— Софи, что с вами?
Она решительно замотала головой:
— Ничего.
Выпрямившись во весь рост, она собрала препараты, которые принесла для проверки.
— Я прослежу, чтобы все необходимые пометки были сделаны.
Прежде чем Айзенменгер успел что-нибудь ответить, девушка вышла. Он озадаченно посмотрел ей вслед, но тут прозвенел телефонный звонок, и голос Гудпастчера мигом прогнал все мысли о Софи.
— Гудпастчер? Где вы? В музее черт-те что творится…
— Я ужасно сожалею, доктор. У меня несчастье. У жены был удар.
Айзенменгер замолчал, подыскивая слова, а куратор между тем продолжил:
— Она потеряла сознание. Доктора говорят, что у нее было кровоизлияние в мозг. Я сейчас в отделении интенсивной терапии.
Голос Гудпастчера был совершенно потерянным. Айзенменгер хотел выразить куратору свои соболезнования, но тот уже перешел к насущным делам:
— Прошу прощения, что не явился ко времени открытия. Я знаю, что должен был…
— Не болтайте ерунду, старина. Понятно, что вам было не до того.
— Понимаете, Джейн выглядела так ужасно… Я просто не мог оставить ее даже на полчаса.
— Ну разумеется, вам не следовало этого сделать!
— Я решил позвонить вам и объясниться…
Гудпастчер сделал паузу, и Айзенменгер почувствовал, что настала его очередь сказать хоть что-нибудь.
— Как ваша жена чувствует себя сейчас?
— Положение более или менее стабильное. Выглядит очень плохо, но врачи сказали, что повода для серьезного беспокойства нет.
Айзенменгер прекрасно знал, что такие слова всегда говорятся с благими намерениями, однако доверять им не очень-то стоит.
В разговоре вновь повисла тяжелая пауза.
— Я понимаю, Гудпастчер, в каком вы сейчас состоянии, но необходимо, чтобы вы пришли сюда как можно скорее. У нас тут тоже все не слава богу.
— Что значит «не слава богу»?
— Убийство. Прямо в музее.
Трудно определить реакцию человека на другом конце провода.
— Убийство?
— Да. Полно полицейских, и они хотят срочно поговорить с вами.
— О!.. — По тону Гудпастчера можно было предположить, что он пребывает в смятении.
— Гудпастчер, вы меня слышите?
— Я буду немедленно.
— Но только обязательно удостоверьтесь, что жене ничего не нужно.
Последовало молчание.
— Гудпастчер?
— Я сейчас же направляюсь к вам.
Продолжать разговор не имело смысла. Айзенменгер положил трубку, размышляя о том, почему вполне нормальная реакция Гудпастчера произвела на него какое-то странное впечатление.
Джонсон и раньше замечал, как плавно и, главное, расчетливо умеет Уортон переключаться с одного настроения на другое. Казалось, она кожей чувствовала, какое из внешних проявлений того или иного чувства наиболее уместно в сложившейся ситуации, примеряла на себя очередную маску, словно платье или косметику, а затем снимала так же проворно, как, по-видимому, раздевалась по воле очередного благосклонного начальника. «Интересно, испытывает ли она вообще какие-нибудь чувства, свойственные нормальным людям?» — подумал Джонсон.
Когда он сообщил Уортон о Джейми, та как раз решила дать волю накопившемуся раздражению. Повод предоставил один из молодых констеблей, наступивший на кровавое пятно, и теперь Уортон буквально поливала его из огнемета. Она гневно повернулась к Джонсону, которому волей-неволей пришлось прервать ее словоизлияния, но стоило полицейскому сообщить о внезапно появившейся возможности установить личность убитой, как гнев ее моментально испарился. А когда Джонсон указал ей на Джейми Фурнье, который в тревоге и смятении ожидал окончания их разговора, на лице Уортон уже сияла улыбка, а голос был спокоен и даже приветлив.
— Давайте выйдем в сад, — сказала Уортон.
— Я позову старшего инспектора? — предложил Джонсон и с удовольствием поймал брошенный на него взгляд, в котором притворное участие, предназначенное Джейми, вмиг сменилось бессильной яростью.
Через несколько минут Джонсон и Касл нашли Джейми с инспектором на одной из скамеек, расставленных по периметру сада, — там, где ветви буков и платанов нависали над высокой травой, почти полностью скрывая прокопченный фасад медицинской школы. Касл сел так, что Джейми оказался между ним и Уортон; Джонсон же застыл перед ними в позе исполнительного подчиненного.
— Это Джейми Фурнье, сэр. Он беспокоится по поводу своей пропавшей подружки. Она учится на втором курсе, но сегодня не пришла на занятия, и дома ее тоже нет.
— Когда ты видел ее в последний раз?
И Джонсон, и Уортон обратили внимание, что молодой человек, прежде чем дать ответ на этот, казалось бы, простой вопрос, слегка замялся. Вот только заметил ли его смятение Касл?
— Вчера вечером.
— Где?
Опять заминка — теперь уже ясно, не случайная.
— В «Харви».
— А что было потом?
