Ещё один способ повышения сахара в крови — повышенная тяга к сладкому. Это болезнь современного общества — тяга к сладкому! С детства детей пичкают сахаром. Конфеты, жвачки, печенья, джемы, шоколадки, сырки глазированные, вафли, газировка — лишь бы сладкое в ребенка впихнуть! А избыточное потребление сладкого, что доказал тот же Данидинский эксперимент, ведёт к раннему развитию нейродегенеративных заболеваний. Отравление сахаром! Поэтому больным детям мы назначаем низкоуглеводную диету, особенно если у ребенка уже наблюдаются признаки метаболического синдрома — ожирение, повышенное давление, признаки начинающегося раннего диабета… Никаких углеводов — ни быстрых, ни медленных. Никаких каш, фруктов, соков и особенно свежевыжатых. Потому что свежевыжатый сок — удар по поджелудочной, и без того перегруженной. Ведь если у ребенка зажата шея, у него наверняка перегружена поджелудочная, потому что он углеводник.
Почему же такую диету я называю низкоуглеводной, а не безуглеводной? Потому что 50–70 граммов углеводов ребенок все равно получит вместе с лактозой в молоке, с овощами, орехами. А вот жесткую безуглеводную диету мы назначаем только в критических случаях — при онкологии и эпилепсии, соблюдать её тяжело…
И вот все эти методы дают колоссальный клинический эффект! Главное, чтобы родители следили и чётко понимали, ради чего они это делают. Ради будущего своего ребёнка, в том числе будущего социального.
В мире завтрашнего дня будут востребованы умные, а на неуспевающих спроса не будет, их на заводском конвейере заменят роботы…
О самой страшной болезни
Рак пугает людей гораздо больше, чем все сердечно-сосудистые болезни вместе взятые, хотя сердечно-сосудистые уносят больше жизней, чем все раки вместе с прочими болезнями.
Наша задача — уберечься от этой неприятности или сделать так, чтобы не было рецидива. А для этого погрузимся ненадолго в естественную философию. Нет, я не шучу — чтобы понять природу онкологических болезней, нужно совершить небольшой экскурс в физику и понять, что представляет собой человеческий организм в целом.
В представлении современной медицины человек — это сложная система, состоящая из каких-то органов, тканей, соединительных элементов. В общем, нечто вроде машины, некий объект. Но человек-это не объект. Человек — это процесс, который внешне выглядит, как объект.
Представьте себе воронку воды. Если этот водяной вихрь сфотографировать, то есть взять мгновенный срез, мы увидим конусообразный объект. Но мы же понимаем, что это иллюзия, и воронка представляет собой не объект, а непрерывный локальный процесс, производимый средой. И если этот процесс прекратится, воронка исчезнет. Она может существовать только в динамике. Каждая частичка воды, которая составляет воронку, не задерживается в ней — она входит в неё, проходит по спирали и выходит. Зашла-прошла-вышла, зашла-прошла-вышла… Воронку образует силовой процесс, который формирует из окружающего вещества определённую структуру.
То же самое с нашим организмом — ни один атом, поступающий в него, в нём не задерживается, он проходит по кругам биохимического реактора и рано или поздно организм покидает. Просто организм представляет собой целый комплекс разных «воронок» — дыхательный круговорот, пищеварительный, водный… Организм — это вихрь материи, просто очень медленный, поэтому нам он представляется объектом.
И вот, понимая, что человек — это процесс или, говоря языком термодинамики, открытая система, в которую поступают энергия и вещество, легче становится понять причину опухолевых поражений. Первый закон термодинамики гласит: количество энергии, которое передано системе, идёт на изменение её внутренней теплоты и на совершение системой внешней работы. С пищей и вдыхаемым кислородом мы получаем энергию. При этом температуру тела организм поддерживает стабильной, это константа. Поднять температуру, чтобы рассеять лишнюю энергию в виде тепла, организм не может, иначе произойдёт коагуляция белков, и человек умрёт. Значит, полученная с пищей энергия должна уходить на внешнюю работу. Если она не уходит, организму приходится эту лишнюю энергию где-то складировать. Например, он может накапливать ее в виде жира. Или «запаковывать» эту избыточную энергию в виде различных плотных образований, то есть сложных материальных структур. Чем сложнее построенная структура, чем больше лишней энергии в неё удаётся впихнуть. Например, атеросклеротическая бляшка, камень в желчном пузыре и любое лишнее образование в организме, если исходить из физики, это всего лишь попытка системы не допустить перегрева и затолкать куда-то лишнюю энергию. Которая в конечном итоге идёт на разрушение самого организма. Онкологические процессы — одна из разновидностей этого явления. Организм находит способ избавиться от лишней энергии — направляет её на выращивание новых тканей.
Это мы сейчас нарисовали общефизическую картину. А как она реализуется на уровне биологии, на клеточном уровне? С помощью механизма критической адаптации! Сейчас расскажу, что это такое…
Все наши ткани устроены следующим образом. Поскольку тело — это процесс, должны где-то образовываться из поступающего вещества новые клетки и куда-то уходить старые клетки, изношенные. Синтез и распад — альфа и омега организма. Материальный вихрь начинается с синтеза и заканчивается распадом.
