тов наличных в год. «Консультации бесплатны, вы платите только за лекарство» – таков был его лозунг, и, поскольку за последнее он брал втридорога, его предприятие было вполне успешным. Простые слова «Бесплатные консультации» привлекали толпы людей. Препараты он раздавал направо и налево, и результаты такого лечения были впечатляющими, но свои риски (довольно неоправданные) тоже были [19].
Вам, без сомнения, не терпится услышать, как у меня идут дела. Вывеска готова: «Доктор Конан Дойл, хирург». Выглядит отлично. Первая неделя – восемь шиллингов, следующая – двадцать, третья – двадцать пять. Боюсь, на этой неделе будет чуть меньше. Однако в целом доход растет, и это большая удача для новичка. Лошадь с повозкой я одолжил у Бадда, так гораздо удобнее. Я стабильно не влезаю в долги, на данный момент расплатиться нужно только за вывеску и акушерские карточки. Вы должны помнить, что, если с Баддом что-нибудь случится (не дай бог), моя практика уже должна войти в колею. В любом случае я надеюсь, что до сентября дела у меня пойдут достаточно хорошо, чтобы обзавестись собственным домом, и с этой минуты я буду экономить на всем, на чем только смогу. Условия здесь прекрасные, за последнее время погибло очень много медиков, а те, кто выжил, – ужасные болваны [38: письмо к Мэри Конан Дойл, июнь 1882 г.].
Однако отношения Конан Дойла с Баддом быстро закончились, и через месяц после упомянутого письма он решает открыть собственную практику в Портсмуте.
Однажды он пришел ко мне и сказал, что, по его мнению, мое присутствие усложняет его практику и что нам лучше расстаться. Я согласился со всем добродушием, заверив его, что пришел не для того, чтобы навредить ему, и что я очень благодарен за все, что он сделал, даже если это ни к чему не привело. Затем он настоятельно посоветовал мне самому заняться практикой. Я ответил, что у меня нет на это денег. Он же сказал, что позаботится об этом. Он решил выделять мне фунт в неделю, пока я не встану на ноги, а долг я смогу отдать ему, когда буду готов. Я тепло поблагодарил его. Можно было начать работать в Тавистоке, но в конце концов я решил, что лучше выбрать Портсмут. Я хорошо знал жизнь в Плимуте, а Портсмут был на него очень похож. Поэтому я сел на ирландский пароход и примерно в июле 1882 года отправился морем с одним небольшим чемоданом, в котором хранились все мои земные пожитки, чтобы начать практику в городе, в котором я не знал ни единой души. В кармане у меня было чуть меньше 10 фунтов, и я знал, что должен не только покрыть все текущие расходы на переезд, но и обставить на эти деньги дом. С другой стороны, недельный доход должен был легко покрыть все личные траты, и в будущее я смотрел с сумасшедшим юношеским оптимизмом [19].
Нет, я поступлю решительно и начну с Портсмута, если ваш отчет, который я ожидаю сегодня, соответствует моему представлению о размерах этого места. Не нужно больше меня отговаривать, пусть вашу светлую голову занимают вопросы о том, как и на что можно там жить. Я намерен остановиться там на неделю, за это время сниму дом (по цене рассчитываю примерно на 35 фунтов стерлингов в год и, если повезет, в центре, не среди магазинов или слишком оживленных улиц). Затем я передам домовладельцу увесистую папку с рекомендациями, заберу ключи и установлю вывеску. У меня готовы две таблички – одна с объявлением о том, что бедняки могут рассчитывать на бесплатную консультацию в определенные часы недели, думаю, что это заманит ко мне множество пациентов [38: письмо к Мэри Конан Дойл без даты].
«Воспоминания и приключения» полны интересных деталей о финансовых трудностях, которые вставали на пути у врача Викторианской эпохи при открытии практики с нуля.
Я потратил неделю на то, чтобы найти подходящий свободный дом, и в конце концов поселился за 40 фунтов стерлингов в год на вилле Буш, которую любезный домовладелец теперь называет Дойл-хаус. Я с ужасом ждал, что агент потребует задаток, но упомянутое имя моего дяди, кавалера ордена Бани, в числе прочих рекомендаций склонило чашу весов в мою пользу. Заполучив пустой дом и ключ от него, я отправился на распродажу в Портси, где примерно за 4 фунта купил довольно много подержанной – возможно, прошедшей десять рук – мебели. Ее было вполне достаточно, чтобы оборудовать одну палату для пациентов тремя стульями, столом и ковром по центру комнаты. Наверху у меня было что-то вроде кровати и матраса. Я установил вывеску, которую привез из Плимута, купил красную лампу для ее подсветки, и на этом все мои приготовления к работе завершились. В кармане у меня осталась пара фунтов. О слугах, конечно, не могло быть и речи, поэтому я каждое утро сам протирал вывеску, подметал у входа и содержал дом в относительной чистоте. Оказалось, что я без труда могу жить на шиллинг в день, поэтому смогу продержаться подольше [19].
