Религиозный взгляд на причины болезни
Понимание недуга с религиозной точки зрения было не менее, а то и более важным для средневекового человека, чем с медицинской. О болезнях упоминают многие священные тексты разных религий. Где-то болезнь выступает в них как метафора иных понятий, например греха или несчастья. Где-то имеется в виду соматическое заболевание само по себе: например, оно может служить поводом для совершения чуда.
В священных книгах, наиболее авторитетных для Средневековья, мы встречаем два основных варианта отношения к болезни. Условно я назову их «негативным» и «позитивным». В первом случае недуг становится последствием действий человека, неугодных высшей силе: нарушений установленных правил, сознательно совершенного греха. Во втором – напротив, болезнь выступает как награда человеку, к которому благоволит Всевышний. В обоих сценариях недомогание посылается свыше, а не возникает по естественным причинам. Проявляться нездоровье может как угодно. «Хорошая» болезнь приносит не меньше, а порой и больше физических мучений, чем «плохая». На страдании тела акцентируют внимание и сами священные тексты, и составители средневековых памятников.
Болезни «негативного» склада мы часто встречаем в иудейском каноне и, соответственно, в Ветхом Завете. Причиной такого недуга становится гнев Господа или наказание, которое Создатель налагает на смертного. Богослов Отто Кайзер полагает, что о первой ситуации рассказывает 87-й псалом («Господи, Боже спасения моего! днем вопию и ночью пред Тобою…»[43]). Этот текст иногда называют «самым безотрадным псалмом». Считается, что слова «Ты удалил от меня знакомых моих, сделал меня отвратительным для них» (Пс. 87:9) могут указывать на тяжелую болезнь, хорошо заметную окружающим. Близкие покинули этого человека, боясь заразиться или считая его «нечистым» согласно религиозным нормам. Возможно, речь идет о том же недуге, о котором говорит 37-й псалом: «Смердят, гноятся раны мои от безумия моего. Я согбен и совсем поник, весь день сетуя хожу, ибо чресла мои полны воспалениями, и нет целого места в плоти моей. Я изнемог и сокрушен чрезмерно; кричу от терзания сердца моего» (Пс. 37:6–9). В тексте 87-го псалма смертный определяет причины своих страданий так: «Отяготела на мне ярость Твоя, и всеми волнами Твоими Ты поразил [меня]» (Пс. 87:8). Страдающий герой этого текста постоянно повторяет, что взывает ко Всевышнему, но ни разу не говорит о том, чем он мог разгневать Господа. Не видно и попыток раскаяться или оправдать себя. Вместо этого смертный задается вопросом: «Разве над мертвыми Ты сотворишь чудо? Разве мертвые встанут и будут славить Тебя?» – видимо, умоляя сохранить ему жизнь. Его удел – только смиренно принимать свои мучения, не пытаясь понять, что их вызвало. Гнев Бога, который стал причиной нездоровья, – «слепой», без указаний на конкретные причины.
Кайзер пишет, что 6-й псалом («Господи! не в ярости Твоей обличай меня и не во гневе Твоем наказывай меня…»), составленный позже 87-го, показывает болезнь иначе[44]. Здесь больше прямых указаний на недуг: «Помилуй меня, Господи, ибо я немощен; исцели меня, Господи, ибо кости мои потрясены; и душа моя сильно потрясена» (Пс. 6:3). Тем не менее в этом описании очень мало конкретики. Едва ли не любой молящийся, потерявший здоровье, мог сравнить себя с этим несчастным. В 6-м псалме человек уже связывает физические страдания со своим грехом. Он говорит: «…каждуюночь омываю ложе мое, слезами моими омочаю постель мою» (Пс. 6:7). Вполне возможно, что это выражение не только печали, но и искреннего раскаяния. В то же время, вопрошая: «Ты же, Господи, доколе?», заболевший утверждает: у наказания должны быть определенные границы.
В качестве Божьей кары могли воспринимать и эпидемию. В таком случае считалось, что себя запятнало все сообщество. Вот что сказано во Второзаконии: «Если же не будешь слушать гласа Господа Бога твоего и не будешь стараться исполнять все заповеди Его и постановления Его, которые я заповедую тебе сегодня, то придут на тебя все проклятия сии и постигнут тебя. <…> Пошлет Господь на тебя моровую язву, доколе не истребит Он тебя с земли, в которую ты идешь, чтобы владеть ею. Поразит тебя Господь чахлостью, горячкою, лихорадкою, воспалением, засухою, палящим ветром и ржавчиною, и они будут преследовать тебя, доколе не погибнешь» (Вт. 28:15; 21–22). Незадолго до этого книга излагает заповеди, которые и стали предметом завета, то есть договора между Богом и людьми. Подобное массовое наказание тоже не отнести к проявлениям «слепого» гнева. У него есть конкретные причины, и нарушителям завета они хорошо известны.
