стила ли чего-нибудь и не таится ли между слов какой-нибудь намек, который она не уловила в первый раз. Но ничего не обнаружила.
Айзенменгер проделал за день огромный путь и очень устал. Поэтому появление Грошонга в «лендровере» он воспринял как настоящее чудо.
– Подбросить? – Тот выглянул в открытое окно, перегнувшись через пассажирское сиденье. Улыбки на его лице не было, впрочем, Малькольм Грошонг редко утруждал себя изъявлением любезности. Так что у Айзенменгера не было повода отказываться от его предложения, хотя, забравшись в машину, он ощутил некоторую неловкость.
«…Совершенное тобой преступление настолько…»
Эта многозначительная и загадочная фраза то и дело всплывала в сознании Елены, пока она читала письма.
Она старалась не думать о том, что это может значить, и все же не могла избавиться от бесконечного количества вопросов и предположений, которые роились в ее голове.
Добравшись до интересовавшего ее письма, она быстро пробежала его глазами, пока вновь не наткнулась на эту таинственную фразу.
«…Совершенное тобой преступление настолько ужасно, что один лишь Господь сможет тебя простить, но это не значит, что мы перестанем тебя любить…»
Ее отец, юрист до мозга костей, всегда изъяснялся вежливо и учтиво, и даже в этом старом письме Елена различала его ясную, выверенную речь и словно бы ощущала на себе внимательный взгляд его карих глаз.
«Можно ли отделить грех от совершившего его грешника? Мы полагаем, что да, и я уповал на это на протяжении всей своей профессиональной жизни. В любом случае, ты слишком юна и было бы несправедливо взваливать всю вину лишь на твои плечи. Это общее несчастье, и ты в силу своего возраста должна рассматриваться как менее виновная сторона…»
Елена ощущала, с каким трудом ему давались эти слова, как он прибегал к своим профессиональным навыкам, чтобы справиться с потрясением, которое очевидно испытывал. Но чем было вызвано это потрясение?
«Ты просишь нас никому об этом не рассказывать, и конечно же, мы с должным уважением отнесемся к твоему желанию и не станем распространять эти сведения. Знают ли твои родители о том, что ты рассказала нам? Может быть, мне поговорить с твоим отцом и предложить ему свою помощь в этих исключительно печальных обстоятельствах…»
Что это за обстоятельства? Елена чувствовала, как ее охватывает бессильная ярость оттого, что она не может ухватить суть происшедшего, словно та была слишком жуткой, чтобы быть выраженной словами.
Впрочем, эта ярость сразу покинула ее, едва Елена перешла к заключительной части письма, посвященной бытовым делам и новостям о Джереми и о ней самой. Елена тогда болела ангиной (она помнила, как отвратительно себя чувствовала и как отвратительно вела себя с домашними), а Джереми…
Джереми учился в университете, но не слишком успешно. И обтекаемая лексика отца не могла скрыть его тревоги и разочарования. Елена вспомнила то время, которое было оттеснено на задний план ее памяти последующими событиями: разговоры о пьянстве, недостойном поведении и плохой успеваемости. Все это было совершенно непохоже на того Джереми, которого она знала.
Но так было. В последних письмах ничего существенного не обнаружилось, а самое последнее было написано всего двумя неделями позже.
Никаких фактов, только подозрения.
Елена повернула голову и посмотрела в окно, казавшееся черным холодным проемом на фоне освещенных каменных стен.
– Что же такого ты сделала, Нелл? – тихо промолвила она.
И тут из-за ее спины раздался грустный голос Хьюго:
– Она просто любила, Елена. Слишком сильно любила.
Елена вскочила и стремительно обернулась, с изумлением обнаружив, что он стоит по другую сторону кровати. Он был совсем близко.
Настолько близко, что ничто не помешало ему поднять молоток и ударить Елену в висок.
Часть 7
Они уже подъезжали к замку, когда у Грошонга зазвонил мобильный телефон.
– Грошонг.
У него не было гарнитуры, однако он не сбавил скорость, продолжая вглядываться в царившую впереди тьму.
– Хорошо.
На этом разговор был окончен, и он разъединился, даже не взглянув на клавиатуру.
Спустя две минуты, не сбавляя скорости, он резко взял вправо и двинулся по узкой дороге, которая шла от почти незаметного проема в стене вдоль южной окраины поместья.
– Куда мы едем?
– Мне надо вам кое-что показать.
Айзенменгер кинул взгляд на профиль Грошонга и внезапно напрягся.
Хьюго посмотрел на бесчувственное тело и достал из кармана мобильный телефон. Он набрал номер, не отводя взгляда от Елены.
– Малькольм, привет. Все произошло так, как мы и опасались. У меня здесь Елена. Думаю, нам надо встретиться. У лодочной станции на озере.
Хьюго разъединился, продолжая смотреть на Елену.
– Однако спешить нам некуда…
Он склонился над ней и прикоснулся к ее лицу – оно было бледным, и из виска струилась кровь. Хьюго обмакнул в нее свои пальцы, выпрямился и вновь взглянул на Елену.
– Я всегда хотел узнать… – пробормотал он.
