И я слышала, как, шурша, ползают по моей нейлоновой куртке тараканы, чувствовала, как они снуют по джинсам и шевелятся в волосах.
Мысли мои лихорадочно метались в поисках выхода.
Я опять прислушалась. Не уловив признаков того, что рядом кто-то есть, начала, старательно дыша носом, возиться со своими путами.
В желудке бурлило, рот невыносимо пересох.
Прошла целая вечность. Лента подалась буквально на миллиметр.
Слезы бессилия закипали под придавленными повязкой веками.
Не сметь плакать!
Я упорно работала лодыжками и запястьями, выгибала их, дергала, выкручивала, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться к звукам снаружи мешка.
Тараканы сновали по лицу, щекоча лапками кожу.
«Пошли вон! – мысленно визжала я. – Убирайтесь к черту!»
И продолжала бороться. Волосы слиплись от пота.
Разум парил в вышине, словно ночная птица, и я смотрела сверху вниз на себя саму, червячка, беспомощно извивавшегося на лесном покрове. Воображение рисовало царящую вокруг темноту, и я всем сердцем мечтала о том, чтобы укрыться в знакомом ночном пристанище.
Круглосуточное кафе. Пункт приема платежей. Полицейский участок. Сестринский пост в палате. Станция скорой помощи.
И тут я вспомнила.
Скальпель!
Смогу ли до него добраться?
Подтянула колени к груди, как можно дальше сдвинув край куртки. И задвигала локтями по нейлону, одновременно поднимая бедра. Вслепую, дюйм за дюймом я продвигала вперед карман куртки, ощупью проверяя, насколько он изменил положение.
«Читая» собственную одежду кончиками пальцев, точно карту, размеченную по системе Брайля, я нашарила нейлоновую петельку на язычке молнии кармана и ухватилась за нее кончиками пальцев обеих рук.
Задержав дыхание, потянула язычок вниз.
Пальцы соскользнули с нейлоновой петельки.
Черт!
Еще попытка – и тот же результат.
Снова и снова я повторяла этот маневр: нашаривала, хваталась, тянула – до тех пор, пока пальцы не свело судорогой и не вспыхнуло жгучее желание завизжать.
Новый план.
Прижав язычок молнии к бедру тыльной стороной левой кисти, я изогнула запястье правой и попыталась подцепить петельку пальцем. Угол наклона оказался маловат.
Сильнее выгнула кисть правой руки. Тщетно.
Тогда я пальцами левой надавила на правую, до упора отгибая ее назад. Связки правого предплечья взвыли от боли.
В тот самый миг, когда, казалось, вот-вот раздастся хруст переломанных костей, указательный палец нашарил петельку и проскользнул в нее. Я легонько дернула. Язычок молнии поддался, и связанные запястья сдвинули его до самого ограничителя. Молния расстегнулась, и теперь было легче легкого просунуть пальцы одной руки в карман и выудить оттуда скальпель.
Бережно сжимая в руках драгоценную добычу, я перекатилась на спину и прижала скальпель к животу. Затем, перекатывая его между пальцами, разрезала салфетку, в которую он был завернут. Развернув лезвие к себе, я принялась водить им по клейкой ленте, стянувшей мои запястья. Скальпель был острым как бритва.
Не спеши. Осторожней! Не порань запястье.
Не прошло и минуты, как мои руки оказались свободны. Резким движением я содрала клейкую ленту со рта. Нестерпимая боль обожгла лицо.
Терпи!
Выдернула кляп, попеременно хватая ртом воздух и отплевываясь. Давясь собственной вонючей слюной, разрезала ленту, которой обмотали мою голову, и рывком сдернула ее с глаз.
Новая вспышка жгучей боли. На ленте остались кусочки кожи и часть бровей. Трясущимися руками дотянулась до ног и разрезала ленту на лодыжках.
Я полосовала скальпелем мешок… и вдруг застыла, услышав звук снаружи.
Хлопнула дверца машины!
Далеко? Близко? Что делать? Притвориться мертвой?
Рука взметнулась, подгоняемая не моей, а собственной волей.
Шорох шагов по опавшим листьям. Мозг определил расстояние до звука.
Пятьдесят ярдов.
Я вогнала скальпель в ткань мешка. Вверх – вниз, вверх – вниз.
Шорох стал громче.
Тридцать ярдов.
Я уперлась подошвами ботинок в дыру, надавила изо всех сил. Треск разрываемой ткани прозвучал в тишине, как пронзительный визг.
Шорох шагов замер, но тут же возобновился – быстрее, куда безудержнее.
Двадцать ярдов.
Пятнадцать.
– Ни с места!
Я представила дуло пистолета, явственно ощутила, как пули вонзаются в мою плоть. Да и черт с ним. Все равно умру, не сейчас, так позже. Лучше уж оказать сопротивление, пока еще есть возможность.
– Не шевелись!
Я перевернулась, сгребла обеими руками края разрезанной ткани и с силой дернула. А потом нырнула головой вперед в дыру, упала ничком, перекатилась, вскочила и, едва держась на подгибающихся ногах, попыталась хоть что-то разглядеть.
– Мадам, вы умрете.
Я опрометью бросилась бежать от этого голоса.
Стараясь, чтобы журчание реки все время доносилось слева, я бежала в непроглядной темноте, словно по бесконечному туннелю, вытянув одну руку перед собой. Рытвины и ухабы, казалось, нарочно подворачивались под ноги, вынуждая петлять.