Синтез осуществляют стволовые клетки. Они сидят во всех тканях и словно муравьиные матки беспрерывно рождают новые клетки разных органов, для этого к каждой «матке» через кровеносный капилляр подаётся питание и кислород. А когда рождённая клетка отслужит своё, её разбирают на части макрофаги — особые клетки из «службы безопасности» организма. Они же следят за всякими чужаками и убивают перерождающиеся клетки, если их находят. Всё прекрасно.
Теперь представьте себе, что у человека начался, ну, скажем, атеросклероз. Вообще, атеросклероз — это первый шаг к раку. У нас люди рака ужасно боятся, поскольку понимают, что внутри них поселилась неконтролируемая клеточная опухоль. Ноте люди, которые читали прежние главы и запомнили, что атеросклеротические бляшки — это не оседающий на стенках сосудов холестерин, а набитые холестерином так называемые пенистые клетки, находящиеся под слоем сосудистого эпителия, должны отдавать себе отчёт, что атеросклеротические бляшки — тоже клеточные опухоли. И эти опухоли — предтечи опухолей злокачественных.
Представьте себе, что атеросклеротическая бляшка перекрыла вам просвет сосуда, нарушив приток крови к сидящей в ткани стволовой клетке или целой группе клеток. А стволовые клетки очень активны, они все время жадно питаются, потому что постоянно делятся. Им нужно много питательных веществ — сахара и кислорода. И если такая клетка вдруг попадает в режим голодания, то, поскольку аппетит у неё не пропадает, она начинает переходить в другой режим метаболизма, то есть адаптироваться к критической ситуации. Она перестраивается с кислородного типа питания на бескислородный, гликолизный. Известно, что все раковые клетки работают в гликолизном режиме, и у них до 400 раз выше потребление глюкозы, чем у клеток нормальных! Это доказал ещё нобелевский лауреат Отто Варбург, открывший цитохром-оксидазный цикл и разработавший биохимическую теорию рака. Видов рака очень много, но Варбург увидел, что онкологические клетки всех типов отличаются одним — кислородный метаболизм у них заменён анаэробной ферментацией глюкозы.
Варбург даже ставил такие опыты над животными — частично пережимал ток крови в сосудах. И в областях «ниже по течению» у подопытных стабильно начинал возникать экспериментальный рак — целые популяции раковых клеток.
Но поскольку бескислородный процесс энергетически менее выгодный, раковой клетке нужно огромное количество глюкозы. Она начинает отнимать её у окружающих тканей и выделяет биохимические факторы, которые приводят к сосудистым разрастаниям, ведь ей нужны сосуды, приносящие глюкозу! А как только крохотная опухоль прорастает новыми сосудиками, она уже далее начинает расти катастрофическими темпами. Отчего же спецслужбисты организма — макрофаги — не убивают раковые клетки?
Во-первых, если нарушен приток крови в ткани, туда и макрофагов меньше будет доставлено. А во-вторых, макрофаги работают на кислороде. Мало кислорода — плохая работа. Не справляются. Когда же опухоль прорастает новыми сосудами, раковых клеток становится так много, что макрофаги уже не успевают. К тому же часто перерожденным клеткам удаётся замаскироваться под «своих». Кроме того, когда макрофаги попадают в опухолевое окружение, они сами могут переключиться в анаэробный режим и стать так называемыми опухолево-ассоциированными макрофагами. Такие макрофаги способствуют росту опухолей и их метастазированию.
При этом мы знаем, что бывают формы рака очень агрессивные, бывают менее агрессивные. А бывают и вообще доброкачественные опухоли. От чего же это зависит?
А от того, где и какой сосудик был больше пережат. Если непосредственно ведущий к стволовой клетке, которая всегда очень активна, то рак будет весьма агрессивным. Если к клетке, которая проходит дифференцировку, то есть превращается в специфическую клетку какого-то органа, то рак будет менее агрессивным. Если же перерождается уже прошедшая тканевую дифференцировку клетка, то возникают неагрессивные, так называемые доброкачественные опухоли — например, бородавки или папилломы. Вообще же раки железистых тканей — печени, поджелудочной, щитовидки — очень агрессивны, поскольку клетки желез очень активные сами по себе и быстросменяемые.
Слава богу, современная онкология может не дать человеку умереть от рака, если рак поймали вовремя. Для этого применяют разные методы, включая хирургию. А вот как потом не дать человеку снова заболеть, ведь если рак возник один раз, он может случиться и второй? Единственное, что пока придумала медицина — регулярно делать обследования после операции. Если форма рака была агрессивная, проверяться через полгода. Если менее агрессивная форма — через год. Посмотрели — нету, уф, слава богу!.. А пациенту-то что делать? Он ждёт каждого обследования как приговора. На этот раз пронесло, а что будет через год?