ние и тем самым проявит лицемерие, как иные христиане, обученные этим епископом.
Миссис Андерхилл ответила мгновенно, не пытаясь оценить, что подразумевали ее слова:
– Безусловно. Мое воображение тревожат не перемены, а то, как мы сможем осуществить их. Любой, даже самый хороший закон необходимо обеспечить правовыми санкциями: должно быть определено наказание, каковое мы хотим и будем способны наложить на нарушителя, – а таковые, несомненно, будут, даже если им просто захочется испытать силу закона.
Роуз пришла в восторг.
– Вы действительно думали об этом! – Жена политика явно изумилась. – Извините, я недооценила ваш искренний интерес. – Она понизила голос так, что его могли слышать лишь ближайшие к ним гости, и продолжила говорить, несмотря на внезапное затишье оказавшихся поблизости дам, напряженно прислушивающихся к тому, что она скажет: – Нам необходимо все обсудить, миссис Андерхилл. – Сверкнув кольцами на длинных пальцах изящной ручки, она увлекла Айседору в сторону от малознакомой группы гостей, в которую они попали более или менее случайно. – У нас ужасно мало времени, – продолжила миссис Серраколд. – Мы должны пойти гораздо дальше традиционных предложений лидеров Либеральной партии, если намерены принести хоть какую-то реальную пользу. Отмена платы за обучение в начальной школе в прошлом году уже принесла свои чудесные плоды, но это только начало. Впереди у нас еще масса дел. Всеобщее образование лишь открыло путь решения проблемы бедности. – Она перевела дух и пылко заявила: – Мы должны облегчить жизнь женщинам, позволив им ограничить число детей! Бедность и истощение, как физическое, так и умственное, являются неизбежным следствием постоянных беременностей и рождения множества детей, которых бедные семьи не в силах даже обеспечить нормальной едой и одеждой. – Роуз вновь глянула на Айседору с откровенным вызовом в глазах. – Мне жаль, если это противоречит вашим религиозным убеждениям, но обеспеченная жизнь жены епископа разительно отличается от жизни бедных семей, ютящихся в одной или двух комнатах без воды с еле теплящимся очагом, которым приходится растить и кормить по дюжине детей, тщетно пытаясь содержать их в чистоте.
– Не усугубит ли сокращение рабочего дня их положение? – спросила миссис Андерхилл, постаравшись не обижаться на выпад, который, в конце концов, не имел отношения к реальной проблеме.
Изогнутые дугой брови Роуз резко поднялись:
– Чем же это может повредить им? Любого рабочего, будь то мужчина или женщина, необходимо защитить от эксплуатации! – Вспыхнувшее в ней раздражение окрасило ее бледные щеки в розоватый цвет.
Айседора предпочла бы скорее выяснить взгляды собеседницы, чем высказывать свои собственные, но в этот момент их разговор удачно прервала подошедшая к ним подруга Роуз, с которой они обменялись сердечными приветствиями. Эта дама представилась миссис Андерхилл как миссис Суонн и, в свою очередь, представила свою спутницу, особу лет сорока, исполненную самоуверенной зрелости, но еще сохранившую достаточно цветущий вид, чтобы привлекать к себе взгляды большинства мужчин. Она с достойным изяществом держала свою темноволосую голову, и ее безусловно самоуверенная манера общения не мешала ей, однако, выказывать благожелательный интерес к окружающим.
– Миссис Октавия Кавендиш, – с оттенком гордости произнесла миссис Суонн.
Успев лишь подумать, что новая знакомая, должно быть, стала вдовой, Айседора продолжила разговор, тактично спросив:
– Вероятно, вы интересуетесь политикой, миссис Кавендиш? – Это было вполне естественное предположение, учитывая, с какой целью устраивался сегодняшний прием.
– Только в свете изменения законов, которые, надеюсь, пойдут всем нам на пользу, – ответила Октавия. – Надо обладать мудрой прозорливостью, чтобы предвидеть последствия наших действий. Порой самые благородные помыслы приводят к непредвиденно плачевным результатам.
Миссис Серраколд распахнула свои очаровательные глаза.
– Миссис Андерхилл как раз собиралась пояснить нам, чем может быть опасен восьмичасовой рабочий день, – сказала она, оценивающе глянув на миссис Кавендиш. – Боюсь, в душе она сочувствует консерваторам!
– Право, Роуз, не может быть, – предостерегающе произнесла миссис Суонн, бросив одобрительный взгляд на Айседору.
– Нет, может! – запальчиво воскликнула миссис Серраколд. – Пора нам отказаться от сладкоречивого притворства и говорить то, что мы на самом деле думаем. Неужели так трудно быть честным? На мой взгляд, честность не только предпочтительна, она крайне необходима! Разве наш моральный долг не предполагает упорство в постановке насущных вопросов и требовании надлежащих ответов?
– Роуз, оригинальность мышления прекрасна, но вы рискуете зайти слишком далеко! – с нервной запинкой заметила миссис Суонн.
Она успокаивающе положила руку на предплечье подруги, которую оригиналка мгновенно сбросила.
– Ведь миссис Андерхилл, возможно, не… – попыталась Суонн заступиться за жену епископа.
