Разложив папки в хронологическом порядке на столе в своем офисе, я дала себе обещание, что изучу их последовательно, но тут же нарушила это обещание, взяв в руки дело Моризет-Шанпу. Мысли о его содержимом вызывали во мне приступ тревоги.
22
Франсин Моризет-Шанпу была застрелена и изувечена в январе девяносто третьего. Примерно в десять утра того дня один сосед видел, как она выгуливает своего спаниеля. А два часа спустя муж нашел ее мертвой в кухне. Пес лежал в гостиной. Его голову так и не разыскали.
Я помнила это происшествие, хотя и не принимала в расследовании ни малейшего участия. В ту зиму я приезжала в Монреаль раз в полтора месяца примерно на неделю. С Питом мы часто конфликтовали, поэтому летом я уехала в Квебек на целых три месяца, надеясь, что таким образом сумею сохранить наш брак. Как же!
Нападение на Моризет-Шанпу привело меня тогда в шоковое состояние. Рассматривая сейчас фотографии, я как будто вернулась в те дни.
Франсин Моризет-Шанпу лежала под небольшим деревянным столом, руки и ноги раскинуты, белые трикотажные трусики стянуты до колен. Ее окружало море крови. Потемневшие пятна покрывали стены и столешницы рабочих столов. На одном из снимков ножки перевернутого стула, основная часть которого не вошла в кадр, как будто указывали на нее.
На фоне ярко-красной крови она смотрелась неестественно белой. В животе алел продольный разрез толщиной с карандаш и поперечный внизу в форме широко улыбающегося рта. Сквозь них проглядывали внутренние органы. Между ногами был виден еле различимый краешек рукоятки кухонного ножа.
На удалении в пять футов от убитой, в промежутке между раковиной и рабочими столами, лежала ее правая кисть. Этой женщине было сорок семь лет.
— Господи… — прошептала я.
Я просматривала отчет о проведении аутопсии, когда на пороге появился Шарбонно. Я сразу поняла, что его настроение оставляет желать лучшего. Он не поздоровался, не спросил разрешения, а просто прошел к моему столу, уселся на стул и уставился на меня покрасневшими глазами.
Наблюдая за ним, я вдруг почувствовала мимолетное обострение чувства утраты. Тяжелая походка, небрежность движений, внушительные размеры его фигуры всколыхнули в моей душе нечто такое, что, как мне казалось, я уже оставила в прошлом.
На мгновение я увидела перед собой Пита, и мысли мои отправились в путешествие во времени. Он всегда воздействовал на меня опьяняюще. Я никак не могла понять, что именно мне нравилось в нем: крупное телосложение или непринужденность. Или то, что он постоянно был очарован мной. Так искренне. Я не могла им насытиться. Эротические фантазии посещали меня и раньше, но с того самого дня, когда я впервые увидела его под дождем у библиотеки, в этих фантазиях неизменно присутствовал он.
«Фантазировать можно когда угодно, — подумала я. — Хоть прямо сейчас. О боже! Бреннан! Выброси из головы всякую чушь!»
Я вернулась в настоящее.
Шарбонно теперь рассматривал свои руки. Я ждала начала разговора.
— Возможно, мой напарник и сукин сын, но неплохой парень, — сказал он по-английски.
Я не ответила. Мое внимание привлекли края его штанин. Они были подогнуты внутрь дюйма на четыре и подшиты вручную.
«Интересно, он их сам подшивал?» — подумала я.
— Просто ему трудно привыкать к переменам, к каким-то другим условиям.
— Да.
Он так больше и не смотрел на меня. Я начинала чувствовать себя неловко.
— И?.. — спросила я.
Шарбонно откинулся на спинку стула и принялся разглядывать свой большой палец, все еще избегая встречаться со мной взглядами.
Где-то в другом конце коридора играло радио. Рок Вуазин пел об Элен.
— Он говорит, что намерен подать жалобу.
Рука Шарбонно опустилась на колени, а взгляд скользнул в сторону окна.
— Жалобу?
Я постаралась не выдать голосом волнения.
— Министру. И начальству. И Ламаншу. Он заглянул даже в ваше личное дело.
— Что же мсье Клоделя так сильно не устраивает?
«Только не паникуй», — твердила я себе.
— По его мнению, вы перешагиваете черту дозволенного. Вмешиваетесь в чужие дела. И тормозите расследование.
Шарбонно прищурился, глядя на солнечный свет. Я почувствовала, как мышцы моего желудка сокращаются. Внутри разлилось неприятное тепло.
— Продолжайте.
— Клодель считает, что вы… — он запнулся, подбирая слово, наверняка ища замену тому выражению, которое использовал в разговоре с ним Клодель, — что вы слишком бурно на все реагируете.
— Можно поконкретнее?
Он продолжал смотреть в сторону:
— По его мнению, вы стараетесь превратить дело Ганьон в то, чем оно на самом деле не является, пытаетесь приписать ему всякую ерунду, о которой в данном случае не может быть и речи. Он говорит, что из обычного убийства вы стремитесь раздуть настоящую американскую буффонаду.
— Зачем мне это?
Все же мой голос слегка дрогнул.
— Черт возьми, Бреннан! Не я ведь все это затеваю!
