— Я делал все, что мог, — сухо ответил Джордан.
— Итак, вы вызвали доктора, и доктор явился.
— Да, он приехал.
— И что произошло потом?
— Доктор Бауман ее осмотрел и порекомендовал принимать лекарство, которое прописал ей раньше для улучшения работы пищеварительной системы. Кроме того, он посоветовал ей почаще вставать с постели и бросить курить. Еще доктор Бауман сказал, что она, как ему кажется, встревожена больше, чем обычно, и предложил для пробы принять на ночь небольшую дозу антидепрессанта.
— Удовлетворилась ли Пейшенс этими рекомендациями?
— Нет, она хотела антибиотики, но доктор Бауман ей отказал. Сказал, что Пейшенс в них не нуждается.
— Последовала ли она рекомендациям доктора?
— Я не знаю, какое лекарство она пила, но с постели она поднялась. Мне показалось, что ей стало значительно лучше. Затем, где-то около пяти часов вечера, Пейшенс сказала, что снова отправляется в постель.
— Она в этот момент на что-нибудь жаловалась?
— Нет. Я хочу сказать, что небольшие жалобы были у нее постоянно. Именно поэтому она и легла в постель.
— Что произошло потом?
— Около семи вечера она неожиданно позвала меня к себе и попросила снова вызвать доктора, поскольку чувствовала себя ужасно.
— У нее были те же жалобы, что и утром?
— Абсолютно другие.
— Какие именно?
— Боль в груди, начавшаяся примерно за час до того, как она меня позвала.
— Что еще?
— Она жаловалась на сильную слабость и сказала, что у нее была небольшая рвота. Пейшенс с трудом могла сидеть, а ее тело, как она сказала, онемело и словно плавало в воздухе. Пейшенс жаловалась и на затрудненное дыхание. Одним словом, она была очень плоха.
— Судя по вашим словам, положение было действительно серьезным. Вы, вероятно, сильно испугались?
— Да, я был очень расстроен и встревожен.
— Итак, — Тони выдержал театральную паузу, — вы позвонили доктору. Что же вы ему сказали?
— Я сказал ему, что Пейшенс очень плохо себя чувствует и что ее надо отправить в больницу.
— И как отреагировал доктор Браун на ваши слова о том, что ее следует немедленно госпитализировать?
— Он хотел, чтобы я описал ему симптомы.
— Вы это сделали? Вы рассказали ему именно то, что мы от вас услышали сегодня?
— Почти слово в слово.
— И как отреагировал на ваши слова доктор Бауман? Он сказал, чтобы вы немедленно вызвали «скорую» и что он встретит вас в больнице?
— Нет. Он продолжал задавать мне вопросы, и я был вынужден возвратиться к Пейшенс, чтобы спросить у нее.
— Давайте повторим, чтобы я мог все до конца понять. Итак, вы сказали, что ваша супруга находится в ужасном состоянии, а он отправил вас к ней, чтобы выяснить подробности. Вы это хотите нам сказать?
— Да. Именно это.
— Вы говорили, что, по вашему мнению, ее немедленно следует отправить в больницу?
— Да, говорил. Я был в ужасе.
— Так и должно было быть, поскольку ваша жена умирала у вас на глазах.
— Протестую, — заявил Рэндольф. — Утверждение сугубо спорное, предположительное и призванное воздействовать на чувства.
— Протест удовлетворен, — сказал судья Дейвидсон и, обращаясь к присяжным, добавил: — Вы должны игнорировать последнее заявление мистера Фазано, и при рассмотрении данного дела оно не должно играть какой-либо роли. — Затем, переключив внимание на Тони, он произнес: — Должен предупредить вас, советник, что впредь я не потерплю заявлений, подобных этому.
— Прошу суд меня извинить, — сказал Тони, — мои чувства взяли верх над рассудком. Этого больше не случится.
Алексис склонилась к Джеку и прошептала:
— Тони Фазано внушает мне ужас. Скользкий тип, и точно знает, что делает.
Джек согласно кивнул. Процесс чем-то напоминал ему уличную драку без правил.
Тони вернулся к столу истца, чтобы выпить воды. Джек заметил, как он, воспользовавшись тем, что судья не мог этого видеть, подмигнул своей помощнице Рени Рельф.
Вернувшись к трибуне, Тони возобновил допрос:
— Во время вашего разговора с доктором Брауном, когда Пейшенс пребывала в столь тяжком состоянии, употреблял ли доктор Бауман словосочетание «инфаркт миокарда» или «сердечный приступ»?
— Да, употреблял.
— Доктор сказал, что у нее инфаркт?
— Да, он сказал, что так думает.
Джек заметил, как Крэг что-то прошептал на ухо Рэндольфу, а тот в ответ кивнул.
— Скажите, когда доктор Бауман прибыл в ваш дом, он держался не так, как во время разговора по телефону?
— Протестую, — заявил Рэндольф. — Наводящий вопрос.
— Протест принимается, — сказал судья.
— Мистер Стэнхоуп, расскажите нам, что произошло после того, как доктор Бауман прибыл в ваш дом вечером восьмого сентября прошлого года.
— Вид Пейшенс поверг его в шок, и он сказал, чтобы я немедленно вызывал «скорую помощь».
— Произошло ли резкое изменение в состоянии Пейшенс за время между телефонным разговором и прибытием доктора Баумана?
— Нет, не произошло.