На этот раз Джейми приложил все усилия, чтобы выглядеть спокойным, но говорил с явным напряжением и, прежде чем продолжить, вынужден был откашляться:
— Ей надо было возвращаться домой.
Вопросы задавала Уортон, но тут вмешался Касл:
— А ты что сделал?
— Пошел к себе.
Что ж, очень может быть, так оно и было.
— В котором часу вы расстались?
Юноша пожал плечами и сделал вид, что пытается вспомнить.
— Я думаю, где-то около половины одиннадцатого.
— А когда вы встретились в пабе? — спросил Касл.
Джейми приходилось поворачиваться то к одному, то к другому собеседнику.
— Я встретился с ней не в пабе.
Это было правдой.
— А где же?
Он выпалил, даже не успев до конца повернуть голову:
— В музее.
И это тоже было правдой.
— Когда? — не сдавался Касл.
На этот раз ответ Джейми вновь предварила небольшая пауза.
— В шесть.
А вот это уже было неправдой.
— Никки много времени проводила в музее? — решила сменить тему разговора Уортон.
— Она хотела получить приз по анатомии, — кивнул Джейми. Затем, поскольку новых вопросов со стороны полицейских не последовало, он добавил: — И поэтому очень много занималась, повторяла пройденное.
Черт дернул Джейми солгать еще раз!
Касл чуть извиняющимся тоном, словно не мог понять Джейми — дескать, во времена его молодости все было иначе, — переспросил:
— А почему вы расстались после паба? Разве для молодых людей не естественно провести ночь вместе?
— Я же сказал: ей надо было заниматься, чтобы получить приз, и она не хотела тратить время.
Молодой человек понял, что сморозил глупость, и добавил:
— Я имею в виду, после паба.
— Вы давно знакомы с Никки? — спросила Уортон.
— Больше года — с начала первого курса.
— И сколько времени ты с ней встречаешься? — Касл решил не отступать от поднятой темы.
— Примерно два месяца.
— Когда вы в последний раз занимались любовью? — поинтересовалась Уортон таким тоном, словно в ее вопросе не было ничего неприличного.
Джейми открыл рот, чтобы ответить, но что-то помешало ему.
— Что?.. — Парень абсолютно не был готов к такому повороту разговора.
Инспектор повторила вопрос точно таким же тоном и с тем же бесстрастным выражением лица.
— Черт, а какое это имеет значение?
— Это могло бы очень помочь нам в расследовании, — мягко пояснила Уортон.
Но ее слова не произвели на Джейми никакого впечатления, — похоже, молодой человек все еще пребывал в растерянности. Неожиданно он спросил:
— А в чем дело? Что случилось?
Он вертел головой во все стороны, переводя взгляд от Уортон к Каслу и обратно. Джонсон, наблюдавший всю эту сцену, отметил про себя, что на этот случай у нее не нашлось заранее приготовленной фразы. Наконец Касл решил взять инициативу в свои руки и рассказать-таки юноше, что привело полицию в их учебное заведение. Он понимал, что сказанное им не доставит молодому человеку радости.
— В музее обнаружено тело молодой девушки.
По-видимому, Джейми уже что-то такое слышал, но слухи — это одно, а информация, исходящая от официальных лиц, — совсем другое. Взгляд юноши сразу ожесточился, к глазам подступили слезы.
— Мы подозреваем, что дело не совсем… чистое, — прибавил Касл, предвосхищая следующий вопрос.
В сложившихся обстоятельствах этот штамп прозвучал до смешного абсурдно, однако всем, и меньше всех Джейми, было не до смеха.
— Это Никки? — спросил он дрожащим голосом.
— Девушка соответствует твоему описанию. Во всех подробностях. Вплоть до татуировки, — отрывисто произнес Касл.
Вновь наступило молчание, во время которого молодой человек боролся с болью, вызванной в нем словами старшего инспектора. Лицо юноши побледнело и стало совершенно безжизненным.
— О господи, — простонал он. — А как?..
— Она была повешена, — ответил Касл, испытывая неловкость — то ли оттого, что был вынужден сказать правду, то ли оттого, что сказал не все.
По-видимому, смысл сказанного дошел до Джейми не до конца, слова старшего инспектора он воспринял чисто механически. В этот момент на улице громко просигналила машина. Несколько скворцов, всполошившись, заверещали в траве.
Неожиданно молодой человек оцепенел от ужаса.
— Повешена? Она что, сама повесилась?
Уортон покачала головой:
— Это убийство, в этом нет ни малейшего сомнения.
В наступившей тишине прошелестел ветер. Уортон мягко добавила:
— Поэтому нам и надо знать, когда вы в последний раз были близки.
Джейми остановил на Уортон бессмысленный взгляд, и она пояснила:
— Мы подозреваем, что ее изнасиловали.
Джейми не издал ни звука, и на несколько мучительных секунд его лицо вообще потеряло всякое выражение, но когда он осознал услышанное, то наконец дал волю чувствам. Из глаз его полились слезы, и голова юноши бессильно упала на руки. Плечи его затряслись, все тело стало медленно раскачиваться. Какое-то время не было слышно ничего, кроме рыданий.
Джонсон, который вел протокол допроса, сочувственно посмотрел на него. Уортон же, наоборот, полно