— Забери, — я протянул трубку покойному Вагону, — а теперь слушай, что ты должен сделать…
***
В сгущающихся сумерках безымянной промышленной зоны, прямо возле глубокого бетонного коллектора, стояла одинокая фигура. Одетая в одну только хлопковую футболку. Она совершенно неподвижно возвышалась над окружающим ее мусором, торчащей изогнутой арматурой и кусками расколотого бетона. В руке у нее был зажат телефон, который с некоторым трудом, но все же ловил здесь сигнал сотовой сети.
Вдруг трубка завибрировала, низко зажужжав, и не успели отзвучать первые аккорды какой-то блатной мелодии, как фигура нажала кнопку ответа и поднесла мобильник к обезображенному нечто. Назвать это месиво лицом не повернулся бы язык ни у одного даже самого отчаянного оптимиста.
— Алло? — Несмотря на ужасающий вид, голос фигуры был вполне обычный, только разорванные губы мешали как следует проговаривать слова.
— Вагон, баран ты тупорогий, ты где?! И где Секирин? — Звонивший орал в телефон так громко, что его голос без труда можно было услышать, находясь на расстоянии полутора метров от динамика.
— Секирин больше не проблема, я позаботился о нем.
— Ты че, удод, нажрался?! Что с голосом? Ты же еле языком ворочаешь!
— Обстоятельства, Чиж… так получилось…
— Какие, в жопу, обстоятельства?! Ты что, скотина, совсем берега попутал?!! Я тебя спрашиваю, где Секирин?!
— Чиж, ты тупой? Я же сказал, я о нем позаботился. Штырь велел его грохнуть, и я сам все сделал.
Собеседник на том конце аж подавился от подобной наглости.
— Вагон, мразота, ты набухался, так сразу смелым стал? Да я быстро тебя сейчас в чувство приведу. Ты че, засранец, таким образом решил перед Альбертычем выслужится, жополиз позорный? Где ты есть?! Бегом ко мне!!!
— Нет, Чиж, я больше с тобой не работаю. И выслуживаться мне нет никакого резона ни перед кем. Ни перед тобой, ни перед Штырём, можешь так и передать. Я выхожу из этой херни.
— Чего-о-о?! Да ты совсем конченный, придурок, если считаешь, что тебе дадут…
— Я все сказал, Чижевский, — перебил Вагон своего бывшего подельника, — не ищите меня.
Сбросив вызов и отключив телефон, хоть в этом и не было особого смыла, потому что там, куда он шагнет, связь наверняка не ловит, ходячий мертвец без колебаний нырнул в темный зев коллектора. Пролетев метров шесть, его тело со звучным шлепком плюхнулось в зловонную вязкую жижу, которой было заполнено дно. Немного побарахтавшись, распоротое в нескольких местах тело приподнялось на локтях и поползло в непроглядный мрак узкого ответвления, постоянно напарываясь на острые камни и стёкла, оставляя за собой след из сизых кишок.
Одному богу известно, какие инфекции и бактерии жили в этом отстойнике, но мертвецу на это было уже плевать. Он полз до тех пор, пока был способен протискиваться сквозь узкую трубу стока. Его внутренности давно уже размотались и остались лежать, парящей на холодном воздухе тропинкой, а он все продолжал ползти.
Наконец, Вагон застрял, повстречав на своем пути огромный засор из грязи, песка и бурой слизи. Как он ни старался прорваться вперед, срывая ногти, но больше не был в состоянии сдвинуться ни на сантиметр.
— Я больше не могу двигаться.
— Тогда ты можешь уходить.
Получив мое разрешение и испустив последний, не требующийся ему на самом деле, вздох, Вагон облегченно уронил лицо в зловонную жижу и затих.
***
Незримая связь с покойным бандитом прервалась. Все, что он пережил (если это слово вообще применимо к трупу) в последние мгновения своей псевдожизни, я пережил вместе с ним, хотя находился уже далеко от того места, сидя в салоне обычной потрепанной «семерки».
После того, как я перестал ощущать Вагона, меня передернуло. Вся та мерзость, по которой он полз, прокалывая себе руки, разрезая колени и теряя с каждым сантиметром внутренности, прокатилась десятками противных волн по мне, будто это я пробирался по той узкой сточной трубе. Было не больно, а только лишь мерзко и противно.
Мое судорожное перетряхивание не укрылось от внимания пожилого водителя, судя по виду и характерному акценту, грузина.
— Ты чего дергаешься?
— Да так… — расплывчато ответил я, — с большим трудом отодвигая на задворки памяти неприятные ощущения, — вспомнил кое-что неприятное.
— А-а-а-а, вон оно что. Ну да, бывает.
На этом разговор сам собой заглох. Грузин явно что-то хотел спросить, но я не был настроен на продолжение беседы.
— Что, проблемы у тебя? — Водитель все-таки не выдержал затяжного молчания и снова предпринял попытку коммуникации.
— А у кого их сейчас нет?
— Это ты верно говоришь… я вот, представь, машину свою разбил! Пришлось у сына эту забрать. Ему ни к чему, он за ней даже толком не ухаживает, а мне по работе надо. Вот и приходится сейчас день за рулем, день под машиной ковыряюсь, шаманю.
— А в сервис почему не отогнал?
