— Эй, ты почто здесь шумишь? — закричал профессор-овца. — Стоило человеку уснуть после обеда, как ты...
— Вы — профессор-овца, верно? — спросил я.
— Ты читать умеешь? Видишь, что там написано? Разносчиков газет и распространителей молока...
— Я умею читать. При этом я не продавец ни газет, ни молока. Я — частный детектив.
— Частный детектив? Хрен редьки не слаще. Мне до тебя нет дела, — сказал профессор-овца и попытался резко закрыть дверь. Я вставил в дверную щель ногу, словно подпорку. Дверь больно ударила по лодыжке, но я стерпел, не показав и виду.
— У вас нет, зато есть у меня, — сказал я.
— А мне почем знать? — сказал профессор и саданул по моей лодыжке носком своего кожаного ботинка. Было так больно, будто нога сейчас отвалится, но я стерпел и это.
— Давайте поговорим спокойно — спокойно сказал я.
— На, получай, — сказал профессор-овца и, схватив стоявшую под рукой вазу, изо всех сил опустил мне на голову. На этом все, конец. Я потерял сознание.
14
Я видел сон, будто набираю в колодце воду. Поднимаю ее ведром, затем переливаю в лохань. Та наполняется до краев, приходит крокодил и залпом все выпивает. Стоит лохани наполниться вновь, как приходит другой крокодил и так же залпом ее выпивает. И так по кругу. Я насчитал одиннадцать. После чего проснулся.
Вокруг было темно. На небе сияют звезды. Ночное небо в Сиднее очень красивое. Я лежал перед дверью профессора-овцы. Вокруг было тихо. И кошелек, и пистолет — при мне.
Я встал, стряхнул прилипший к одежде мусор и положил солнечные очки в карман. Хотел позвонить еще раз, но сильно болела голова, и я решил оставить эту идею на завтра. Дневную норму я выполнил с лихвой: выслушал рассказ клиента, получил аванс, разыскал дом преступника, получил по лодыжке и голове. Продолжить можно и на следующий день.
Я заглянул в пиццерию выпить пива. Заодно «Вишенка» обработала мне рану.
— Жуткая шишка. Где это так тебя? — спросила «Вишенка», промакивая мне голову холодным полотенцем.
— Где-где... у профессора-овцы.
— Не может быть, — сказала «Вишенка».
— Ей-богу. Стоило мне позвонить в дверь и представиться, как он заехал мне по голове вазой.
«Вишенка» задумалась. Тем временем я, потирая голову, пил пиво.
— Пошли вместе со мной.
— Куда?
— Известно куда, к профессору, — сказала «Вишенка».
15
«Вишенка» надавила на звонок профессора двадцать шесть раз подряд.
— Эй, ты почто здесь шумишь? — высунул наружу голову профессор-овца. — Разносчиков газет, распространителей молока и частных детективов...
— Я сейчас тебе покажу, кто здесь шумит, старый хрыч! — закричала «Вишенка».
— О, кого я вижу! «Вишенка»! — воскликнул профессор-овца.
— Говорят, ты огрел этого человека вазой по голове? — спросила «Вишенка», показывая на меня.
— Ну, не то чтобы очень... Как бы это сказать...
— Зачем ты так поступаешь с моим любимым человеком?
Профессор-овца со смущенным видом почесал голову:
— Извини, не знал. Конечно, если б знал, такого бы не сделал.
Не знал этого и я. Что являюсь любимым человеком «Вишенки», то есть.
— Вы это... проходите, — распахнул дверь профессор-овца.
«Вишенка» вошла первой. Я хотел было закрыть дверь, но опять ударился лодыжкой. Не везет так не везет.
Профессор-овца провел нас в гостиную и угостил виноградным соком. Стакан оказался грязным, и я выпил лишь половину. «Вишенка», как ни в чем не бывало, выпила всё да еще грызла потом кусочки льда.
— Что ж, как мне загладить свою вину? — спросил профессор-овца. — Голова еще болит?
Я молча кивнул. Сначала бьет изо всех сил вазой по голове, а потом еще спрашивает, не болит ли.
— Зачем ты его ударил? — спросила «Вишенка».
— Что-то я в последнее время возненавидел людей, — сказал профессор. — А тут еще докучливые газетчики, молочницы. Вижу незнакомое лицо — и прямо тянет стукнуть. Извини. Слышь, молодой человек, я не читаю газет и не пью молоко.
— Я не продаю ни молоко, ни газеты. Я — частный детектив.
— Да-да, частный детектив. Совсем запамятовал, — сказал профессор-овца.
16
— Дело в том, что я пришел за ухом человека-овцы, — начал я. — Вы, профессор, три дня назад оторвали около кассы в супермаркете ухо человека-овцы, верно.
— И что?
— Верните его, пожалуйста.
— А если не верну?
— Ухо человека-овцы.
— Скажем, сейчас оно мое.
— Тогда ничего не поделаешь, — сказал я и достал из-под мышки пистолет. В этом смысле я очень вспыльчив. — Я вас сейчас убью, а ухо заберу с собой.
