— какой курс?
— Первый.
Мужчина замолчал, что-то посчитывая, и нахмурился:
— Зачем тебя сюда отправили? Рановато.
— Из-за Дара, — вмешался Кирилл. — Для нее этот выезд последний, сказала, уходит из Академии.
— Понятно, — врач потерял ко мне интерес, — Значит, сиди рядом и не высовывайся!
Овраг оказался в лесу. Переплетенные ветки не позволяли ковру-самолету лететь даже вдоль тропинок, и нас пересадили в телегу. Тряскую и жесткую, так что не спасало даже сено, на которое наш ковер и приземлился. Лошадка мчалась во весь дух, пришлось вцепиться в борта, но коврик вовремя приподнимал то один свой край, то другой, словно оберегая.
Раненого уже вытащили. Увидев это, врач заругался и кинулся к распростертому на земле телу:
— А фиксировать кто будет? А если позвоночник сломан?
Осмотрев раны, помрачнел:
— Несколько переломов и явно пневмоторакс. Фиксируем и транспортируем в больницу! Ты, с Даром… не отходи от него!
Я опустилась на колени в изголовье. Рядом, напевая какие-то заклинания, застыли две берегини. Одна из них о чем-то докладывала врачу, и с лица того уходило недовольное выражение:
— Ладно хоть, вас позвать догадались! Даша, повязку на грудную клетку! Кирилл — на тебе ноги.
Они оказались переломанными. Парень ловко зафиксировал их с помощью досочек, которые уже притащили помощники — людей здесь набралось достаточно. Вот тебе и глушь лесная!
А Даша, разрезав рубаху рыкаря, священнодействовала.
Вскрыла какой-то пакет, наложила на рану ворох марли, а сверху закрепила толстый полиэтилен, оставив один уголок повязки свободным.
— Зачем?
— Чтобы воздух из плевральной полости выходил. Видишь, приподнимается на выдохе. А на вдохе пленка мешает. Поняла?
Смотреть на окровавленное тело было неприятно, но результат на самом деле впечатлял! Я покрепче ухватила руку мужчины, а врачи продолжали суетиться: фиксировали шею специальными лангетами, прослушивали дыхание, измеряли пульс и давление.
— Надо было вместо девчонки другого парня брать… диагноста, — пробормотал один.
— Ничего, справимся, — ответил второй. — Зато руки нелишние, после Дарьи раны не гниют. Верно? — он подмигнул, и Даша залилась пунцовым румянцем.
Ковер-самолет приподнялся над телегой так, чтобы за раненым было удобно наблюдать. В себя он так и не пришел, и, как считали остальные — к счастью, иначе мог не пережить болевого шока.
Но на полпути рыкарь вдруг начал задыхаться.
Кирилл встрепенулся, схватил фонендоскоп. Остальные замерли, чтобы не помешать.
Закончив прослушивать, Кирилл начал простукивать грудь рыкаря, после чего сообщил:
— В плевральной полости скопилась жидкость. Думаю, гемоторакс.
— Откуда такие выводы? — врач ловко взобрался на ковер и тоже простукал грудную клетку.
— Данные перкуссии, анамнеза, давления. Кожные покровы…
Его прервали:
— Делай. Ты же умеешь?
Кирилл кивнул:
— В морге получалось.
— Отлично. И не бойся — я не дам тебе ошибиться.
Снова кивнув, Кирилл открыл укладку.
— Не трать время на анестезию — он все равно ничего не чувствует.
Толстая игла с трубкой, большой шприц… У меня от одного их вида по спине холодок пробежал. И в то же время я не могла оторвать взгляда от происходящего.
Даша взялась помогать сама, что сразу сделало ее в моих глазах героиней. Я бы и близко не подошла! Да что там, уже жалела, что согласилась на эту авантюру. Но деваться было некуда, и я наблюдала.
Смыли кровь, обработали кожу йодом, да не один раз. Кирилл снова простучал грудную клетку, а потом очертил пальцем зону:
— Вот здесь. Иглу!
Даша подала требуемое. Мне опять стало плохо, но я только крепче сжала ладонь рыкаря, стараясь думать о чем-то постороннем. Получалось плохо — любопытство оказалось сильнее.
Плавное движение, игла медленно проткнула кожу, утонула в теле… Я едва сдержала рвотные позывы, а уж когда шприц наполнился кровью…
— Дыши глубже! — раздалось над ухом.
Второй доктор только наблюдал. И заметил, что мне нехорошо.
— Может, нашатыря? Что, крови боишься?
Ох, не крови я боялась, а боли. Это не рыкаря кололи толстой иглой, а меня — даже заболело в том месте. Мама любит повторять, что ее дочь слишком впечатлительная. Наверное, так и есть.
Но, вместо того, чтобы засмущаться, разозлилась: сама ведь все знает, ну куда отправляет с такими нервами в медицину?
— Наверное, все-таки нашатырь… — в нос ударил едкий запах, я даже задохнулась. — Держи, — в руке оказалась вонючая вата. — Протри виски. И крепись — скоро приедем.
Лес действительно расступился. Оба врача и Кириллом умчались на ковре- самолете. Мы с Дашей продолжили путь на телеге.
Лошадь уже не летела напролом, а тихонько трусила, отчего и тряска почти исчезла. Даша растянулась на сене и закусила травинку:
— Красота! Отдыхай, пока можешь!
Пахло зеленью, немного землей и… покоем.