Он таки взглянул в мои глаза. Мне стало его немного жаль. Было очевидно, что находиться здесь ему вовсе не хотелось.
Я смотрела на Шарбонно, почти ничего перед собой не видя. О том, к каким последствиям может привести подобная жалоба, я знала не понаслышке. Сама занималась рассматриванием таких обвинений, когда входила в состав комитета по этике. Независимо от того, каким был результат, жалобы доставляли человеку массу неприятностей. Мы оба молчали. «Элен, все, что ты делаешь, сводит меня с ума», — проникновенно пело радио.
«Шарбонно ни в чем не виноват», — сказала я себе.
Взгляд мой упал на поблескивавшие на столе прямоугольники с изображением белоснежного тела в луже крови. Я еще раз рассеянно просмотрела их и взглянула на Шарбонно. Заговаривать об этом с кем бы то ни было я пока не собиралась, чувствовала себя еще не готовой. Но Клодель вынуждал меня сделать решительный шаг. Проклятие! Все складывалось наихудшим образом.
— Мсье Шарбонно, вы помните женщину по имени Франсин Моризет-Шанпу?
— Франсин Моризет-Шанпу, Франсин Моризет-Шанпу… — Он повторил имя несколько раз, роясь в своем сознании. — Это случилось несколько лет назад?
— В январе девяносто третьего.
Я подала ему фотографии.
Он просмотрел их. Уверенно кивнул:
— Да, помню. И что из того?
— Что об этом происшествии запечатлелось в вашей памяти?
— Мы так и не нашли преступника.
— Еще что?
— Бреннан, скажите, что не пытаетесь и это убийство свалить в общую кучу, умоляю вас. — Он еще раз просмотрел фотографии и покачал головой. — Нет. Ее застрелили. Это совсем другое.
— Но убийца распорол ей живот и отрезал руку.
— Она была старой, по-моему сорокасемилетней.
Я холодно уставилась на него.
— Я имею в виду, старше всех остальных, — исправился он, краснея.
— Во влагалище Моризет-Шанпу убийца вогнал нож. Согласно отчету полицейских она потеряла очень много крови.
Я дала ему возможность переварить мои слова.
— В тот момент она была еще жива, — добавила после.
Объяснять ему, что из раны, нанесенной после наступления смерти, столько крови не вытекло бы, не было необходимости. Когда сердце останавливается, кровяное давление резко падает.
— В случае с Маргарет Адкинс это была металлическая статуэтка. Адкинс тоже была еще жива, когда извращенец впихнул в нее статуэтку.
Я молча взяла папку с документами по делу Ганьон, достала фотографии и разложила перед Шарбонно. На них было изображено освещенное предвечерним солнцем туловище жертвы на полиэтиленовом пакете. К тазу крепился вантуз, его деревянная ручка указывала на изувеченную шею.
— Наверное, убийце пришлось приложить немало сил, чтобы так глубоко вставить вантуз.
Шарбонно долго изучал снимки.
— Модель поведения со всеми тремя убитыми одна и та же, — спокойно произнесла я. — Насильственное введение в жертву инородного тела, пока она еще жива. Нанесение увечий после смерти. Полагаете, все это просто совпадения, мсье Шарбонно? Думаете, вокруг нас ходят стаи подобных извращенцев?
Детектив провел рукой по торчащим в разные стороны волосам и принялся барабанить пальцами по подлокотнику:
— Почему вы раньше не высказали нам эти свои соображения?
— О Моризет-Шанпу я вспомнила только сегодня. А только Адкинс и Ганьон — этого было слишком мало.
— Что по этому поводу думает Райан?
— Я с ним еще не разговаривала.
Я машинально провела рукой по заживающей щеке.
— Черт побери! — воскликнул Шарбонно.
— В чем дело?
— Мне кажется, я начинаю с вами соглашаться. Клодель меня придушит. — Он что-то пробормотал себе под нос. — До чего еще вы додумались?
— Ганьон и Тротье расчленены почти одинаково. Совпадают даже следы, оставленные пилой на их костях.
— Да, Райан нам об этом рассказал.
— И на костях трупа из Сен-Ламбера.
— Пятая?
— Вы сообразительны.
— Спасибо. — Он опять что-то тихо пробормотал. — Еще не выяснили, кто это такая?
Я покачала головой:
— Этим занимается Райан.
Шарбонно провел по лицу мясистой рукой, покрытой серыми спутанными волосами, похожими на волосы на его голове.
— И что же вы думаете о принципе выбора этим придурком жертв?
Я подняла ладони:
— Все они — женщины.
— Прекрасно. Возраст?
— От шестнадцати до шестидесяти.
— Внешние характеристики?
— Разные.
— Местонахождение?
— Вся территория на карте.
— Что же привлекает этого сукина сына? То, как они выглядят? Магазин, в котором отовариваются? Или, быть может, их ботинки?
Я промолчала.
— Хоть что-нибудь объединяет пять этих женщин?
— То, что какой-то подонок их убил.
— Верно. — Наклонившись вперед, Шарбонно опустил руки на колени, сгорбился и тяжело вздохнул. — Клодель дерьмом изойдет.
Как только он ушел, я позвонила Райану. Ни его, ни Бертрана не оказалось на месте, и я оставила для них сообщение. Потом приступила к просмотру ос