— А… ваша жена?
— Не женат, — ответил слишком резко, словно я ему в открытую рану скальпелем ткнула.
Майя за спиной куратора замахала руками, чтобы я не обижалась, а потом успела шепнуть:
— Сбежала жена. Позже расскажу.
Даже если ты не сплетница, знать чужие тайны всегда интересно. Сидя в машине, я искоса посматривала на куратора, а тот притворялся, что не замечает. Прокуда, которого взяли с собой в виде игрушки, тяжело вздыхал и возился на заднем сиденье. Он учуял в моей сумке конфеты — маленький пакетик леденцов, который лежал там на всякий случай.
— Да возьми, — ответила на жалобный взгляд в зеркале заднего вида.
Проказник оживился. Послышался звук открываемой «молнии», шелест пакета и… панический, на грани выносимого, крик.
Машина вильнула на обочину. Павел Семенович выскочил из салона и рванул на себя заднюю дверь и поднял отброшенную упаковку.
— Тоня, где ты это взяла?
17
Я переводила взгляд с испуганного Прокуда на предельно серьезного Павла Семеновича и обратно. Посмотреть на упаковку сразу не догадалась, поэтому и ответила без запинки:
— В магазине. Они…
И тут я увидела. Желто-зеленый флюоресцирующий глаз, завернутый в прозрачный фантик. Конфетка как конфетка, если особо не приглядываться.
— Уверена? — куратор сунул всю пачку в карман. — Ладно, потом поговорим. Прокуда, вылезай, дальше пойдем пешком!
Он достал из багажника чемодан и велел:
— Возьми куклу.
Идти куда-то ночью, в мороз совсем не хотелось, но Павел Семенович запер машину и уверенно пошел по дороге. Я заторопилась следом — жил он где-то недалеко.
Небольшая квартирка на третьем этаже панельного дома. Одна комната, кухня, узкий коридор и совмещенный санузел.
— Располагайся, — Павел Семенович сгреб с дивана простынь и одеяло, — сейчас чистое постелю.
— Я сама, — стало неловко. — А вы где будете спать?
— На кухне. Там раскладное кресло.
Надо было бы воспротивиться, все же уважение к старшему, но я так устала, что мечтала только об одном: упасть и заснуть.
Но сон не шел. Ощущение взгляда в спину не исчезало, да и хозяин ходил по квартире, покашливал, возился с чем-то. Не выдержав, выглянула:
— Что-то случилось?
— Интересно? Ну, иди, покажу.
В кухне действительно стояла кресло-кровать, но почти половину пространства занимал разложенный стол. На нем, прямо на распечатках, лежал мой пакетик с конфетами.
— Ты такое раньше видела?
Тот «глаз» оказался не единственным. Павел Семенович насчитал три и отложил в сторону, а потом щелкнул выключателем.
Кухню наполнило зеленоватое сияние. Казалось, глаза ожили, поводя зрачками туда-сюда. Ощущение чужого присутствия усилилось.
— Подгляды, — свет включился, и морок рассеялся. — От кого подарочек — это мы выясним, а пока…
Я с интересом следила, как из шкафчика достается жестяная коробка из-под конфет, как на ней маркером рисуются какие-то символы, как «глаза» заворачиваются в кусочки грубой ткани и перевязываются красными шерстяными нитками…
Ощущение чужого присутствия исчезали медленно, но верно, и пропали окончательно, как только захлопнулась крышка.
— Вот так. Степанида Петровна вернется, отдам, пусть разбирается. Ну, иди спать, больше не потревожат.
— А вы?
— А я поработаю. Понять бы, где Огнея в следующий раз объявится… — он уткнулся в те самые распечатки.
Я заглянула в ближайший список. Таблица с именами заболевших, времени заболевания, адресом… Куратор делала пометки в тетради, сравнивал, снова писал.
— А почему график не составите? Схема-то нагляднее будет.
— Может быть… — Павел Семенович задумчиво огляделся. — Надо только решить с чего начнем, с какого параметра.
В голову пришел самый простой вариант:
— С географии!
— Молодец!
Услышать искреннюю похвалу было приятно.
— Но вот карты у меня нет… Так, подожди…
Сыто заурчал принтер, выплевывая бумагу. Скотч склеил разрозненные куски, и вскоре на столе раскинулся план города.
— Пригород пока отпустим?
Я кивнула. И испугалась — список заболевших казался внушительным, а время поджимало. Кто знает, что учудит лихоманка уже этим утром? Не справимся ведь вдвоем!
Павел Семенович тоже так подумал, потому что выглянул в коридор и что-то кому- то сказал. Через пять минут в квартиру просочились две берегини. Я их узнала — именно они помогали в больнице.
Работы была привычная, точки покрывали карту россыпью краснухи и были нелогичными.
— Ничего. Никакой системы… — вздохнул Павел Семенович. — Но попытка засчитана.
— Подождите, — я придвинула к себе коробку с разноцветными маркерами, благодаря в душе Ведьму, научившую всю группу анализировать. Требовала этого в контрольных, так что мозг привычно выстроил алгоритм работы. — теперь по датам. Диктуй!
Точка за точкой. Один день — зеленые, второй — желтые. Они расползались по бумаге, вплетаясь в лабиринт улиц, проникая друг в друга, покрывая поверхность узорами.
