—Продолжайте.
—По всему миру мы сталкивались с законодательными ограничениями, которые не позволяли нам принимать решения. Поэтому хирурги начали дезинформировать пациентов относительно серьезности их положения, чтобы вынудить внести свои имена в некий список. Кроме того, невежество, существовавшее в общественном сознании по этому вопросу, и позиция официальных властей и церкви не позволяли обеспечить нуждающихся необходимом количеством донорских органов. Но самое главное и самое печальное, что люди, чей образ жизни привел их к необходимости пересадки органа, после операции снова возвращались к старым привычкам и в буквальном смысле слова уничтожали драгоценный орган, который мог бы спасти жизнь другому, более ответственному и более достойному пациенту.
—Вы являлись членом этой группы?
—Не с самого начала. Меня пригласили присоединиться к Хранителям около одиннадцати лет назад
—Хранителям?
—Как вы можете себе представить, сначала все дискуссии в группе трансплантологов были глубоко философскими. В этой группе состояли выдающиеся врачи, перед которыми стояли огромные этические проблемы.
—И еще они были, как я слышал, величайшими эгоистами.
—Эти мужчины и женщины, особенно хирурги, несли такую ответственность, которую невозможно ни оценить, ни представить!
—Хранители?
— Постепенно в поисках объединяющей философской доктрины группа начала все больше и больше сосредоточиваться на трудах Платона, особенно на его трактате «Государство». Его философия и логика понятны и доступны любому. Так, со временем был выработан фундамент нашего закрытого тайного общества.
— Доктор Хандури тоже Хранитель?
— Я сказала — никаких имен!
— Черт бы вас побрал! Да или нет? — крикнул Энсон.
— Конечно. Конечно, он из Хранителей. Почему вы спросили?
— Потому, что он говорил о своих разногласиях с сикхами, касающихся отрицания ими кастовой системы. Платон, насколько я помню, делил общество на три касты.
— Он не использовал такое слово, но, в принципе, да. Низшее сословие из трех — ремесленники. Это рабочие, фермеры и им подобные. Следующими идут помощники: военнослужащие, менеджеры, руководители среднего уровня. Вершина же этой пирамиды...[144]
— Хранители, — закончил фразу Энсон. — Элита.
Сен-Пьер вскинула голову.
— Интеллектуальная, физическая, творческая, научная, политическая... Подумайте, что было бы, если бы Эйнштейн, или Нельсон Мандела, или Раймонд Дамидян, который изобрел магнитно-резонансный томограф, или... или мать Тереза нуждались в органе, который спас бы им жизнь, числясь в каком-нибудь бюрократическом списке с красной полоской или... или если бы такого органа вообще не оказалось? Подумайте о себе, Джозеф, и о том, что вы можете дать человечеству только по той причине, что мы обеспечили вам подходящее легкое, и не просто подходящее, а исключительно подходящее! Задача Хранителей в государстве, в нашем случае — специалистов-трансплантологов — обеспечить других Хранителей, где бы они ни жили, необходимым органом.
Убежденность, с которой говорила Элизабет, завораживала. Энсон едва мог дышать. Слово «обеспечили» резануло его, как ножом. Впервые он задумался над возможностью того, что источником его новой жизни мог стать кто-то, не признанный умершим в законном порядке.
— Где? — хрипло спросил Джозеф.
— Прошу прощения?
— Где? Где вы берете эти органы?
— Как где? У ремесленников и помощников, естественно, — ответила Сен-Пьер. — Конечно же, не у других Хранителей. Иначе это бы не имело смысла и противоречило нашим принципам.
Энсон смотрел на женщину, которую он знал, точнее думал, что знает, восемь лет. И самым ужасным было не то, что Элизабет говорила, а то, что она говорила это с полной уверенностью в своей правоте.
— Сколько всего Хранителей? — спросил он.
— Не очень много, — ответила Элизабет. — Человек двадцать пять, может быть, тридцать. Мы подходим к отбору очень тщательно и, как вы, наверное, догадываетесь, весьма осторожно. Только лучшие из лучших.
— Разумеется, — пробормотал Энсон. — Только лучшие из лучших. — Он поднял и покрутил в руке пульт. — Элизабет, предупреждаю, что если вы попробуете встать с этого стула, не ответив на все мои вопросы, я нажму на эту кнопку, и вы погибнете вместе с лабораторией.
— Но вы тоже погибнете!
— У меня другие приоритеты. Теперь расскажите мне о том, как удается обеспечить абсолютно совместимый орган.
Сен-Пьер беспокойно заерзала на стуле и снова огляделась, словно ожидая рыцаря-спасителя.
— Ну, понимаете, — начала она, уже хуже владея собой, — если Хранителю нужно пересадить орган, он должен быть абсолютно или почти абсолютно совместимым. В противном случае потребуется применение больших доз токсичных препаратов, препятствующих отторжению. Взгляните на себя, Джозеф! Вы принимаете минимум лекарств. После операции вы вернулись к своей важной и очень нужной работе в самые короткие сроки.
—Я догадываюсь, что многие Хранители, получающие органы, могут заплатить за них.
—Да, и они платят. Эти деньги идут на развитие общества.
—Через фонд «Уайтстоун».
