Он повернулся к полицейским из патрульной машины, которые молча стояли рядом:
— Вызовите следственно-оперативную группу.
— Хорошо, — отозвался один из офицеров и тут же направился к автомобилю.
Все остальные проследовали к кирпичному зданию. Мы трое опять вошли, а второй офицер остался у подъезда. Пока нас не было, кто-то затворил дверь, ведшую в левое крыло, но шестая квартира так и стояла открытой. Войдя в нее повторно, мы, не сговариваясь, прошли на те же места, на которых находились до появления человека в кепке, как актеры на сцене во время репетиции.
Я приблизилась к дальней стене. Плитка на столе теперь была холодной, а над одной из сковородок кружила муха. Вид кастрюли ничуть не изменился. Все остальное тоже выглядело по-прежнему.
Я прошла к двери в правом дальнем углу комнаты. На полу возле нее валялись кусочки пластмассы, отбитые от ручки при сильном ударе о стену. Дверь была наполовину открыта, сквозь нее виднелась деревянная лестница, ведущая вниз. Вторая ступенька представляла собой небольшую площадку. Дальше, повернув на девяносто градусов, лестница уходила во тьму. Площадку усеивали консервные банки. Из деревянной стены напротив на уровне глаз торчали ржавые крюки. Слева я увидела выключатель. Защитная крышка на нем отсутствовала, и взгляду представлялись перепутанные, похожие на червей провода.
Шарбонно присоединился ко мне, раскрыв шире дверь при помощи шариковой ручки. Я указала головой на выключатель, и детектив, опять-таки ручкой, надавил на него. Где-то внизу загорелась лампочка, и уходящие вниз ступени осветились тусклым сиянием. Мы прислушались к мраку. Тишина.
Подошел Клодель.
Шарбонно ступил на площадку, помедлил и осторожно зашагал дальше. Я последовала за ним. Мои ободранные ноги дрожали, будто я только что принимала участие в марафонских бегах, но я мужественно подавляла желание прикоснуться рукой к стене. Лестница была узкой, и все, что я могла видеть перед собой, — это плечи Шарбонно.
Внизу нас встретили влага и запах плесени. Теперь моя щека горела, так что прохлада порадовала. Я огляделась. Обычный подвал с задней стеной из шлаковых блоков, наверное достроенный позднее для разделения помещения пополам. Спереди справа стояло металлическое корыто, рядом с ним — длинный деревянный верстак, покрытый облупившейся розовой краской. Внизу лежала коллекция щеток с пожелтевшей, оплетенной пылью щетиной. На стене висел свернутый в аккуратные кольца черный садовый шланг.
Пространство справа занимала здоровенная печь с круглыми, устремленными вверх трубами, похожими на ветви дуба. Ее основание окружали кучи мусора. В тусклом свете я разглядела сломанные рамки для фотографий, велосипедные шины, обломки садовых стульев и пустые баночки из-под красок.
С середины потолка свешивалась единственная лампочка. Больше в помещении ничего не было.
— Подонок, наверное, все время простоял у самой двери, — сказал Шарбонно, упирая руки в боки.
— Мадам Жирная Задница могла бы и сообщить нам, что ему есть где спрятаться, — пробормотал Клодель, шевеля мусор носком ботинка.
Мои ноги начинали болеть, и с шеей было явно что-то не в порядке.
— А ведь этот гад мог спокойно напасть на нас из-за двери, — добавил Клодель.
Шарбонно и я промолчали. Нам самим эта мысль приходила в голову уже не раз.
Опустив руки, Шарбонно прошел к лестнице и начал подниматься. Я проследовала за ним. В комнате нас опять окутала духота. Я приблизилась к импровизированному столу и принялась рассматривать коллаж на стене.
В центре висела большая карта Монреаля. Ее окружали вырезки из газет и журналов. Справа красовались стандартные картинки из журналов вроде «Плейбоя» и «Хастлера». С них на меня взирали молодые женщины, изогнувшиеся в разнообразных позах, почти или вовсе без одежды. Одни — флиртуя, другие — заманивая, третьи — притворяясь, что блаженствуют в оргазме. Убедительно не выглядела ни одна. Вкус подбиравшего картинки было трудно определить. Наверное, ему нравились и блондинки, и брюнетки, и шатенки, худые и в теле. Каждая из вырезок имела очень ровные края и была на определенное расстояние удалена от соседок.
Слева от карты висели газетные статьи. Некоторые на английском, но большинство из французской прессы. Я заметила, что все статьи на английском языке сопровождают фотографии. Я наклонилась вперед и прочла несколько строк об исчезновении девушки, проживавшей в Сенвиле. Мой взгляд скользнул на рекламу «Видеодрома», заявляющего о себе как о крупнейшем дистрибьюторе порнофильмов в Канаде. Недалеко располагалась вырезка из «Алло, полиция» о каком-то стриптиз-баре. На фотографии рядом была изображена девушка, наряженная в кожаные подвязки и обернутая цепью. В другой статье рассказывалось о человеке, который проник в чужой дом, сделал из ночной сорочки хозяйки чучело, проткнул его несколько раз ножом и оставил на ее кровати. Следующим мне на глаза попалось нечто такое, от чего кровь опять застыла в жилах.