– Что ж, вы так не думаете? – спросила Роуз, вновь просияв ослепительной улыбкой.
Прежде чем Айседора успела ответить, в разговор вмешалась миссис Кавендиш.
– Сверхурочная работа ужасно тяжела и решительно несправедлива, – учтиво заметила она. – Но она все же лучше безработицы…
– Это грабительское вымогательство! – Голос миссис Серраколд зазвенел от безумного гнева.
Октавия же блестяще владела собой.
– Если оно намеренное, тогда вы, несомненно, правы. Но если работодатель сталкивается с падением прибыли и более серьезной конкуренцией, то он не может позволить себе увеличения затрат. А если позволит, то разорится, и его рабочие тоже потеряют работу. Нам необходимо сохранить Империю, раз уж мы ее создали, хотим мы того или нет. – Она улыбнулась, завуалировав язвительность своих слов, но наделив их убедительной силой. – Политика заключается в поиске реальных возможностей, и они не всегда совпадают с нашими желаниями, – добавила женщина. – По-моему, политикам должна быть свойственна ответственность за свои действия.
Айседора перевела взгляд с миссис Кавендиш на Роуз и заметила на лице последней неожиданное изумление. Миссис Серраколд столкнулась с равной противницей и теперь оказалась не в состоянии опровергнуть логику ее аргументов. Она невольно признала, что на этот раз ее разбили в споре. Такого удара ей еще не приходилось испытывать.
Взглянув в сторону Обри Серраколда, Айседора подметила в его добрых глазах своеобразную печаль, понимание вероятных больших потерь.
Нечто подобное, возможно, жена епископа замечала и во взгляде Джона Корнуоллиса. В нем так ярко проявлялись смелость и ум, жажда чести и отвращение к кричащей безвкусице, что она с готовностью выдержала бы любые удары судьбы, стремясь защитить его. И это было безгранично важно не только для нее самой, но и само по себе. Ничто в Реджинальде Андерхилле не могло пробудить в ней столь пылкого сострадания, отчасти мучительного, отчасти радостного.
Ее размышления прервало появление другого гостя – его фамильярный взгляд на миссис Кавендиш явно показал, что они пришли сюда вместе. Айседору не удивило, что у столь эффектной особы есть хотя бы один поклонник. Эта дама выделялась не только внешней физической красотой – она обладала характером, интеллектом и ясностью ума, что было весьма необычно для женщины.
– Позвольте представить вам моего брата, – быстро сказала Октавия. – Сэр Чарльз Войси. Миссис Андерхилл, мистер и миссис Серраколд. – Супружескую пару она упомянула, слегка поджав губы, и Айседора внезапно вспомнила, что Войси и Серраколд претендовали на одно и то же место в парламенте.
Один из них неизбежно проиграет. Супруга епископа посмотрела на Войси с оживленным интересом. Насколько она могла видеть, он имел мало сходства с сестрой. Более смуглый, с золотисто-каштановой шевелюрой, Войси совсем не походил на белокожую Октавию с блестящими темно-русыми волосами. На его удлиненном лице выделялся кривоватый нос, вероятно когда-то сломанный и плохо сросшийся. Их с сестрой объединял лишь живой ум и осознание какой-то особой, внутренней силы, которая проявлялась в Чарльзе настолько мощно, что Айседоре невольно показалось, будто она ощущает исходящий от него жар.
Миссис Андерхилл тихо произнесла уместно вежливое приветствие и сразу заметила, что Обри Серраколду удалось скрыть свои чувства и знание того, что его противник принадлежит к другому типу политиков, готовых использовать в предвыборной борьбе любые средства. Однако вежливый, церемонный обмен любезностями никого не мог обмануть.
Роуз застыла с недовольным видом: вся ее хрупкая фигурка с узкой спиной и стройными бедрами, обтянутая яркой шелковой тафтой, и даже поблескивающие бриллиантами пальцы, казалось, излучали возмущение. В свете горевших над ними люстр тонкая кожа на ее шее выглядела голубовато-белой, а если приглядеться, то становились заметны и тонкие голубые вены. А кроме того, от нее исходило ощущение страха. Айседора почувствовала его, словно запах искусственных духов, примешавшийся к витавшим в воздухе ароматам лаванды, жасмина и многочисленных натуральных запахов лилий, красовавшихся в вазах на столах. Неужели для миссис Серраколд так важно выиграть? Или ее страх вызван иной причиной?
Гостей пригласили в столовую, и все направились к столу, строго соблюдая порядок титулов и званий. Будучи женой епископа, миссис Андерхилл прошла в первых рядах, после самой именитой аристократии, намного опередив простых смертных, к которым в основном и принадлежали парламентские кандидаты. Столы ломились от изобилия изысканного хрусталя и фарфора. Посверкивали безупречно стройные ряды начищенных до блеска ножей, вилок и ложек.
Сначала заняли свои места леди, за ними последовали джентльмены. Первое блюдо подали без задержки, и деловой вечер продолжился: возобновились разговоры, оценки и суждения, а также искрометные пустые речи, маскирующие заключенные сделки, выискивание недостатков и слабостей и их ловкое использование при обнаружении. За этим столом зарождались будущие дружеские союзы и выявлялись будущие противники.