Мы вошли в оранжевую дверь, миновали вестибюль и спустились в какой-то зал с витражами. Библиотека. Здешний запах напомнил мне мою приходскую школу. Я посещала ее в детстве по понедельникам. Там пахло сыростью, дезинфекцией и полиролем.
Войдя в библиотеку, монах жестом велел мне подождать. Когда он ушел, я осмотрелась.
Библиотека была точь-в-точь как в фильмах про Гарри Поттера. Темная мебель, передвижная лестница, тяжелые трехуровневые шкафы. Должно быть, для ее обустройства вырубили леса по всей Британской Колумбии. Я насчитала восемь длинных столов и двенадцать ящичков картотек с маленькими медными ручками. Никаких компьютеров.
— Доктор Бреннан?..
Я обернулась.
Второй монах был одет в белую сутану. Никакого плаща с капюшоном.
— Я отец Сильвио Мориссоно, настоятель этого монастыря.
— Извините, что пришла без приглашения, — сказала я, протягивая руку.
Мориссоно улыбнулся, однако сам руки не подал. Он выглядел старше и поупитаннее первого монаха.
— Вы из полиции?
— Судебно-медицинский эксперт из Монреаля.
— Прошу вас, — сказал Мориссоно, делая точно такой же жест, как его коллега. — Следуйте за мной.
В его речи чувствовался квебекский акцент.
Настоятель повел меня обратно через главный коридор на улицу, а затем — в длинный узкий холл. Пройдя дюжину дверей, мы вошли в нечто вроде кабинета.
Мориссоно закрыл дверь. Я села.
Эта комната явно проигрывала по сравнению с библиотекой. Белые стены. Пол из серой плитки. Простенький дубовый стол. Обычные шкафы. Над столом — резное распятие, над шкафами — картина. Иисус, беседующий с ангелами. Она мне понравилась больше. Я перевела взгляд с холста на крест. В голове вертелось: «До и после». Какая кощунственная мысль!..
Мориссоно сел в кресло за столом, положил перед собой фотографию и посмотрел на меня.
Я молчала. Он тоже. Я не сдавалась. И победила.
— Полагаю, вы видели Авраама Ферриса, — произнес настоятель ровным низким голосом.
— Да.
— Это Авраам прислал вас ко мне?
Мориссоно ни о чем еще не знал.
— Нет.
— Чего добивается Авраам?
Я сделала глубокий вдох. Ох, как же не люблю этого делать.
— Мне жаль приносить вам плохие новости, святой отец. Авраама Ферриса застрелили две недели назад.
Мориссоно опустил взгляд и прошептал что-то вроде молитвы. Затем поднял голову. Как часто мне приходилось видеть такое выражение лица!
— Кто?..
— Ведется расследование.
Мориссоно оперся о стол.
— Есть подозреваемые?
Я указала на фотографию:
— Этот снимок дал мне мужчина по имени Кесслер. — Никакой реакции. — Вы знакомы с мистером Кесслером?
— Опишите мне этого джентльмена.
Я постаралась сделать это.
— Простите, — перебил Мориссоно, глядя поверх очков. — Но такое описание подходит многим.
— Многим, кто имел доступ к фотографии?
Настоятель проигнорировал замечание.
— Каким образом вы попали ко мне?
— О вас мне сообщил Йосси Лернер.
— Как поживает Йосси?
— Хорошо.
Я сообщила Мориссоно, что Кесслер сказал мне по поводу фотографии.
— Понятно, — проговорил настоятель, потом согнул палец и постучал по снимку.
На секунду его взгляд с фотографии перешел на картину справа от меня.
— Авраам Феррис получил две пули в затылок.
— Хватит. — Мориссоно встал. — Пожалуйста, подождите.
Он махнул рукой. Я начала чувствовать себя дрессированной собачкой.
После этого настоятель поспешно вышел из комнаты.
Прошло пять минут.
Где-то далеко в холле пробили часы, потом снова воцарилась тишина.
Десять минут.
Заскучав, я поднялась и подошла, чтобы разглядеть картину поближе. Интересно. Распятие и живописное полотно действительно представляли собой последовательность, только наоборот.
На картине изображалось пасхальное утро. Четыре фигуры. Два ангела сидят на открытом каменном гробу, между ними стоит женщина — возможно, Мария Магдалина. Воскресший Иисус находится справа.
Я не услышала, как вошел Мориссоно. Он появился передо мной с ящиком в руках. Посмотрев на меня, настоятель улыбнулся.
— Прекрасно, не правда ли? Более изящно, нежели большинство полотен на эту тему.
Сейчас Мориссоно говорил совершенно по-другому. Таким голосом бабушки и дедушки обычно рассказывают внукам разные истории.
— Вы правы.
Утонченный стиль в самом деле делал картину неподражаемой.
— Эдвард Берн-Джонс. Слышали? — спросил Мориссоно.
Я отрицательно покачала головой.
— Английский художник Викторианской эпохи. Многие из его картин фантастически прекрасны. Эта называется «Утро Воскресения». Написана в 1882 году.
Мориссоно секунду смотрел на полотно, затем поджал губы и подошел к столу. Поставил ящик, сел. Помолчал — очевидно, собираясь с мыслями, — затем напряженным голосом заговорил:
— Монашеская жизнь — это уединение и молитва. Я выбрал ее. — Настоятель говорил медленно, делая паузы там, где их не должно быть. — Приняв обет, я как бы отвернулся от политики и других мирских забот. — Он положил руку на ящик. — Но нельзя игнорировать события, происходящие в мире. И я не могу предать дружбу.