Я заказал большую партию лекарств от клещей в оптовом магазине и расставил их в задней комнате. Сначала ко мне приходили только бездомные: кто-то был крайне беден, кому-то просто хотелось увидеть нового доктора, а некоторые и вовсе жаловались на предыдущих врачей. У большинства из них были огромные долги, и они изо всех сил старались избегать встречи со своими кредиторами. Приходя ко мне за консультацией, они могли купить разве что один пузырек с лекарством. С заработанных средств я мог покупать себе еду. Уже это было хорошо, поскольку других денег не было, а к десяти золотым, которые я отложил на арендную плату, я поклялся не прикасаться. Случалось, что мне не хватало даже на почтовую марку, и письма копились, ведь отправить их не было возможности, но те деньги я все равно так и не разменял [19].
Конан Дойл взращивал свою врачебную практику в Саутси в течение нескольких лет, однако чаще всего ему приходилось буквально бороться за состоятельных клиентов, чтобы зарабатывать на жизнь.
Месяц за месяцем я находил пациентов то здесь, то там, пока не сформировалось ядро небольшой, но постоянной практики. Иногда их приводил ко мне несчастный случай, иногда им нужна была неотложная помощь, а были и те, кто рассорился со своим лечащим врачом или просто недавно переехал в город. Я старался как можно больше общаться с людьми, поскольку понимал, что одной медной вывеской пациентов не привлечь, и все должны были знать, что за человек стоит за этой вывеской. Некоторые платили мне услугой за услугу, но моя помощь была настолько мала, что выигрывал от этой сделки, наверное, только я. Был бакалейщик, у которого начались эпилептические припадки. Так у меня в доме появились масло и чай [19].
Страница из медицинского каталога Викторианской эпохи: красные лампы для врачебных вывесок [22].
В первый год я заработал 154 фунта, во второй – 250, в затем дошел и до 800, но за все восемь лет я так и не смог заработать больше. В первый год пришел бланк справки о подоходном налоге. Данные, которые я внес в бланк, говорили о том, что доходы мои ничтожны. Бумагу вернули, а на ней поперек страницы красовалась надпись от руки: «Крайне неудовлетворительно». Я подписал: «Полностью согласен», – и отправил справку обратно. За эту маленькую дерзость я предстал перед заседателями с бухгалтерской книгой под мышкой. Однако они так и не смогли ничего вытрясти ни из меня, ни из моей бухгалтерии, и мы, смеясь, расстались по-доброму [19].
На днях один человек любезно упал с лошади прямо перед моим окном, и разумное животное прижало его всем своим весом. Я привел его в чувство, а этот случай попал во все газеты, и мое имя оказалось на слуху. Дантист по имени Китсон, что живет через дорогу, тоже помогал мне всем, чем мог. Тому, кто никогда не знал подобных обстоятельств, мое положение показалось бы отчаянным, но, на мой взгляд, оно было многообещающим. Вывеску о бесплатных консультациях я снял сразу после вашего визита, но у меня есть еще одна (она стоила 1 фунт 2 шиллинга и 6 пенсов) – красную лампу привезут через несколько дней [38: письмо к доктору Реджинальду Рэтклиффу Хоару без даты].
В течение следующих нескольких лет ни мемуары Конан Дойла, ни его письма не содержат подробностей о его медицинской практике. На смену им приходят рассказы о том, как развивается его литературная карьера, и о широком круге других его интересов. Затем, в 1890 году, он внезапно решает сменить специальность и стать офтальмологом.
Спустя два дня я вернулся в Саутси. Место было прежним, но я был совершенно другим. У меня будто выросли крылья за спиной, появилась внутренняя уверенность в своих силах. Особенно на меня повлиял долгий разговор с Малкольмом Моррисом, в ходе которого он заверил меня, что я впустую трачу свою жизнь в провинции и у меня слишком мелкое поле для деятельности. Он настаивал на том, чтобы я оставил общую практику и уехал в Лондон. Я ответил, что пока ни в коей мере не уверен в своем литературном успехе и что не могу вот так запросто отказаться от медицинской карьеры, которая стоила моей матери таких жертв, а мне – стольких лет учебы. Тогда он спросил, есть ли какая-нибудь особая отрасль профессии, на которой я мог бы сосредоточиться, чтобы отвлечься от общей практики. Я сказал, что в последние годы интересовался офтальмологией и развлекался тем, что исправлял рефракцию и заказывал очки в Портсмутской глазной больнице под руководством мистера Вернона Форда.
– Что ж, – сказал Моррис, – отчего бы тогда не выбрать офтальмологию? Поезжайте в Вену, поработайте там полгода, возвращайтесь в Лондон и принимайтесь за дело. У вас и деньги будут, и времени на литературу будет хватать.
Я вернулся домой, поглощенный мыслями об этом предложении, и поскольку моя жена была вполне согласна, а Мэри, наша маленькая дочь, уже достаточно подросла, чтобы остаться с бабушкой, казалось, на этом пути не было никаких препятствий. С закрытием практики не было никаких проблем, поскольку она была настолько незначительной по размеру и такой чрезвычайно личной, что продать ее другому врачу не было никакой возможности, и ее просто пришлось ликвидировать [19].