– Как ни печально, но я не могу сообщить вам ни его имени, ни где он живет, – спокойно заметила Роуз. – Я вообще глубоко сожалею, что ходила туда. Поначалу это казалось невинным развлечением, попыткой обрести новые знания, легким своеволием. Я более чем убеждена в свободе духа, мистер Питт. Презираю цензуру и ограничения познаний… для любого человека во всех сферах жизни! – Она говорила уже совсем другим тоном, без всякой иронии и осторожности. – Мне хотелось бы добиться принятия закона о полной свободе религии. Мы должны жить, как цивилизованные люди, и уважать неприкосновенность личности так же, я полагаю, как и неприкосновенность материальной собственности. Но нельзя ограничивать свободу ума, а больше всего – духа!
Решительно развернувшись, она смело взглянула на Питта изумительными сверкающими глазами, и лицо ее вновь порозовело.
– А не этого ли как раз пытался добиться тот, третий клиент, миссис Серраколд? – спросил Питт.
– Не будьте наивным! – саркастически бросила женщина. – Половину жизненных сил мы тратим на попытки навязать людям то, что им надлежит думать! И больше всего старается Церковь. Неужели вы не прислушиваетесь к проповедям?
Питт улыбнулся.
– Вы пытаетесь разрушить мою веру, миссис Серраколд? – невинно поинтересовался он.
Щеки Роуз вспыхнули.
– Простите, – извинился Томас. – Очевидно, что свобода одних личностей слишком легко подавляется другими. Зачем вы ходили к мисс Ламонт? С чьим духом вам хотелось связаться?
– По-вашему, это как-то связано с расследованием? – отозвалась дама и наконец жестом предложила ему вернуться в кресло.
– Да, поскольку ее убили либо пока вы находились там, либо вскоре после вашего ухода, – ответил Питт, спокойно опустившись в кресло и заметив, что Телман последовал его примеру.
Роуз напряженно застыла.
– Я понятия не имею, кто в этом виновен, – чуть слышно произнесла она. – Уверена лишь в том, что я тут абсолютно ни при чем.
– Мне сообщили, что вы хотели пообщаться с вашей матерью. Это верно?
– Кто вам сообщил? – вспыхнула женщина. – Тот военный?
– А что вас так возмутило? Вы же сообщили мне, что он хотел связаться со своим сыном и узнать, каким образом его настигла смерть.
– Верно, – признала миссис Серраколд.
– Так что же вы хотели узнать от своей матушки?
– Ничего, – мгновенно ответила Роуз. – Мне просто хотелось поговорить с ней. Разве это не вполне естественно?
Телман не поверил ей – и понял, что Питт тоже не верит, заметив, как напряженно застыли на коленях его руки. Однако Томас не стал оспаривать ее слова.
– Да, безусловно, естественно, – согласился он. – А посещали вы других спиритических медиумов?
На этот раз женщина молчала так долго, что ее нерешительность стала очевидной. В итоге, сдаваясь, она слегка приподняла руку:
– Нет. Признаю, мистер Питт: до встречи с мисс Ламонт я никому не верила.
– А как вы познакомились с ней, миссис Серраколд? – уточнил Томас.
– Мне ее порекомендовали, – сказала Роуз, казалось, удивившись его вопросу.
Питт еще больше заинтересовался ее историей и оживился – хотя и надеялся, что не показал этого.
– Кто же? – спросил он.
– Неужели вы полагаете, что это важно? – парировала его собеседница.
– Либо вы поделитесь со мной этими сведениями, миссис Серраколд, либо мне придется выяснить их самому.
– И вы будете выяснять?
– Да.
– Щекотливый вопрос! И совершенно излишний. – Дама рассердилась, и на ее гладких скулах вспыхнули два ярких пятна. – Насколько мне помнится, это была Элеонора Маунтфорд. Я не помню, как она сама узнала о ней. На самом деле, видите ли, она считалась весьма популярной… я имею в виду мисс Ламонт.
– Она обслуживала много клиентов из светского общества? – невыразительным голосом произнес Питт.
– Не сомневаюсь, что вам это уже известно. – Роуз слегка приподняла брови.
– Да, мне известно содержание ее ежедневника, – согласился Томас. – Спасибо, что уделили нам время, миссис Серраколд.
Он вновь поднялся с кресла.
– Мистер Питт… мистер Питт, мой муж баллотируется в парламент. И я…
– Мне известно и это, – тихо произнес Томас. – И я понимаю, какое преимущество может получить в прессе партия консерваторов, если им станет известно о ваших визитах к мисс Ламонт.
Женщина покраснела, но вызывающе взглянула на него, не спеша с ответом.
– Мистеру Серраколду известно, что вы посещали мисс Ламонт? – спросил он.
Взгляд Роуз дрогнул.
– Нет, – едва слышно вымолвила она. – Я ходила к ней в те вечера, которые он проводил в клубе. А в клуб он ходит регулярно. Это было вполне удобно.
– Не слишком ли велик риск? – задумчиво произнес Томас. – Вы ходили одна?
– Безусловно! Это чисто… личное дело. – Дама с трудом выдавливала из себя слова, и ей явно стоило огромных усилий попросить полицейского: – Мистер Питт, если б вы смогли…
– Я буду предельно сдержан, по возможности, – пообещал он. – Но любые ваши воспоминания могли бы помочь нам.