Мориссоно опустил взгляд на свои руки, замер. На его лице отразилась мучительная внутренняя борьба. Правда или ложь? Правда.
— Эти кости из Музея истории человечества.
Я едва не подскочила на месте.
— Скелет, украденный Йосси Лернером?..
— Да.
— Сколько времени он находится у вас?
— Слишком долго.
— Вы согласились сохранить его для Авраама Ферриса?
Он кивнул.
— Почему?
— Так много «почему». Почему Авраам настоял, чтобы я его взял? Почему я согласился? Почему упорно продолжал участвовать в этом обмане?
— Начните с Ферриса.
— Авраам принял скелет у Йосси, так как был предан другу. А Йосси уверил его, что если кости найдут, то это повлечет за собой катастрофические последствия. После перевозки скелета в Канаду Авраам несколько лет хранил его у себя на складе. Но он очень боялся — так сильно, что едва не сошел с ума.
— Почему?
— Авраам — еврей. А это человеческие останки. — Мориссоно погладил ящик. — И… — Настоятель поднял голову. Солнце блеснуло в стеклах его очков. — Кто там?
Послышался мягкий шелест ткани.
— Брат Марк?..
Голос Мориссоно прозвучал довольно резко. Я обернулась. В дверном проеме показалась фигура — монах со шрамом на лице.
Настоятель качнул головой.
— Laissez-nous. Оставь нас.
Монах поклонился и исчез.
Большими шагами Мориссоно пересек кабинет и закрыл дверь.
— Авраам нервничал, — напомнила я, когда он вернулся на место.
— Авраам верил в то же, во что верил и Йосси, — прошептал он.
— Что это скелет Иисуса Христа?
Мориссоно взглянул на картину и кивнул.
— А вы сами в это верите?
— Верю ли я в это? Нет. Я не знаю. Не хочу испытывать судьбу. А что, если Йосси и Авраам правы и Иисус не умер на кресте? Подобное стало бы гибелью христианства.
— Это подорвало бы большинство христианских доктрин.
— Именно. Христианская религия основывается на предположении, что Спаситель умер и воскрес. Вера в страдания Христа — основа вероисповедания и образа жизни одного миллиарда человек. Целого миллиарда, доктор Бреннан. Последствия подрыва этой основы непредсказуемы.
Мориссоно опустил веки, представляя, как я полагала, эти ужасные последствия. Затем он открыл глаза, его голос зазвучал строже.
— Возможно, Авраам и Йосси ошибались. Я не верю, что это кости Иисуса Христа. Но что, если пресса раздует шумиху? Что, если выгребная яма, которой являются сегодняшние масс-медиа, готовые продать душу дьяволу за увеличение рейтингов, заинтересуется и опошлит все и вся? Опровергнет саму идею? Это будет катастрофой.
Он не ждал ответа.
— Я расскажу вам, что тогда произойдет. Пострадают миллиарды людей. Вера будет разрушена. Наступит духовное опустошение. Христианский мир погрузится во мрак. Но это будет еще не конец, доктор Бреннан. Нравится вам или нет, но христианство — мощная политическая и экономическая сила. Ослабление церкви повлечет за собой массовые беспорядки. Нестабильность. Мировой хаос.
Мориссоно поднял вверх указательный палец.
— Западная цивилизация будет подрезана под корень. Вне всяких сомнений. Это гораздо эффективнее любых исламских экстремистов.
Он наклонился вперед.
— Я католик, но я изучал мусульманскую религию. И следил за развитием событий на Ближнем Востоке. Вы помните Олимпийские игры в Мюнхене?
— Палестинские террористы взяли в заложники израильских спортсменов, одиннадцать человек. Все они были убиты.
— Похитители оказались членами Организации освобождения Палестины. Группировка называлась «Черный сентябрь». Троих удалось поймать. Прошло чуть больше месяца, и террористы, их товарищи, захватили самолет, требуя выдать этих убийц. Немецкие власти выполнили требования. Это случилось в 1972-м, доктор Бреннан. Я следил за новостями и знал, что все только начинается. Упомянутые события произошли за год до того, как Йосси украл скелет и отдал его Аврааму. Я терпеливый человек, испытывающий глубокое уважение к моим исламским собратьям. Мусульмане в основном трудолюбивые, миролюбивые и почитающие семью люди. Они придерживаются тех же самых ценностей, что и мы с вами, дорогая. Но среди добра прячется и некая часть зла, управляемая ненавистью и совершающая разрушения.
— Джихад.
— Вам знаком термин «ваххабизм», доктор Бреннан?
— Не очень.
— Ваххабизм — более строгая форма ислама, процветавшая на Пиренейском полуострове. Более двух столетий она являлась главенствующим течением в Саудовской Аравии.
— Чем отличается ваххабизм от обычного ислама?
— Крайне жесткое исполнение предписаний Корана.
— Похоже на христианский фундаментализм.
— В какой-то степени — да. Но ваххабизм зашел слишком далеко, призывая к полному подавлению и уничтожению всех и вся, кто не выполняет буквально предписания Пророка. Бурное развитие этого направления началось в семидесятые — после того, как саудовские благотворительные организации стали строить ваххабитские мечети и школы, называемые медресе, везде — от Исламабада до Калвер-Сити.