Брызнула кровь, и тело Варгаша мгновенно обмякло. Верхняя часть черепа была снесена выстрелом. Почти в шоке, ловя непослушными губами воздух, с заложенными ушами, Натали вытерла кровь Варгаша, залепившую ей веки, а потом опустила лицо в холодную мутную воду.
ГЛАВА 27
Что касается рассудительности, мужества, великодушия, а также всех других частей добродетели, надо не меньше наблюдать, кто проявляет благородство, а кто — подлость.
Платон, «Государство», кн. VII
Доктор Санджай Хандури, смуглолицый красавец, вел машину по извилистым, заполненным прохожими улицам города Амритсар, и расхваливал его достопримечательности сидящему рядом Энсону и расположившейся на заднем сиденье Элизабет Сен-Пьер.
— Мы находимся в штате Пенджаб, доктор Энсон, — говорил он по-английски с характерным для индуса акцентом. — Амритсар — мой родной город, он один из самых красивых в нашей стране. Это духовный центр и объект паломничества сикхов. Вы знаете что-нибудь об этой религии?
По словам Сен-Пьер, Хандури являлся одним из лучших в мире специалистов по пересадке легких. Сейчас, через два месяца после столь успешной операции, у Энсона не было никаких причин сомневаться в этом.
— Кое-что слышал, — сказал он. — Глубоко мистическая, очень возвышенная... Один бог, никаких идолов, всеобщее равенство, пять символов... Минуту, я попробую вспомнить: не стричь волосы, всегда носить четыре предмета — расческу, стальной браслет, особое нижнее белье и... и, кажется, маленький кинжал. Правильно?
— Кинжал символизирует меч, а белье — знак принадлежности к воинам — свидетельствует о постоянной готовности сикхов бороться за свою веру. Отлично, доктор, ваши знания впечатляют!
— Но вы чисто выбриты, поэтому смею предположить, что вы не сикх.
— Совершенно верно, доктор. Я, хотя и разделю многое из их философии, однако не полностью с ней согласен.
— Санджай, — спросила Сен-Пьер, — до дома миссис Нарджот еще далеко?
— Не очень, доктор Элизабет, но, как видите, движение очень плотное. Мы сейчас находимся на Корт-роуд, а нам нужно попасть на Султан-роуд, туда ехать около трех миль. Если бы мы на самом деле ехали, то добрались бы быстро. — Хандури усмехнулся своей шутке.
Послеполуденное солнце припекало. «Тойота» хирурга практически не двигалась, а со всех сторон ее облепили уличные попрошайки, непрерывно галдящие и стучащие руками по стеклам.
— Я хотел бы дать что-нибудь этим людям, — сказал Энсон.
— Вы очень добрый человек, доктор. К сожалению, попрошаек гораздо больше, чем у вас для них денег.
— Могу предположить.
— И это только в этом районе города... Я очень рад, что ваше дыхание сейчас совершенно нормальное и естественное. Теперь я сам убедился, что доктор Элизабет нисколько не преувеличивала в своих сообщениях ваше состояние.
—Вы проделали замечательную работу, доктор!
—Благодарю. Но должен признаться, что очень беспокоился, когда в больнице, где вы лежали, произошла вспышка пневмонии, и мы вынуждены были срочно переправить вас в другое место.
—Сказать по правде, я очень смутно помню первые дни после операции. Фактически, мое первое впечатление — это больница в Кейптауне.
—Вспышка была опасной, Джозеф, — объяснила Элизабет, — особенно в тот момент, когда вас держали на препаратах, препятствующих отторжению.
—Я не решился переводить вас в другую больницу Амритсара, — добавил Хандури. — Заболевание уже распространилось в городе и поразило пациентов с ослабленным иммунитетом. Кроме того, там не хватало персонала.
—Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал Энсон, вдруг поняв, что никогда раньше по-настоящему не осознавал смысл этой фразы Шекспира. И сейчас он не был уверен, что согласен с ней.
—Да, все хорошо, что хорошо кончается, — эхом откликнулся Хандури.
Машины снова тронулись, и попрошайки отстали. Энсон смотрел в окно, удивляясь тому, каким калейдоскопом оказался Амритсар — кварталы богатых домом с вычурной архитектурой то и дело сменялись бедными лачугами. Было просто чудом, что в этом человеческом муравейнике в самый критический момент появился спасительный для него дар — человек, у которого отказал мозг, но имевший практически полностью совместимые с Энсоном ткани.
«Уайтстоун» собирает информацию буквально со всего мира, говорила ему в свое время Элизабет, когда они только обсуждали его все ухудшающееся состояние.
—Мы полны решимости защитить свои инвестиции любой ценой! — именно так тогда сказала Сен-Пьер.
Разумеется, благодаря доктору, который в данный момент выполнял обязанности шофера и гида, инвестиции «Уайтстоуна» были защищены самым лучшим образом. Теперь, когда Энсон успокоит свою душу, встретившись с вдовой и детьми неизвестного ему Т. Дж. Нарджота, он выполнит свои обещания и передаст последние секреты по синтезу «Сары-9».
