Мэри-Энн кивнула, с трудом подавив страх.
– Отлично. Тогда мы сейчас покинем вас и отправимся к коронеру.
– И даже чаю не выпьете? В любом случае вам придется забрать ваше варенье, – добавила служанка, взглянув на Томаса.
Виктор бросил быстрый взгляд на чайник.
– На самом деле, пожалуй, мы могли бы выпить немного чайку, только по одной чашке. Спасибо. Денек выдался на редкость трудный.
Девушка покосилась на грязную и порванную одежду полицейских, встретила взгляд Питта, но ничего не сказала. Ее замечания могли счесть невежливыми. Любому порой выдаются трудные времена, и она понимала это лучше многих. И не осуждала людей, которые ей нравились.
До станции Томас и его начальник дошли вместе.
– Мне надо вернуться в Кингстон к коронеру, – заявил Наррэуэй, когда они перешли через дорогу. – Я сумею заставить его выдать нужное нам заключение. Фрэнсиса Рэя похоронят в освященной земле. Однако нам мало пользы от доказательства того, что его отравили пирожки миссис Кавендиш. Ее могут обвинить в убийстве на основании бесспорных косвенных улик, но я сильно сомневаюсь, что она имела хоть малейшее представление о том, что делала. Войси принес ей либо тот джем, либо, что более вероятно, уже сами пирожки, желая убедиться в том, что никто больше не пострадает, а также и ради собственной безопасности – на тот случай, если следы приведут обратно к нему. А может, и ради блага сестры, если предположить, что он способен заботиться о чьем-то благе.
– Тогда как, прости Господи, он додумался использовать ее в качестве своеобразного орудия убийства?! – возмущенно бросил Питт.
Такое бессердечие было выше его понимания. Он не мог постичь, насколько порочной должна быть ярость, чтобы решиться так использовать невинного человека, не говоря уже о том, чтобы поступить столь подло с любимым, а главное, полностью доверяющим тебе человеком.
– Питт, если вы, черт побери, собираетесь хоть как-то быть полезны мне, то должны прекратить думать, что все остальные живут и действуют по тем же моральным и душевным правилам, что и вы сами! – потребовал Наррэуэй. – Не все люди таковы! – Он ожесточенно уставился на ведущую к станции дорогу. – Не пытайтесь совершенно по-дурацки думать, как поступили бы вы сами в данной ситуации! Думайте, как поступят они! Вам приходится бороться с ними… а не с множеством своих отражений в зеркалах! Войси ненавидит вас с такой страстью, какая недоступна даже вашему самому дикому воображению. Но поверьте, она существует! И помните о ней ежедневно, ежечасно… поскольку едва вы забудете о ней хоть на день, то тут же жестоко поплатитесь. – Внезапно Виктор остановился, протянув руку – так резко, что Томас едва не столкнулся с ним. – И я заберу у вас свидетельство Мэри-Энн. Ее показания и отчет о вскрытии должны лежать там, где даже Войси не сможет найти их. И ему необходимо будет сообщить об этом – он должен знать, что если с вами или с вашими родными что-то случится, то они будут опубликованы, а их публикация станет большим несчастьем для миссис Кавендиш, действительно пагубным несчастьем. И в конечном счете он станет таковым и для самого Войси, готова она будет свидетельствовать против него или не готова.
Питт почти не колебался. От этого зависела безопасность его семьи, и он не мог позволить себе пойти на компромисс, не мог подвергнуть своих родных риску. Сунув руку в карман, Томас вытащил свидетельские показания Мэри-Энн. Если уж он не мог доверять Наррэуэю, то жизнь его вообще кончена.
Взяв документ, Виктор растянул тонкие губы в улыбке.
– Благодарю вас, – произнес он с мягким сарказмом, догадавшись, что коллега усомнился в нем. – Я с огромным удовольствием сделаю фотокопии с этих документов и предоставлю их вам, когда вы пожелаете. Но оригиналы должны храниться там, где даже Войси не сможет добраться до них, и даже вам лучше не знать, где они будут. Поверьте мне, Питт, это место чертовски надежное.
Томас улыбнулся в ответ.
– Спасибо вам, – сказал он. – Да, фотокопии этих документов будут весьма полезны. Полагаю, помощник комиссара Корнуоллис оценит такую идею.
– Тогда он получит их, – ответил Наррэуэй. – А теперь садитесь в ваш поезд и возвращайтесь в город, да выясните там, какие сегодня новости о результатах выборов. Должно быть, они уже известны. Я заглянул бы в клуб либералов. Они обычно первыми узнают все новости и выставляют их на электрическом табло для всеобщего обозрения. По-моему, борьба между Войси и Серраколдом может оказаться гораздо острее, чем нам хотелось бы, и я не хочу усугублять ее. Удачи, Питт.
И, не дожидаясь ответа своего сотрудника, Виктор развернулся и быстро пошел в сторону другой платформы.
Вскоре Томас, держась из последних сил, стоял в толпе на тротуаре перед Либеральным клубом, вглядываясь в последние новости о результатах выборов, отраженные на электрическом табло. Он волновался о судьбе Джека, однако все его мысли сейчас устремились на соперничество Чарльза Войси и Обри Серраколда, и он не мог отказаться от последней надежды на то, что Серраколд еще сумеет выиграть на гребне волны популярности либералов, каким бы незначительным ни оказалось его превосходство.