– Да… конечно. Мне хотелось бы кое-что обдумать. Помимо вопросов правосудия… мне самой будет не хватать ее. Всего доброго, мистер Питт… инспектор…
Роуз чуть помедлила, забыв фамилию Телмана. Но она явно не сочла это важным и, не утомляя себя ожиданием его подсказки, выплыла из комнаты, предоставив горничной проводить гостей к выходу.
Дом Серраколда полицейские покинули в полном молчании. Томас осознавал, как смущен Сэмюэль, да и сам испытывал сходное замешательство. Миссис Серраколд совершенно не соответствовала его представлениям о жене человека, которого так расхваливали в свете его возможного выбора в высшее государственное учреждение. Эксцентричная, оскорбительно высокомерная, она тем не менее восхитила его своей честностью. Ее наивные идеалистичные взгляды порождались стремлением к толерантности, не доступной, правда, ей самой.
Но главное было в том, что она осознавала свою уязвимость, раз за разом посещая сеансы Мод Ламонт и отчаянно желая что-то узнать у нее, хотя и понимала, какими губительными последствиями это может обернуться, если об этом узнают. И волосы у нее оказались длинными и светлыми, золотисто-пепельными. А у Томаса никак не выходил из головы тот волос на рукаве Мод, и его появление там могло быть как важным, так и чисто символическим.
– Выясните поточнее, как Мод Ламонт заполучала клиентов, – сказал он Телману, когда они, увеличивая темп, удалялись от особняка мистера Серраколда. – Узнайте, сколько ей платили. И одинаково ли она оценивала свои услуги для разных клиентов? А еще узнайте, как это соотносится с ее доходами.
– Шантаж? – бросил Сэмюэль с нескрываемым отвращением. – Душераздирающая ситуация, и кто же мог купиться на такую… чепуху? Впрочем, дураков всегда хватало с избытком! И неужели все они с готовностью платили за молчание?
– Это зависит от ценности имевшегося у нее компромата, – ответил Питт, сойдя с тротуара на мостовую и обходя кучу лошадиного навоза. – У большинства семейных людей есть секреты, которые они предпочли бы не раскрывать. Не обязательно преступление, просто неблагоразумные поступки или слабости – ведь мы всегда боимся, что их могут использовать против нас. Никому не понравится, если его выставят дураком.
Телман напряженно смотрел вдаль.
– Дурак уже тот, кто ходит к подобной особе и верит, что извергаемые ею яичные белки являются посланием из мира духов, – бросил он со злостью, порожденной жалостью, которой ему решительно не хотелось испытывать. – Но я выясню о ней все возможное. И больше всего мне хочется узнать, каким же образом она дурила людей.
Перейдя на другую сторону улицы, полицейские успели ступить на тротуар, когда до несущегося на них четырехколесного экипажа оставалась всего пара шагов.
– Я думаю, тут использовался комплексный подход, складывающийся из механических приспособлений, ловкости рук и силы внушения, – предположил Питт, останавливаясь на краю тротуара, чтобы позволить проехать мимо карете, запряженной четверкой лошадей. – Полагаю, про яичные белки вы узнали после вскрытия? – язвительно спросил он.
– И про марлю, – раздраженно хмыкнув, сообщил инспектор. – От нее она и задохнулась. Материя забила этой несчастной не только горло, но даже проникла в легкие.
– Так… И о чем еще вы забыли упомянуть?
Телман злобно глянул на коллегу:
– Ни о чем! Дожив лет до тридцати семи или тридцати восьми, она сохранила отменное здоровье. Умерла от асфиксии – вы уже видели синяки. Вот и всё, – проворчал он. – И я намерен выяснить, что за дела хотели скрыть ее клиенты. Хватало ли ей ума и сообразительности, чтобы по тем случайным и пустяковым вопросам догадаться, к примеру, где дедушка Эрни спрятал свое завещание? Или крутил ли чей-то отец роман с девицей из дома напротив? В общем, любые семейные секреты!
– Полагаю, многое можно услышать на светских приемах, – заметил Питт. – Наблюдая за поведением гостей, небрежно задавая вопросы, слегка подбавляя напористости здесь и там, она могла набрать недостающие сведения, чтобы прийти к весьма вероятным догадкам. А остальное, видимо, обеспечивалось собственными умозаключениями клиентов. Воображаемые и реальные угрозы в равной мере способны породить чувство вины. Вспомните, сколько раз вы видели, как люди, ошибочно думая, что нам что-то известно, выдавали себя с головой?
– Много, – буркнул Телман, уворачиваясь от тележки торговца овощами. – Но что, если она перегнула палку и кто-то до смерти возненавидел ее? Это могло стать для нее полным крахом.
– Похоже, так и произошло. – Томас искоса взглянул на коллегу.
– Почему же тогда это убийство так заинтересовало Специальную службу? – с оживленной досадой спросил тот. – Только потому, что Серраколд баллотируется в парламент? Неужели Специальную службу теперь привлекают политические игры? В этом все дело?
– Нет, не в этом! – резко возразил Питт, обидевшись и разозлившись из-за того, что Сэмюэль мог даже предположить такую возможность. – Меня совершенно не волнует, – он щелкнул пальцами, – кто именно будет избран. Меня волнует, чтобы предвыборную борьбу вели честно. На мой взгляд, большинство идей, которые я слышал от Обри Серраколда, весьма легкомысленны. Он не имеет ни малейшего понятия о реальности. Но если он проиграет, то я хочу, чтобы победу одержали выступающие против его взглядов избиратели, а не люди, которые подумают, что его жена совершила какое-то преступление, если она его вовсе не совершала.