Хандури повернул машину и провез своих пассажиров мимо позолоченных стен Золотого храма.
— Озеро, около которого стоит Золотой храм, называется Источник нектара, — объяснил он. — Начиная с пятнадцатого века сикхи постоянно перестраивают и украшают здание самыми разными способами.
— Вы, похоже, очень гордитесь сикхами, Санджай, — сказал Энсон. — Почему вы не принимаете их религию?
— Я же индуист, — просто ответил Хандури. — Я твердо верю в кастовую систему, а сикхи ее не поддерживают.
Энсон все еще смотрел на храм, иначе он заметил бы, как Сен-Пьер поймала взгляд Хандури в зеркале заднего вида и строго и выразительно покачала головой.
Спустя четверть часа хирург остановил машину у скромного двухэтажного дома на тихой и относительно чистой улице, где машин было заметно меньше.
— Нарджот был старшим группы ремонтников, выполнявших работы для электрической компании, — начал объяснять он. — Его жена, Нарендра, как это часто бывает у нас в Индии, сидела дома с детьми. Она не говорит по- английски, поэтому я буду вам переводить. Здесь, в штате Пенджаб, существует свой язык, но и я, и она говорим на хинди. Элизабет, вы пойдете с нами?
— Да, — ответила Сен-Пьер после некоторого раздумья. — Да, думаю, что мне тоже стоит пойти с вами. Как вы считаете, Джозеф?
— Совершенно согласен. Доктор Хандури, пожалуйста, скажите миссис Нарджот, что мы надолго ее не задержим.
У дверей дома их приветствовала стройная привлекательная женщина лет тридцати с небольшим. На ней было традиционное сари мягких темных тонов, но никаких украшений на руках или на голове. Длинные черные волосы свободно рассыпались по плечам. Она не проявляла показной застенчивости, а напротив, пожала руки гостям почти по-европейски, и при разговоре не прятала глаза, а смотрела прямо и открыто. Небольшая гостиная, где все они находились, была уютно обставлена, на стенах висело несколько картин, а на столе стояли мелкие национальная безделушки. Там же было несколько фотографий худощавого смуглолицего мужчины с усами и приятной улыбкой. Нарендра позже сказала, что это и есть ее муж. Откуда-то сверху доносились шум и смех детей.
Энсон выразил женщине свое сочувствие, поблагодарил за то, что она согласилась их принять, и спросил про мужа.
— Мы были женаты двенадцать лет, — сообщила Нарендра. — У нас двое сыновей, девяти и шести лет. Они очень скучают без отца и неохотно говорят о том, что случилось.
— Я не буду их беспокоить, — пообещал Энсон.
— Я вам признательна. Вы знаете, до того как произошло это кровоизлияние, у мужа было отличное здоровье. Удар оказался совершенно неожиданным и очень сильным, мне сказали, что у него порвался какой-то сосуд, который был слабым от рождения.
— Да, врожденный артериовенозный порок, — вступила в разговор Сен-Пьер.
— Я так и предполагал, — сказал Энсон.
— Мы обсуждали с мужем, в общих чертах, что бы мы хотели сделать, если нечто подобное случится. Конечно, мы не ожидали, что... — Нарендра прослезилась. Хандури жестом дал понять, что все в порядке и женщине просто нужно дать время, чтобы она овладела собой и смогла продолжать. — ...что кому-то из нас придется принимать такое решение.
— Я понимаю, — вздохнул Энсон.
— У мужа взяли для пересадки легкое, роговицы и почки, — объяснила Хандури. — Потом ему устроили пышные похороны — шраддха, — и тело кремировали.
— Семья Нарджот — не сикхи? — поинтересовался Энсон, видя, что на фотографии у мужчины нет бороды и традиционного тюрбана.
— Нет, — ответила Хандури. — Они, как и я, индуисты.
— А разве индуисты не считают, что пересадка органов — это глумление над телом и потому недопустима? — спросил Энсон.
За Нарендру ответил Хандури.
— Раньше это, безусловно, было так, — сказал он, — но теперь все больше индусов понимают, что пересадка органов — благо для других, и поэтому отдать часть своего тела почетно. К счастью для вас и для тех, кто получил органы Т. Дж., его семья отличалась прогрессивными взглядами.
Беседа с переводом длилась больше часа. Энсон задавал много вопросов о личности Т. Дж. Нарджота, его интересах и образе жизни.
— Похоже, ваш муж был незаурядным человеком, — сказал он, когда Нарендра закончила свой рассказ.
— О да, вы правы, — ответила женщина. — Он был особенным человеком, и нам всегда будет его не хватать.
В конце визита Нарендра провела гостей по дому, и Энсон заглянул в детскую к мальчикам. В холле он достал из кармана конверт. Нарендра, сразу догадавшаяся, что это значит, сначала протестовала, но тут вмешался Хандури, и после довольно долгих объяснений на хинди женщина взяла конверт, поднялась на цыпочки и быстро поцеловала Энсона в щеку.
— Берегите себя, доктор Энсон, — сказала она. — Мой муж живет в вашем теле.
— Мое тело будет храмом в его память, миссис Нарджот, — ответил Энсон.