— Не произносил ли доктор Бауман в этот момент слова, которые вы сочли неприемлемыми?
— Да, произносил. Он обвинил меня в том, что я плохо обрисовал ему состояние Пейшенс.
— Это вас удивило?
— Естественно, это меня удивило. Я сказал ему по телефону, что ей плохо и что, по моему мнению, ее надо сразу отправить в больницу.
— Благодарю вас, мистер Стэнхоуп. У меня остался лишь один вопрос: вы помните, как был одет доктор Бауман, когда приехал в ваш дом?
— Протестую! — сказал Рэндольф. — Несущественно.
Судья Дейвидсон повертел в руках карандаш и, строго глядя на Тони, спросил:
— Имеет ли это отношение к делу, советник?
— Да, имеет. И очень существенное, — ответил адвокат. — Это станет совершенно ясным из показаний следующего свидетеля со стороны истца.
— Протест отклоняется, — сказал судья. — Свидетель может отвечать.
— Доктор Бауман прибыл в смокинге, и его сопровождала молодая женщина в платье с глубоким декольте.
Некоторые присяжные обменялись многозначительными взглядами.
— Вы узнали эту молодую особу?
— Да. Я видел ее в приемной доктора Баумана, это его секретарь.
— Не показались ли вам их наряды странными для врачебного визита?
— Как вам сказать… — замялся Джордан. — Их одежда указывала на то, что они направлялись на какое-то светское мероприятие, хотя доктор Бауман, как известно, женат. Я тогда еще подумал, что мы нарушили планы доктора Баумана и он, видимо, поэтому хотел приехать к нам домой, а не встречать нас в больнице.
— Благодарю вас, мистер Стэнхоуп, — сказал Тони. — У меня больше нет вопросов.
— Мистер Бингем… — произнес судья Дейвидсон, кивнув в сторону Рэндольфа.
Когда Рэндольф шел к трибуне, создавалось впечатление, что он идет туда не сознательно, а лишь повинуясь рефлексу. В помещении суда повисла мертвая тишина, все замерли в нетерпеливом ожидании.
— Мистер Стэнхоуп, — начал Рэндольф, — я задам вам всего несколько вопросов. Все мы, сидящие за столом ответчика, включая доктора Баумана, глубоко опечалены вашей потерей и отдаем себе отчет, насколько трудно вам вспомнить о том роковом вечере. Поэтому я постараюсь быть максимально кратким. Давайте вернемся к вашему телефонному разговору с доктором Бауманом. Вы припоминаете, что сказали Бауману, что Пейшенс никогда ранее не жаловалась на боли в груди?
— Я ни в чем не уверен, поскольку тогда был очень расстроен.
— Ваши ответы на вопросы мистера Фазано указывают на то, что вы прекрасно запомнили все другие детали этой беседы. Ваши ответы произвели на всех сильное впечатление.
— Я вполне мог сказать, что она никогда не жаловалась на боль в груди. Но я просто в этом не уверен.
— Должен напомнить вам, что в своих предварительных письменных показаниях вы определенно указываете, что говорили это. Следует ли мне их зачитать?
— Нет. Если так написано, то это соответствует действительности. И теперь, когда вы мне напомнили… Да, я говорил, что Пейшенс никогда не жаловалась на боль в груди. Это было восемь месяцев назад, и у меня был стресс. Письменные показания полнее отражают истину.
— Я высоко ценю вашу память, мистер Стэнхоуп. А теперь не могли бы вы припомнить, что на это ответил доктор Бауман?
— Боюсь, это полностью выпало из моей памяти.
— Он вас поправил и напомнил, что ваша покойная супруга несколько раз жаловалась на боль в груди и он в этой связи приезжал в ваш дом.
— Возможно, он это и говорил.
— Создается впечатление, что ваши воспоминания о том телефонном разговоре оказываются не столь четкими, как мы могли подумать несколько минут назад.
— С момента телефонного разговора прошло восемь месяцев, и в тот вечер я был в отчаянии. Думаю, что мое состояние все оправдывает.
— Вне сомнения. Но тем не менее вы выразили уверенность в том, что доктор Бауман определил у Пейшенс Стэнхоуп инфаркт.
— Он сказал, что инфаркт следует исключить.
— Из вашей формулировки следует, что первым об инфаркте упомянул не доктор Бауман.
— Первым об этом сказал я. Я спросил его, не предполагает ли он инфаркт. Я подумал о подобной возможности исходя из вопросов, которые я задал Пейшенс по его просьбе.
— Слова «инфаркт следует исключить» уже существенно отличаются от заявления о том, что у Пейшенс Стэнхоуп случился инфаркт. Может быть, вы удивитесь, если я скажу вам, что в ходе вашей беседы доктор Бауман ни разу не использовал слово «инфаркт».
— Но мы об этом говорили. Уж это-то я помню.
— Вы подняли этот вопрос. Доктор Бауман же на ваши слова ответил: «Его следует исключить». Он ни разу не использовал этот термин.
— Может быть, и так. Но я не вижу разницы.
— А я полагаю, что различие существует — и весьма существенное. Как вы считаете, говорит ли врач, если кто-то ощущает боль в груди — вы например, — что это не обязательно инфаркт?
— Наверное, говорит.
— Во время предыдущих визитов в ваш дом в связи с жалобами Пейшенс Стэнхоуп на боль в груди каким каждый раз был окончательный диагноз?