Болезни настигают не только ветхозаветных грешников, но и праведников. Господь испытывает их, как было с Иовом, потерявшим десятерых детей, а затем здоровье. Праведник, пораженный некой «проказой», говорит: «Тело мое одето червями и пыльными струпами; кожа моя лопается и гноится» (Иов 7:5). Люди отворачиваются от него. Все это лишь подтверждает и укрепляет силу веры Иова: он выдерживает все испытания и не отрекается от Бога. Таких случаев в Писании меньше, чем болезней грешников, но ведь и самих праведников никогда не бывает много.
Новый Завет не раз затрагивает вопрос о том, считать ли грех причиной болезни. В Евангелиях можно найти примеры обеих точек зрения. С одной стороны, Иисус, исцелив «расслабленного», то есть парализованного человека, говорит ему: «…вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин. 5:14). Но есть и противоположные примеры. Однажды Спаситель и его ученики встретили человека, слепого от рождения. Ученики спросили: «Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?» На это Иисус ответил: «Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии» (Ин. 9:2–3). Христос вернул слепому зрение: как и многие другие евангельские чудеса, это событие становится поводом для поучительной истории. Иногда причиной болезней в Новом Завете становятся злые духи, вызывающие одержимость. Но, как правило, и это происходит по воле Бога.
Все эти варианты этиологии болезней продолжали существовать и в Средние века. В длинные списки Божьих наказаний почти всегда включали «моровую язву» или другие названия эпидемий. Недуг выступал и личной карой. Человек мог пережить эту кару, искупить грех своими страданиями, а затем вернуться к нормальной жизни. Христиане запечатлели немало таких случаев в житиях святых. Но иногда мучительная болезнь, ставшая наказанием свыше, так и не отступала. Она долго терзала грешника и приводила к смерти. Такие недуги мы нередко встречаем в византийских хрониках. Часто их жертвами становились римские императоры, что когда-то преследовали христиан. Почти тысячелетие разделяло составителей хроник и этих правителей, но ненависть к гонителям не остывала. Судя по более древним источникам, на которые опирались хронисты, некоторые императоры действительно погибли от болезней. Летописцы дополняли эти факты красочными мрачными описаниями. Больных властителей окружает нестерпимый смрад, их конечности гниют, а внутренности «вытекают» из обессиленного тела. Иногда болезнь правителя-грешника изображали в унизительном ключе. Так «Хроника Георгия Амартола» описывает страдания императора Ираклия[45]. Его донимали трудности с мочеиспусканием. Каждый раз, отлучившись по нужде, императору приходилось класть доску себе на живот, чтобы не замарать лицо. Хронист сообщает: недуг поразил Ираклия за то, что тот, презрев нормы, женился на собственной племяннице. Иногда полагали, что мучения таких грешников не заканчиваются смертью. В ином мире они продолжатся – еще более страшные, но похожие на то, что было при жизни. Та же хроника, рассказывая о кончине Константина V Копронима, подчеркивает: внутренний жар, сжигавший умирающего гонителя изнутри, был словно зеркальным отражением адского пламени, что ожидало Константина после смерти[46]. В таких случаях искупить болезнью свой собственный грех человек уже не может – слишком велика его вина. Тогда Господь делает больного страшным, отталкивающим примером для окружающих. Возможно, именно поэтому византийские хронисты так детально описывали мучения императоров. На этих примерах читатель мог лишний раз убедиться, как опасно идти против заповедей и правил.
Исцеление слепорожденного. Изображение из Кодекса Эгберта, также известного как Молитвенник Гертруды (Райхенау, Германия, конец X века)
Болезнь как наказание свыше воспринимали и средневековые мусульмане. К примеру, такой точки зрения придерживался ученый Ибн Абу ад-Дунья (823–894). Среди его работ об этических вопросах есть сочинение, известное как «Книга о болезнях и искуплении» (Kitab al-Marad-wa al-Kaffārаāt). Ад-Дунья начинает с рассуждений о цитате из Корана: «Кто творит зло, тот получит за него воздаяние» (4:123). Многие толковали эти слова и приходили к выводу: речь о том, что злодей будет наказан не только после смерти, но и при жизни. Болезни всегда включали в список возможных кар. Чаще всего это были недуги с тяжелыми симптомами, которые, однако, не приводили к смерти. Такими свойствами наделяли сильную лихорадку. Ад-Дунья, как и Георгий Амартол, утверждал, что болезненный жар – отголосок адского пламени[47]. Но те, о ком писал Ад-Дунья, не были обречены. Напротив, внутреннее пламя очищало их от грехов прошлого. Так металл закаляется в огне, становясь чище и крепче. Другой средневековый мусульманский писатель объяснял, что лихорадка входит в каждый орган тела, сглаживая повреждения, нанесенные грехом. От последствий зла спасали и другие болезни. Эпилептические припадки могли практически гарантировать посмертное спасение.
И в христианстве, и в исламе существовало представление о «священных болезнях». Эти недуги делали нормальную жизнь практически невозможной, зато даровали надежду на спасение души. Начиналась такая болезнь, как правило, еще