Он снова наклонился над ней. Она лежала на спине, свесив ноги с кровати. Хьюго поприподнял их и развернул ее тело, целиком переместив ее на кровать. Затем он выпрямился и улыбнулся.
– Carpe diem,[38] – промолвил он. – Самое время.
И, склонившись в третий раз, он раздвинул ее ноги. Короткая юбка Елены задралась, и он запустил руку между ее бедер. Улыбка на его лице стала шире, а дыхание глубже. В течение нескольких минут он томно и медленно поглаживал ее ноги под юбкой.
Затем Хьюго передвинулся, сел рядом с ней и принялся расстегивать ее блузку. Добравшись до голубого бюстгальтера, он запустил под него пальцы и снова вздохнул.
Потом он резко встал, бесцеремонно раздвинул ноги Елены и начал расстегивать брюки.
Айзенменгер был терпеливым человеком, но спустя десять минут езды по местности, которую в другой жизни можно было бы счесть еще не открытой Папуа–Новой Гвинеей, он решил, что с него довольно.
– Куда мы едем?
Грошонг не спускал глаз с дороги, и Айзенменгер не мог винить его за это, так как они ехали по непроглядно темному лесу.
– На встречу с Еленой, – после долгого молчания ответил он.
– С Еленой? – переспросил Айзенменгер, совершенно не ожидавший такого ответа.
– Да, – ответил Грошонг.
– Так это Елена вам звонила?
– Нет, Хьюго. Он вместе с ней.
– Пожалуй, я перезвоню Елене, – уверенно произнес Айзенменгер.
– Как угодно, – помолчав, отозвался управляющий.
Айзенменгер набрал номер, поднес трубку к уху и стал ждать. Грошонг так упорно смотрел на дорогу, словно у него свело шею. Их швыряло из стороны в сторону, но он не обращал на это внимания; он двигался вперед с такой решимостью, как будто спешил исполнить некую миссию; и у Айзенменгера возникло ощущение, что его собираются погрузить в куда более мрачное место, чем кромешная тьма, обступившая их со всех сторон.
– Не отвечает, – наконец отключив связь и убирая телефон в нагрудный карман, произнес он.
Грошонг никак не отреагировал на его реплику.
– Нет!
Хьюго подскочил и резко обернулся. Из-за гор хлама неуверенной походкой выступила Нелл.
– Нелл! Я даже не думал… – Выражение неуверенности на лице Хьюго сменила улыбка.
– Зачем? – прошептала Нелл, не сводя глаз с лежавшей на кровати Елены.
Хьюго принялся застегивать брюки с таким видом, словно ничего не произошло.
– Она знает, Нелл. А мы не можем этого допустить.
– Но это Елена.
– Какая разница, – покачал головой Хьюго. – Она знает.
Нелл подошла к кровати, села рядом с Еленой и принялась утирать кровь, которая уже начала стекать на постель.
– Она никому не сказала бы.
– Не сказала бы? – фыркнул Хьюго. – А как насчет ее родителей?
– Они тоже никому не сказали.
– Только потому, что нам повезло, Нелл, – подходя к кровати, изрек Хьюго. – Кто знает, что они могли бы сделать.
Он опустился на корточки перед Нелл и обхватил ее за талию, меж тем как она принялась застегивать на Елене блузку.
– Я не хотел этого делать, но ради блага семьи… И дело ведь не только в Елене. У нее же еще есть приятель. Он не имеет к нам никакого отношения и не испытывает любви ни к тебе, ни ко мне.
Но Нелл, казалось, его не слушала.
– И что ты собирался сделать?
– Ничего.
– Хьюго, я не дура, – нахмурилась Нелл. – Я знаю…
Тогда зачем ты спрашиваешь?
– Тебе лучше уйти. – Он передернул плечами.
– Что ты собираешься делать?
– Я собираюсь отвезти Елену к ее приятелю и поболтать с ними. Может быть, нам удастся о чем-нибудь договориться.
– Ты не причинишь ей вреда? – спросила Нелл, внимательно глядя на Хьюго.
– Конечно нет, – улыбнулся он.
Он склонился над бесчувственной Еленой и легко подхватил ее на руки. Уже дойдя до лестницы, он обернулся.
– Не волнуйся, Нелл. Я все устрою.
И снова улыбнулся.
Нелл ответила ему неуверенной, чуть ли не вымученной улыбкой.
– Домашний телефон Грошонга не отвечает, а номера его мобильника у нас нет.
– А телефон в замке?
– Трубку сняла няня, но она не знает, где он.
– И Хикманы?
– Они на каком-то общественном мероприятии.
Сорвин кинул взгляд на Уортон, которая стояла у окна и смотрела в темноту или на отражение его кабинета в оконном стекле.
– Что скажешь? Может, он сбежал?
– С чего бы? – обернулась Беверли. – Он ведь не знает, что мы собираемся его брать.
– Сэр! – подала голос Фетр.
– В чем дело, констебль?
Фетр знала, что, скорее всего, пострадает за то, что собиралась сказать, но промолчать она боялась еще больше.
– Доктор Айзенменгер полагает, что убийц может быть несколько.
– Серьезно? – фыркнул Сорвин. – И что, может быть, он даже назвал их имена?