В коллекции Сен-Жака имелись три аккуратно вырезанные и размещенные в ряд статьи о серийных убийцах. В первой говорилось о Леопольде Дионе, «Монстре из Пон-Руж». Весной 1963 года полиция обнаружила у него дома тела четверых молодых мужчин. Все — задушены.
Во второй перечислялись подвиги Вейна Клиффорда Бодена, который с 1969 года душил и насиловал женщин в Монреале и Калгари. Когда в семьдесят первом он попался в руки полиции, на его счету было четыре убийства. На полях кто-то подписал: «Билл-душитель».
В третьей статье описывалась карьера Вильяма Дина Кристенсона, собственного монреальского Потрошителя. В начале восьмидесятых он убил, обезглавил и расчленил двух женщин.
— Взгляните-ка, — сказала я.
Несмотря на то что в комнате было душно, меня знобило.
Шарбонно тоже подошел к столу.
— Ох, малыш, малыш, — протянул он, осматривая картинки справа. — Любовь в широком смысле слова!
— Вот, — сказала я, указывая на статьи. — Прочтите.
Клодель присоединился к нам, и некоторое время детективы молча пробегали глазами по печатным строкам. От обоих пахло потом, выстиранной хлопковой тканью и бальзамом после бритья. С улицы до нас донесся голос какой-то женщины, зовущей Софи. Я на мгновение задумалась, кто такая Софи: кошка или ребенок?
— Скотина, — пробормотал Шарбонно, ухватив основную идею статей.
— Все это еще не означает, что наш парень — Чарли Мэнсон, — усмехнулся Клодель.
— Конечно же нет!
Я впервые уловила в голосе Шарбонно ноты раздражения.
— Возможно, у него просто мания величия, — продолжил Клодель. — Или насмотрелся братьев Менедес и думает, что они весьма остроумные. Или считает себя праведником и мечтает победить мировое зло. А может, просто практикуется во французском и находит криминальную тему наиболее интересной. Откуда нам знать? Несколько газетных вырезок еще не означают, что здесь живет Джек-потрошитель. — Он глянул на дверь. — Где следственная группа, черт возьми?
«Сукин сын!» — подумала я, но вслух ничего не сказала.
Мы с Шарбонно переключили внимание на сам стол.
У стены возвышалась стопка газет. Шарбонно при помощи ручки просмотрел их: приподнимал листы и пробегал по ним взглядом. В основном это были страницы с объявлениями из «Газетт» и «Ля пресс».
— Может, этот гад занимается поисками работы, — произнес Шарбонно сардоническим тоном. — Рекомендацию ему, наверное, дал Боден.
— А что внизу? — спросила я, заметив, как под шариковой ручкой Шарбонно мелькнул какой-то желтый лист.
Он еще раз подсунул ручку под нижнюю из газет и отогнул ею все верхние, прижимая их к стенке.
«Интересно, детективов специально обучают подобным образом манипулировать письменными принадлежностями?» — мелькнуло у меня в голове.
Нашему взгляду представился блок желтых листов в линеечку — подобными любят пользоваться юристы. На первой странице сверху пестрели какие-то записи. Шарбонно придержал стопку отогнутых газет тыльной стороной ладони, а блокнот выдвинул ручкой.
То, что я почувствовала, увидев статьи о серийных убийствах, не шло ни в какое сравнение с ощущениями, наводнившими мою душу сейчас. Страх, которому я долго не позволяла завладеть собой, с невиданной мощью сдавил мое сердце.
«Изабелла Ганьон».
«Маргарет Адкинс».
Эти имена сразу бросились мне в глаза. Они составляли часть списка из семи пунктов, расположенных на листе с краю. Напротив каждого в нескольких отделенных друг от друга вертикальными линиями колонках были вписаны личные данные женщин. Таблица выглядела подобно той, которую составила я, только пять из упомянутых здесь имен я видела впервые.
В первой колонке размещались адреса, во второй — номера телефонов. В третьей кратко описывались условия проживания.
«Кварт., парадн. дв. зап., кондомин., 1 эт., двор зап.».
В следующей колонке напротив некоторых имен были вписаны какие-то наборы букв. Я взглянула на буквы напротив Адкинс — «М. С.» Мысли в моей голове заработали в определенном направлении. Я закрыла глаза, напрягла мозг и тут же поняла, что означают буквы.
— Это люди, с которыми они живут, — сказала я. — Посмотрите на Адкинс. Муж. Сын.
— Верно. А у Ганьон — «Бр. и Сож.» Брат и сожитель, — произнес Шарбонно.
— А что означает «До»? — спросил давно подключившийся к нам Клодель, указывая на последнюю колонку, которую Сен-Жак заполнил только напротив отдельных имен.
Ответа на его вопрос никто не знал.
Шарбонно перевернул первую страницу, и, увидев записи на следующей, мы все затаили дыхание. Страница была разделена на две части: вверху стояло одно имя, посредине — второе. Под каждым располагалось по три колонки, озаглавленные: «Дата», «В» и «Из» — и заполненные цифрами.
— О господи! Он за ними следил! Выбирал их и следил! — взорвался Шарбонно.
Клодель промолчал.
— Этот подонок следил за женщинами! — повторил Шарбонно, словно считал, что небольшая перефразировка поможет ему лучше осознать смысл собственных слов.