—Да, «Уайтстоун» — это мы. Мы занимаемся благотворительностью по всему миру. Мы помогаем артистам, врачам, политикам, ученым вроде вас. Нам принадлежат лаборатории «Уайтстоун», компания «Уайтстоун фармасьютикалс», а скоро, если вы человек слова, будет принадлежать и «Сара-9».
—Не вам судить, человек я слова или нет! Вся эта поездка в Индию была одним большим обманом!
—Все потому, что вы были одержимы идеей познакомиться с семьей донора. Поэтому совет хранителей решил, что в данный момент, по крайней мере, это непрактично и нежелательно.
—Мне операцию делали не в Индии?
—Я старалась ответить на все ваши вопросы, Джозеф. Давайте больше не будем об этом.
—Где была сделана операция? — Энсон снова сжал в руке пульт. — Не лгать!
—В Бразилии. На одном из объектов «Уайтстоуна». Вас накачали снотворным, а потом, как только это стало безопасным, перевезли в хирургическую клинику Хранителей в Кейптауне.
Энсон сделал глубокий вдох.
—Ладно, Элизабет. Теперь скажите мне, кто он?
—Простите?
—Донор. Кто он и откуда?
И снова Сен-Пьер тщетно озиралась в ожидании чудесного спасителя. Ее губы решительно сжались.
— На самом деле, — проговорила она наконец, — это была женщина. Женщина из Соединенных Штатов, из Бостона.
— Ее имя?
— Я же сказала, никаких...
— Черт возьми, Элизабет! — крикнул Энсон. -Назовите ее имя или приготовьтесь умереть — здесь и сейчас! Я не шучу, и вы это знаете!
— Ее имя Рейес. Натали Рейес.
— Хорошо. А сейчас вы мне расскажете все, что знаете об этой Натали Рейес, и почему выбрали именно ее, чтобы пересадить мне легкое.
ГЛАВА 35
Когда кому-нибудь близка мысль о смерти, на человека находит страх, и охватывает его раздумье о том, что раньше и на ум ему не приходило.
Платон, "Государство", кн. I
Придя в сознание, Бен почувствовал сильный, острый запах, не лишенный приятности, и услышал женский голос, тихо напевающей что-то на языке, которого он не понимал. Стрелы уже не было. Острая боль в ноге и мучительная тяжесть во всем теле еще ощущались, но уже приглушенно. Каллахэн понял, что не первый раз приходит в себя и не первый раз слышит пение женщины. Раздетый до пояса, он лежал на спине на куче одеял и ковриков в какой-то пещере. Через ее вход, футах в десяти от его ложа, проникал солнечный свет.
Постепенно к Бену вернулось зрение, а потом и память, начиная с момента смерти Винсента. Смертельную стрелу, которую ожидал Бен, убийца так и не успел выпустить. Вместо стрелы, как он вспомнил, появилась женщина. Она склонилась над ним и по-английски сказала, что все будет хорошо. Бен запомнил гладкую смуглую кожу и темные, полные жизни и участия глаза. Вместе с мужчиной с повязкой на глазу она подняла Бена на ноги и заставила сделать несколько шагов. Все остальное стерлось из памяти — все, кроме лица женщины. Приятного, выразительного и запоминающегося.
Преодолевая боль, Бен попытался привстать. Женщина, сидевшая рядом, не предприняла никакой попытки остановить его. Ее возраст определить было сложно, если вообще возможно. Похоже, она была из местного индейского племени. Ее лицо, изрезанное глубокими морщинами, чем-то напоминало лицо человека, который помогал Винсенту пытать Бена. Позади женщины он разглядел источник запаха, наполнявшую пещеру, — из горшка, кипевшего на небольшом очаге, поднимались струйки серого дыма.
Бен смог выпрямиться и остаться в таком положении несколько секунд, пока волна слабости снова не свалила его. Женщина успела подхватить его одной рукой и мягко опустила на одеяло. Потом она поднесла к его губам кружку и, поддерживая за затылок, подождала, пока он выпьет густую пахучую жидкость. Через минуту боль исчезла, а вместо нее появилась куча приятных мыслей и видений. Женщина заменила высохший компресс на плече Бена новым, свет снаружи стал меркнуть, пляска видений замедлилась, а потом пропала.
Через несколько минут, а может часов, когда Каллахэн снова пришел в себя, над ним склонилась женщина из леса. Увидев ее лицо, Бен улыбнулся.
— Привет! — сказала она. — Меня зовут Натали Рейес. Вы меня понимаете? Хороню. Вот вода, вам надо попить.
Бен кивнул и сделал несколько осторожных глотков из глиняной чашки. Сидевшая позади Натали старуха продолжала колдовать над своим очагом и горшком.
— Бен, — выдавил он, когда губы уже стали не таким сухими. — Бен Каллахэн из Чикаго. Вы местная?
— Из Америки. Студентка медицинского колледжа в Бостоне.
— Спасибо, что спасли меня.
— Это мой друг Луиш спас вас, а не я. Те люди, которые заправляют делами в больнице, убили его сестру за то, что она пыталась помочь мне. Его друзья из местных сказали, что вас пытали. Мы видели, как человек с луком вышел вслед за вами из больницы, а потом направился по дороге. Луиш знал, что должно было произойти, и спас вас.