок полезен: стихийные бедствия и моровые поветрия воспринимали схожим образом – как наказание свыше. При индивидуальных болезнях – таких, которыми страдал только один человек, а не многие одновременно, – умирающему старались обеспечить все предсмертные ритуалы. Вот что пишет в XV веке богатая флорентийка Алессандра Строцци вскоре после смерти заболевшего сына:

«Я уверена, что ему обеспечили [необходимые услуги] врачей и лекарства и что для его здоровья сделали все возможное, ничего для этого не жалея. Однако все было напрасно; такова была воля Господа. К тому же меня утешило знание о том, что, когда он умирал, Бог даровал ему возможность исповедоваться, причаститься и получить последнее помазание. <…> Господь уготовил место для него»[189].

Сын Алессандры Маттео умер вдали от дома, будучи в отъезде по семейным делам. Женщина сообщила о его смерти в письме другому своему сыну, Филиппо. Знание о том, что Маттео отошел в мир иной по всем правилам, поддерживало женщину. Увы, близкие жертв эпидемий были лишены такой поддержки.

От моровых поветрий страдали не только семьи, но и более широкие сообщества. Под ударом оказывались целые города. Недуги не щадили никого, в том числе и представителей городских властей. Например, в 1348 году чума унесла около 80 % высших должностных лиц Барселоны[190]. В это же время умерли все члены Совета Двенадцати в итальянском Орвьето – вместе с ними погибла половина горожан[191]. Многие участники городских советов и других подобных органов покидали города: в деньгах и связях они не нуждались. В конце XIV века Колюччо Салютати, канцлер Флорентийской республики, ругал беглецов на чем свет стоит, называл их предателями, но ничего не мог с ними поделать[192]. Прямой запрет на отъезд из городов старались не вводить до последнего. Трудности в администрации отражались на всех важных процессах в жизни города. Проблемы накапливались, а решать их было некому. Новые законы не вступали в силу, за соблюдением старых следили плохо. Почти что некому было расследовать преступления, вести статистику и собирать налоги. Нехватка работников привлекала мошенников: в той же Флоренции сообщали о людях, которые выдают себя за нотариев, чтобы присваивать чужую собственность, подделывая документы[193]. Падал и уровень настоящих чиновников: теперь на работу принимали тех, кто не успел доучиться.


Пьер дю Тилт. Похороны жертв «черной смерти» в Турне, Бельгия. (Брюссель, Королевская библиотека Бельгии, Ms. 13076-77 folio 24v., около 1353 года)


Тем не менее ученые уверены: как ни странно, масштабных катастроф в этой сфере не происходило. Как только мор отступал, города быстро восстанавливали утраченное. Скажем, в Тулузе в 1348 и 1349 годах лицензии получили более двухсот нотариев[194]. Пережившие эпидемию чиновники возвращались к ведению статистики, сбор налогов вновь налаживался. Юристы приводили в порядок многочисленные завещания, написанные в месяцы поветрия. Решалась судьба детей, оставшихся сиротами: выжившие богачи охотно жертвовали деньги на содержание приютов. Историк Дэниел Смейл считает, что все это оказалось возможным благодаря тем, кто во время поветрия продолжал выполнять свою работу, не страшась смерти[195]. Об этом сохранилось немало свидетельств. Например, в Марселе продолжал работать суд, хотя место заседаний пришлось сменить: запахи с ближайшего кладбища мешали работать. А исследователь истории Ганзейского союза Филипп Доллинджер отмечает, что до и после эпидемии «черной смерти» многими городами Германии управляли одни и те же знатные семьи[196]. Кто-то из членов рода мог погибнуть, но семья всеми силами старалась удержать влияние. Согласно еще одной версии, относительно быстро восстановиться смогли только большие города. Главным источником населения для них были переезжающие из деревень. Даже после ужасающего мора условия городской жизни привлекали многих. К тому же во многих сферах не хватало работников, а значит, доходы выросли. Возвращались и те, кто покидал город на время поветрия, хотя кто-то и выбирал остаться на новом месте. Иногда городские власти обещали новым жителям значительные льготы. В 1350-х годах новоприбывших в Орвьето на десять лет освобождали от налогов и военной службы[197]. Все это работало: большим городам было что предложить. А вот многие селения поменьше так и не оправились от вспышек болезней и со временем опустели.

Посещали ли людей Средневековья мечты о том, что будет после окончания эпидемии? Доподлинно мы этого, конечно, не знаем. Но некоторые историки считают, что сам этот вопрос некорректен. Говоря о «жизни после эпидемии», важно помнить, что мы смотрим на источники из будущего. Случаи заражения чумой происходят в мире до сих пор, но болезнь легко остановить, приняв антибиотик. А вот для людей Средневековья чума, однажды придя в города и селения, так и осталась рядом. Исследовательница истории Османской империи Нукет Варлык пишет, что с середины XIV по середину XIX века чума оставалась «жизненным фактом» для множества обществ в Европе, Азии и Африке[198]. Мор был «нежеланным гостем», которого тем не менее всегда ждали. Долгое время историки обращали внимание в основном на восприятие второй пандемии чумы в Западной Европе. Тогда и сформировалась привычная картина: вначале страшный удар «черной смерти», затем постепенное затухание эпидемии и несколько крупных вспышек, подобных афтершокам после землетрясения. Но Варлык предлагает посмотреть на эпидемию шире. Если обратить внимание на другие регионы