— А? Свою-то? Так нет, свою я в сервис сразу сдал. Ковыряюсь в этой, потому что если на самотек пустить, то и она встанет. Вот у меня у деда Волга была, вот он за ней следил, так следил! Вот клянусь, ей уже лет пятнадцать было, а она вся сверкала, как будто с конвейера только сошла! Умели же раньше люди…
Слушая вполуха воспоминания и размышления водителя о том, как раньше было лучше, я изредка поддакивал, согласно кивал головой, а где надо возмущался вместе с ним. Когда тому показалось, что контакт налажен, он вдруг спросил:
— Слушай, а ты знаешь на кого похож? На этого, как его там… Топоров или Бердышев, вечно путаю. А, точно! Секирин, во! Экстрасенс с телевидения который.
— Медиум. — Привычно поправил я.
— А?
— Знаю, говорю. Мне часто говорят, что похож.
— Во-во, так и я том же! — Грузин часто закивал головой. — Так похож, что я сперва думал, что ты это он и есть.
— Да брось, у того экстрасенса машина своя, а то и не одна. Стал бы он ее где-то у черта на рогах попутку ловить?
— Вот и я так подумал, поэтому и решил, что просто похожи! Ты бы мог у него дублером подрабатывать, а? Подумай, вдруг выгорит! Все, приехали, твоя станция.
— Спасибо. — Я поблагодарил водителя, имени которого даже не удосужился узнать, и протянул тому ворох мятых купюр из кармана. — Вот, возьми за хлопоты.
Тот смерил взглядом деньги, зажатые в моей руке, и покачал головой.
— Оставь себе, я вижу, тебе нужнее.
Вот так, определил во мне нуждающегося. Не говорить же ему, что мой костюм стоит… стоил дороже, чем его автомобиль? Не то чтобы мне хотелось этим покичиться, просто это факт. Так ведь и обидеть ведь можно человека, а отблагодарить все равно хочется, но не палить при этом свое и без этого висящее на волоске инкогнито. А вообще, стоит задуматься, как немного грязи, пыли и куртка не по размеру меняют образ человека. И вот ты уже не шоумен с многомиллионным состоянием, а человек, вызывающий жалость.
— Брось, от пары тысяч не обеднею. — Продолжал я настаивать, опуская тот факт, что в моей руке, навскидку, было зажато раза в три больше. — От меня не убудет, а хорошему человеку за добро отплачу.
— Добро не нужно оплачивать, оно от чистого сердца делается, — стоял на своем водитель. — Сегодня я помог, завтра мне так же кто-нибудь поможет. Меня так отец воспитывал.
— И все же, не обижай отказом.
— Ладно… — грузин поколебался, а потом двумя пальцами вытянул из моей руки пятисотрублевую купюру. Меньше там просто не было. — Вот, на этом и разойдемся.
— Ну, как знаешь. — Я не смог сдержать улыбки. — Спасибо еще раз.
— Пожалуйста!
Хлопнула дверь и старенькая «семерка», выплевывая из выхлопной трубы клубы дыма, загрохотала дальше по дороге.
Глава 8
— Тащ генерал-майор, разрешите войти?
— Заходи, Петров. Докладывай.
— Вчера поступила информация, что Секирина похитила группа неустановленных лиц.
— Что?! — Седой генерал в ярости вскочил со своего места. — Почему промограли?! Мать вашу, растяпы! Почему я только сейчас об этом узнаю?! Вы там совсем что ли охренели, гвардейцы недоделанные?! Вы у меня все будете в ППС ходить до конца жизни, на сральник присесть за счастье будет!!!
Вытянувшись по струнке, Петров терпеливо ждал окончания гневной тирады начальника, не рискуя делать лишних движений. Генерал-майора Сухова он знал не первый год, он работал с ним уже давно. Знал, чем это может быть чревато.
Когда негодование генерала пошло на убыль, и он вновь был готов слушать, Петров продолжил.
— Кхм… на данный момент принято решение о вынесении строгого выговора старшему группы наблюдения, распоряжение поступит вам на утверждение уже сегодня.
— Да насрать мне на вашего старшего группы! Где сейчас Секирин?!
— Этого мы пока еще не установили… — видя, что Сухов сейчас его разорвет на маленькие клочки, офицер поспешил добавить: — Но это уже не связано с похищением!
Секунду назад напоминавший разъяренного медведя генерал резко успокоился.
— Поясни.
— Есть, тащ генерал-майор! После допущения халатности к своим обязанностям со стороны ст…
— Ты нормальным языком говорить можешь?!
— Так точно! То есть, да…
— Вот и говори!
— Э-э-э… в общем, после того, как ребята поняли, что облажались, то оставили у дома дежурить только одного, а вся остальная группа сорвалась на поиски Сергея…
— Ну-ка, погоди, сперва расскажи подробно, как вы умудрились так обосраться и проморгать его?
— Наблюдение было поставлено снаружи жилого дома, а на лестничной площадке объекта только скрытая камера. Кстати, днем ранее к Секирину приходил один любопытный гражданин. Удалось установить его личность. Это был Анатолий Вагин, по прозвищу Вагон. Известный рецидивист. Они недолго о чем-то поговорили и Вагин ушел. Сейчас пытаемся его разыскать, но безуспешно, он словно сквозь землю провалился. Пока это единственный подозреваемый в деле исчезновения Сергея.
После одобрительного кивка начальства, Петров продолжил.