Раз за разом я спотыкалась о какой-нибудь лесной хлам. Камень, валявшийся здесь от сотворения мира. Поваленное дерево. Упавший сук. Не упала ни разу. Жгучий страх придавал силы и скорости.
Казалось, вся жизнь в лесу стихла. Не слышно было ни комариного писка, ни стрекотанья, ни шороха лап – только мое хриплое дыхание. Да еще топот за спиной, словно сквозь лес продиралось с хрустом гигантское чудовище.
Я обливалась потом. Кровь стучала в ушах.
Преследователь продолжал погоню, не сближаясь со мной, но и не отставая. Быть может, он что-то замыслил, поскольку знает здешние места лучше меня? Или играет, точно кот с мышью? Не спешит, потому что уверен: добыча не уйдет?
Легкие жгло, каждый вдох давался с трудом. В левый бок точно вонзили нож. И все-таки я бежала, одержимая безумной жаждой спасения.
Минута. Три минуты. Вечность.
Правое бедро скрутила судорога. Теперь я бежала рысцой, неуклюже прихрамывая.
«Кот» тоже замедлился.
Попробовала поднажать. Не вышло. Руки и ноги немели, отказываясь подчиняться.
Я уже не бежала, а шла торопливым шагом. Едкий пот заливал глаза.
Прямо впереди темнота сгустилась, обретая очертания. Вытянутая рука ударилась о что-то твердое. Локоть согнулся, и я с разгона ткнулась щекой в преграду. Боль пронзила запястье. Ладонь и щека стали влажными от крови.
Здоровой рукой я ощупала неожиданное препятствие. Камень.
Пошарила вокруг.
Камень.
Сердце сжалось от страха.
Мне преградила путь отвесная скала. Слева – река, справа – густой лес.
«Кот» прекрасно знал, что «мышь» никуда не денется.
Не паникуй!
Я выхватила скальпель, пряча его за спиной. И, прижавшись лопатками к скале, развернулась навстречу врагу.
Он подал голос прежде, чем я успела его разглядеть.
– Не самый удачный маршрут?
Мужчина тяжело дышал, от него едко пахло потом и злобой.
– Не подходи! – выкрикнула я с отвагой, которой на самом деле не было.
– С чего бы это? – издевательским тоном осведомился он.
Знакомый голос. Этот человек звонил мне тогда, в морге. Только я слышала этот голос еще раньше, вживую – но когда и где?
Хрустнули ветки, и в темноте проступил еще более темный силуэт.
– Ни шагу дальше! – прошипела я.
– Ты не в том положении, чтобы приказывать.
– Только сунься, и я тебя прикончу! – Я стиснула скальпель, точно спасательный трос.
– А по-моему, это называется «быть припертым к стенке».
Снова захрустели ветки. Неясный силуэт преобразился в человека с вытянутой в мою сторону рукой. Широкие плечи, сильные, мускулистые руки.
Это не Саймон Мидкиф.
– Кто ты такой?
– Неужели до сих пор не поняла?
Щелчок взведенного затвора.
– Ты убил Примроуз Хоббс. Почему?
– Потому что мог это сделать.
– И теперь хочешь убить меня.
– С величайшим наслаждением.
– Почему?
– Твоя пронырливость погубила святыню.
– Кто ты такой?
– Кукулькан.
Кукулькан. Это имя было мне знакомо.
– Божество индейцев майя.
– А на кой мне сдался фараон или женоподобный грек?
– И где же твои свихнувшиеся сподвижники?
– Если б не это злосчастное крушение, ты бы никогда нас не обнаружила. Непрошеное вмешательство открыло тебе то, что ты не вправе была узнать. Кукулькану выпал случай достойно отомстить.
Его сладкозвучный голос зазвенел от бешенства.
– Вашему «Клубу адского пламени» конец.
– Ему никогда не придет конец. С тех пор как существует мир, масса посредственностей стремится подавить тех, кто обладает интеллектуальным превосходством. И неизменно терпит поражение. Внешние условия могут загнать нас в подполье, но едва обстоятельства изменятся – мы восстаем во всем блеске.
Что за самовлюбленный бред?
– Пришла моя пора вступить в ряды посвященных, – продолжал он.
То, что я молчу, нисколько его не смущало. Или же было ему безразлично.
– Я подыскал жертву. Совершил жертвоприношение. Исполнил ритуал, который ты осквернила.
– Это был Джеремия Митчелл или Джордж Эдер?
– Не важно. Их имена не имеют значения. Я был избран. Я был готов. Я следовал по пути.
«Говори с ним, затягивай разговор, – нашептывал мне здравый смысл. – Кто-нибудь знает, что ты здесь. Кто-нибудь уже действует».
– Кукулькан – созидатель, а ты уничтожаешь живое.
– Смертные – ничто. Мудрость – вечна.
– Чья мудрость?
– Мудрость веков, явленная тем, кто достоин ее принять.
– И вы сберегаете ее с помощью ритуальных убийств?
– Тело – лишь материальная оболочка, не имеющая вечной ценности. В конце жизненного пути мы отбрасываем ее. Мудрость, мощь, квинтэссенция души – вот силы, которые пребудут вечно.
Я молчала, не мешая ему разглагольствовать.
– Надлежит питать и лелеять мудрейших и наилучших из рода человеческого. Те, кто покидает сей мир, должны отдавать свою силу остающимся, приумножать мудрость и могущество избранных.