— Стой! — Павел Семенович выхватил маркер и широким жестом обвел несколько групп. — Ты это тоже видишь?
«Ветрянка» расползалась во все стороны, иногда вспыхивая в нескольких местах одновременно. Но всегда был первый раз. Четкая точка. Единственный случай за день.
— И что это значит?
Вместо ответа, Павел Семенович соединил их линией. Получился плавный зигзаг с чуть закругленными углами.
— Знаешь, что это? Символ Зимы, покровительницы лихоманок.
— Мары? — вспомнила я прочитанное недавно.
— Не совсем. Тут, скорее, дуализм образов… Зима — смерть и она же — переход к новой жизни. Но здесь ничем таким и не пахнет… Огнея ритуал проводит. Замкнет рисунок — и откроет сестрам проход.
От перспективы столкнуться с мором стало не по себе. И я подозревала, что наяву все будет еще страшнее.
— И что делать?
— Благодарить судьбу, что это не Мара-Вий. И искать. Вот здесь! — Малиновый маркер обвел несколько домов. — Отправим соглядатаев… Прокуда!
Тот очнулся от дремы и протер глаза, после чего выслушал указания и исчез.
— Нам тоже пора. Степанида Петровка должна уже вернуться. Тоня, от меня ни на шаг! Я позвоню в больницу, что тебя сегодня не будет.
Сунув в сумку коробку с «глазами» и куклу Пркуды, Павел Семенович пропустил меня вперед и тщательно закрыл двери.
На улице занималась метель.
17.2
Когда дошли до машины, вокруг уже начал образовываться сугроб, к счастью, небольшой. Несколько взмахов лопатой, и проезд был свободен.
Вел Павел Семенович аккуратно, снижая скорость задолго до поворотов. Дворники работали на полную, и все же круговерть снежинок навевала тревогу. Это тоже было странно — обычно я любила наблюдать за их танцами.
— Вы ничего не чувствуете?
— Нет, а ты?
— Не пойму. Как будто чешется, ко не могу определить — где.
Машина тут же свернула на обочину:
— Пешком дойдем. Не нравятся мне твои пророчества…
— Павел Семенович, — вопрос, не давший покоя уже несколько месяцев, оформился в слова, — вы говорили, что Дар не проявляется в нашем мире. Но ко мне прислушиваетесь. Да и Дашин Ловец Снов сработал. Почему?
— Потому что наузы действуют независимо от того, в каком мире завязаны. На Кромке эффект был бы феерический. А у нас — просто вспышка.
— А я? — почему-то было важным выяснить все прямо сейчас, здесь, пробиваясь сквозь заметающий тропинки снег.
— Я же говорил, — ответил уже раздраженно. — Ваш Дар в этом мире проявляется интуицией. Вот как с этой картой. Тебе одного взгляда хватило, чтобы понять, что в моем методе что-то не так…
Вот тут стало обидно. Значит, не я умница, что решила предложить график, а мой Дар? Но спорить не стала. Интуиция — так интуиция. Мне бы от подглядов избавиться. Ну, и выжить.
С этими мыслями и дотопала до общежития. И едва успела отряхнуться от снега, как зазвенел телефон.
Мама спрашивала, когда же я соизволю появиться дома, раз уж уроков все равно нет, и грозилась навестить деканат с разборками.
— Не надо, — при мысли, что придется разруливать еще и это, стало плохо. — У меня все хорошо, приеду, как только с делами разгребусь.
— Да какие у тебя дела? Ты даже не второкурсница! Еще и эпидемия эта… Тонечка, доченька, скажи правду — вас не отпускают? Опять привлекли к борьбе с болезнями всякими?
— Все нас отпускают! Да, я волонтерю в больнице, но по собственному желанию. Это опыт, мама. Бесценный опыт, который пригодится потом в работе.
— Волонтерит она… — в голосе появились недовольные нотки. — А на родителей наплевать! Может, мы с отцом померли давно!
Я поняла, что злюсь. Мама снова шантажировала! Раньше этого не замечалось, я пугалась, кидалась выполнять ее приказы. А тут вдруг стало ясно: ничего у них не произошло и не произойдет. Родители просто хотят держать единственную дочь под контролем. Не только знать, что у нее все хорошо, что жива, здорова, сыта и обута
— одета, но и вникать во все досконально, диктуя свои правила поведения и прививая собственные взгляды.
Я ведь и в академию так же попала: мама воплощала личные амбиции. Это мне еще повезло, что Дар проявился, а если бы нет? Так бы и прожила серой мышкой, одной из многих, ненавидя работу, а вместе с ней и больных.
— Если бы вы померли, мне бы уже сообщили, — наверное, слишком резко. Но успокаивать истерики просто не было времени. — Извини, мне пора бежать.
Я сбросила вызов, молясь всем богам, чтобы маме не пришло в голову приехать прямо сейчас. Она могла. В гневе она способна на любое безрассудство.
— Неприятности? — нахмурился Павел Семнович.
— Если мама приедет, то еще какие, — не стала лукавить. И заслужила понимающую улыбку:
— Прорвемся! Ну, пойдем!
В подвале, в классе, нас уже ждали.
— Чего так долго? — заведующая была недовольна.
— Маленькие детки — маленькие бедки, — отшутился Павел Семенович. — Похоже, за Тоню опять придется перед родителями вступаться.