Результат, показанный в данный момент, его не заинтересовал – какой-то северный городской округ уверенно проголосовал за кандидата от консерваторов.
В паре шагов от Питта беседовали два человека.
– Вы уже слышали? – скептически произнес один из них. – Этот парень получил-таки большинство! Просто невероятно!
– Какой парень? – сердито спросил его спутник.
– Гарди, разумеется! – ответил скептик. – Кейр Гарди! И действительно от лейбористов!
– Вы хотите сказать, что он пролез в парламент? – Этот вопрос прозвучал на редкость недоверчиво.
– А о чем еще я тут вам толкую!
Питт мысленно усмехнулся, хотя и сомневался, что избрание Гарди хоть как-то повлияет на политику правительства. Он не сводил взгляда с подсвеченного табло, но уже начал осознавать, что его ожидания бессмысленны. Там появлялись все новые, ставшие известными, результаты, но, вероятно, сведения о месте Джека или о голосовании в Южном Ламбете уже показали раньше, а теперь их заменили более свежими новостями. Видимо, лучше было просто найти заинтересованного в информации о выборах человека и все выяснить у него. Если б не столь позднее время, Томас мог бы нанять двуколку и, съездив в Южный Ламбет, узнать все из первых рук.
Он выбрался из толпы, наблюдавшей за новостным табло, и направился к швейцару. Ему пришлось немного подождать, пока тот не освободится для разговора с ним.
– Да, сэр? – спокойно поинтересовался швейцар, тактично не обращая внимания на потрепанный вид Питта. Сегодня вечером он пользовался всеобщим вниманием, что особенно льстило его самолюбию.
– Есть ли какие-то новости о результатах мистера Рэдли от Чизика? – спросил полицейский.
– Есть, сэр, показывали уже почти четверть часа назад. Он с малым перевесом, но прошел в парламент, сэр.
Питта окатила теплая волна облегчения.
– Спасибо. А как насчет Южного Ламбета и мистера Серраколда и сэра Чарльза Войси?
– Про них не знаю, сэр. Судя по слухам, там какие-то сложности, но наверняка не знаю. Еще ничего не понятно.
– Благодарю вас.
Томас ретировался, уступая швейцара очередным пылким соискателям новостей, и поспешил найти экипаж. Если он не попадет в какую-то небывалую дорожную пробку, то уже меньше чем через час доберется до Ламбетской ратуши. А там уж сможет сам достоверно узнать результаты.
Прекрасный вечер радовал влажным теплом. Половина Лондона, казалось, высыпала на улицы подышать воздухом, тротуары заполнились пешеходами, а мостовые – разнообразными экипажами. Лишь минут через десять полицейскому удалось найти свободную двуколку, и, забравшись в нее, он велел извозчику перевезти его через реку к Ламбетской ратуше.
Двуколка развернулась и поехала в ту сторону, откуда приехала, с трудом лавируя во встречном потоке экипажей. Повсюду обсуждались последние новости, слышались громкие возгласы, цокот копыт по мостовым, бренчание упряжи и удары легких столкновений. Томасу хотелось бы поторопить извозчика, но он понимал, что это бесполезно. Тот и так делал все, что мог, ради собственной выгоды.
Питт откинулся на спинку сиденья, призывая себя к терпению. Он предпочел бы верить в то, что Обри Серраколд еще может выиграть, но тошнотворное сомнение подсказывало, что вряд ли кому-то под силу победить Войси. Слишком уж тот хитроумен, слишком уверен в себе.
Они пересекали старый Воксхоллский мост. С реки поднимался влажный запах, и ряд горящих на набережной фонарей красиво отражался в воде. На волнах еще покачивались прогулочные лодки, и от них по воздуху разносился веселый смех.
На южном берегу тоже гуляло множество горожан, но уличное движение заметно поредело, и двуколка набрала скорость. Возможно, у Томаса даже появился шанс успеть к оглашению результатов. Отчасти он надеялся, что, когда доедет туда, все уже будет закончено. Тогда ему просто сообщат новости – и дело с концом. Способен ли даже Наррэуэй придумать то, что будет сдерживать влияние Войси после успешных выборов? Не сможет ли этот подлец пролезть на место лорд-канцлера Англии еще при нынешнем правительстве?
Или Уэтрон сумеет помешать ему?
Нет, Уэтрону не хватит ни ловкости, ни хладнокровия. Набрав силу, Войси раздавит его.
– Вот мы и прибыли, сэр! – крикнул извозчик. – Ближе я не могу подъехать!
– Ладно!
Питт спустился на землю, расплатился и начал пробираться между экипажами к ступеням ратуши. Зал собраний заполняла еще более плотная толпа: люди толкались, протискивались вперед, стремясь получше разглядеть кандидатов и услышать результаты выборов.
На трибуне появился председатель избирательной комиссии, и шум в зале утих. Близился решающий момент. Светлые волосы Обри Серраколда поблескивали в свете люстр. Он выглядел напряженным и сосредоточенным, но голову держал высоко. Томас заметил в толпе улыбающуюся Роуз. Она явно волновалась, но страх, видимо, покинул ее. Вероятно, ей удалось узнать ответ на вопрос, который она задавала Мод Ламонт, и сделала она это гораздо более простым и точным путем, чем на сеансах любого медиума.