Настроение не портил даже конвой из двух всадников. Едут себе и едут, к нам не лезут. И все-таки…
— Даш, а кто эти самые волколаки? Оборотни? — вспомнились русские народные сказки.
— Оборотни. Да не дергайся, не нападут — у нас охрана.
Но мне теперь двое мужчин надежной защитой не казались: а ну, как целая стая? Вон, на рыкаря же напали! Кстати, а кто это такой?
— Рыкарь? — приподнялась Даша. — Ты о берсерках слышала?
— Это которые мухоморы ели и с ума сходили?
— Сама ты… с ума сходишь. Но что-то вроде, да. Так вот, рыкарь — это нечто подобное, только мозги не отключаются. Сила в воине просыпается, а разум остается чистым.
— Поняла, — я покивала, хотя на самом деле лишь окончательно запуталась.
Даша хмыкнула и снова откинулась на сено:
— Смешная ты, Тоня. Жаль даже что уходишь — с тобой легко. Хочешь, останемся подругами?
— Так, я же память потеряю!
— А я — нет. Так что познакомимся заново. Хочешь?
— Хочу.
— Ну и дуры! — над головами завис ковер-самолет. Кирилл попросил его опуститься ниже, чтобы можно было перебраться с телеги. — Между спецкурсниками быть дружбы! Мы — конкуренты. Только лучшие окажутся в Больнице Макоши. Остальные…
— Уговорил, — хихикнула Даша. — Не буду с тобой дружить. А вот с Тоней — буду. Она же уходит из академии.
— Правильно делает! Баба с возу… — пробормотал Кирилл и тут же ойкнул оттого, что Даша ткнула его кулаком в бок. — Прекрати! И береги руки, хирург недоделанный!
— Сам-то, — обиделась Даша, но до конца пути не сказал больше ни слова.
y крыльца нас встречала сама Баба Яга.
— Не передумала?
Я оглянулась на телегу, на безразличного Кирилла, на смущенную Дашу и замотала головой:
— Нет. Давайте свое зелье!
Баба Яга вздохнула:
— Ну, знать, так лучше будет. Как выпьешь, не пугайся — голова закружится, в сон начнет клонить. Заснуть — заснешь, а как проснешься, про Кромку и не вспомнишь. Ну, готова?
Я кивнула.
С крыльца спустился невысокий, смутно знакомый мужичок. В руках он бережно нес расписную посудину, напоминающую изогнувшего шею лебедя.
— Вот, держи. Залпом!
Вкус оказался неприятным, сладковатым и очень вяжущим. Я осушила чашу до дна и только тогда поняла, где видела мужичка: в прошлый раз он искал бабу Ягу, чтобы огневушек успокоила. Так вот, значит, ты какой — леший.
Голова закружилась. Я улыбнулась — все, как предупреждали. Появилась какая-то легкость, предметы потеряли резкость, их очертания поплыли, как будто на бумагу с акварелью плеснули воды.
Последнее, что запомнилось перед провалом в пустоту — испуганные лица и кричащая что-то Баба Яга.
5.1
Голова болела зверски. Тихий разговор людей впивался в черепную коробку сверлом соседской дрели. Хотелось послать всех к чертям и спрятаться от людских голосов и солнечного света, который резал глаза.
— Очнулась, — раздался рядом довольный вздох.
Половицы чуть скрипнули под уверенными шагами. И тот же голос позвал:
— Передайте князю, что гостья проснулась!
Что?
Какому князю?
И… почему я все помню? И тот пожар, и раненых, и рыкаря, а главное — как пила отвар забудь — травы. Не подействовало?
Одним рывком откинула одеяло и огляделась.
На самом деле в просторной комнате царил полумрак — окна оказались завешаны вышитыми занавесками, напоминающими рушники. Вдоль стен тянулись лавки и сундуки, а рядом с дверью застыл странный шкаф, больше похожий на буфет. Возле него суетились девушки.
— Проснулась! Радость-то какая! — нарочито-слащавый голос был приятен для слуха, но его обладательница — немолодая женщина в синем вышитом сарафане и расписном платке поверх невысокого головного убора доверия не внушала.
— Где я?
— Как где? В палатах княжеских! Вот сейчас в мыленку сходишь, наряд новый примеришь, да ко князюшке на беседу пожалуешь. А там отобедаешь, да на перинку пуховую отдыхать увалишься!
Этого мне только не хватало! Воспаленный мозг сплел воедино князя, обед и пуховую перину. Мамочки! Меня что, взамуж отдали? Ну, Баба Яга, ну, погоди! Вовек тебе этого не прощу!
— Никуда я не пойду! — заявила хлопочущей женщине и отползла подальше от края кровати, к самой стене.
— Да как же так? — всполошилась женщина. — Как это — не пойду? Посмотри на себя! Растрепанная, одежда грязная…
Суета у входа заставила ее замолчать.
— Оставь девушку в покое!
В комнату по-хозяйски вошел мужчина.
Ой! Никогда не думала, что такие на самом деле бывают! Высокий, сильный — просторная рубаха облегла плечи как вторая кожа, так что заметны перекатывающиеся мышцы. Но в то же время — не увалень, легок и гибок. А еще золотистые волосы и синие-синие глаза. Прямо как с картины про русских богатырей сошел.
Хотя почему — как? Может, на Кромке таких полным-полно?
— Голова болит?
Я кивнула — язык прилип к небу, губы от волнения пересохли. В какой-то момент мысль о замужестве перестала пугать — чего бояться, коли жених — такой красавец, да еще князь! Хоть в этом Баба Яга удружила.