— Ну ладно, будет тебе, — попыталась остановить меня «Вишенка». — Ты и в самом деле какой-то малосообразительный.
— Вообще, — поддакнул профессор-овца.
Я разозлился и уже хотел снять пистолет с предохранителя. «Вишенка» в спешке остановила меня. И, пнув меня изо всех сил по лодыжке, тут же отобрала пистолет.
— А ты тоже хорош, — сказала «Вишенка» профессору-овце. — Почему не отдаешь ухо человека-овцы?
— Ухо я не отдам ни за что. Человек-овца — мой враг. Встречу опять — оторву второе.
— Откуда такая ненависть к человеку-овце? Разве он нехороший? — задал вопрос я.
— Какие еще нужны причины? Просто ненавижу, и все. Когда вижу, как они поживают припеваючи, да еще с таким видом — ненавижу всех без разбора.
— Ненависть к желаемому как к действительному, — сказала «Вишенка».
— Что? — воскликнул профессор-овца.
— А? — вторил ему я.
17
— На самом деле ты сам хочешь стать человеком-овцой! Но не желаешь в этом признаться, поэтому наоборот — стал ненавидеть человека-овцу.
— Разве? — заинтересованно переспросил профессор-овца. — Не замечал.
— Откуда ты это знаешь, — спросил я у «Вишенки»
— Вы не читали Фрейда и Юнга?
— Нет, — ответил профессор-овца.
— К сожалению, — добавил я.
18
— Выходит, я на самом деле совсем не ненавидел человека-овцу? — сказал профессор-овца.
— Выходит, что так, — сказал я.
— Ну, естественно, — сказала «Вишенка».
— А раз так, то я причинил человеку-овце много зла, — продолжал профессор-овца.
— Похоже, что так, — поддакнул я.
— Разумеется, — сказала «Вишенка».
— Значит, я должен вернуть ухо владельцу — человеку-овце?
— Вроде так, — сказал я.
— Немедля, — сказала «Вишенка».
— Но его здесь нет, — как бы вспомнил профессор-овца. — По правде говоря, я его выбросил.
— Выбросил?.. Где выбросил? — спросил я.
— Нет, это...
— Говори сейчас же, — крикнула «Вишенка».
— Я его это... положил в холодильник пиццерии «Вишенка». Вместе с салями. Я не со зла...
Профессор-овца не успел договорить, как «Вишенка» схватила вазу и с размаху двинула его в темечко. Я был польщен.
19
В конечном итоге, мы с «Вишенкой» смогли вернуть ухо человека-овцы. Когда оно оказалось у нас в руках то было все коричневого цвета — в соусе «Табаско». Один из посетителей заказал пиццу с салями и уже было собирался съесть тот самый кусок, когда подоспели мы. Опасный вьдался момент. Я тщательно отмыл ухо, снял с него остатки сыра, лишь не смог вывести пятна «Табаско».
Человек-овца радовался возвращению своего уха, но, увидев пятно соуса, несколько расстроился, хоть и промолчал.
Пришлось мне уступить ему две тысячи иен. «Вишенка» взяла иголку и нитки, и быстро пришила ухо к одежде. Человек-овца, стоя перед зеркалом, несколько раз подпрыгнул. Уши развевались, а сам он был очень доволен.
20
К слову, профессору-овце все же посчастливилось стать человеком-овцой. Он каждый день одевался в овечью одежду и шел в пиццерию «Вишенка» есть пиццу. Человек-овца (бывший профессор-овца) очень счастлив. И все это — благодаря Фрейду.
21
Когда все уладилось, я назначил «Вишенке» свидание. Поужинав в китайском ресторане, мы пошли в кино на фильм «Людвиг» Лукино Висконти. В темноте я попытался ее поцеловать. А она изо всех сил стукнула меня по лодыжке шпилькой своей туфли.
Было очень больно, и минут десять я не мог проронить ни слова.
— Или не ты говорила, что я — твой любимый человек?
— Что было тогда, было тогда, — отрезала «Вишенка».
Но я все-таки думаю, что нравлюсь ей. Просто у девчонок временами бывает так, что все наизнанку. Я так думаю.
— Прости меня, — сказал я ей после фильма.
— Когда ты бросишь свое дурацкое занятие, частный детектив, устроишься на хорошую работу, сделаешь немного накоплений — тогда можно будет подумать еще раз, — сказала «Вишенка».
Как я уже говорил, у меня столько накоплений, что самому становится противно. Но «Вишенка» об этом не знает. А посвящать ее в это я не собираюсь.
Мне очень нравится «Вишенка». А раз так, то ради нее можно стать и полиграфом.
Но пока что я — частный детектив. Завалившись на диван в конторе на Грин-стрит в Сиднее, я продолжаю ждать посетителей. Из колонок звучит пианино Гленна Гульда. Она из моих самых любимых пластинок — «Интермеццо» Брамса.
Если тебя, дружок, беспокоят какие-нибудь проблемы — до того, как я стану полиграфом, постучись в дверь моей конторы на Грин-стрит. Возьмусь за дело за очень низкий гонорар. Даже в чем-нибудь уступлю. Но с усповием, что дело будет интересным.
Декабрь 1982 г.