мотрит трусливый класс богачей и буржуа? К кому он хочет присоединиться, чьим союзником стать? К тем, кто наименее надежен - к политиканам, столь часто сменяющим друг друга у кормила власти, к капиталистам, которые в день революции поспешат схватить портфели с акциями… Собственники, знаете ли вы кто всех надежнее, на кого можно опереться как на каменную стену? Это народ! Пусть он будет вашей опорой!» Так сказал некогда Жюль Мишле - но скажи он такое сегодня, образованные собственники посмеялись бы над ним. Куда угодно - но уж не к народу, увольте. Нахлебались мы от наших мужиков. Мещанин и банкир, менеджер и министр - вот друзья интеллигенции сегодня. Порядка хотим, господа, порядка желаем!
Цивилизация и порядок победили тогда, побеждают они постоянно, на их стороне здравый смысл и капитал. Милейшая, трогательнейшая черта, роднящая сознание либералов всех времен: Парижская коммуна при всей своей радикальности не посмела прикоснуться к Французскому банку, где лежали три миллиарда франков, - самые отчаянные умы полагали экономику чем-то таким надмирно важным, священным, опережающим в значении любую социальную утопию. А экономика на самом деле - вещь простая, служебная; либерал почувствовал это собственной шкурой, желудком, карманом.
А дальше пошло легче, служба - дело привычное. Надо лишь оживить в себе холуйские инстинкты, но их далеко и не прятали. Вместо того чтобы испытывать «чувство глубокого удовлетворения» от реформ социализма, надо испытать глубокое удовлетворение от капиталистических реформ. Советский Союз был плох, но новая Империя - нефтяная, прогрессивная - куда как хороша. Там солдаты гибли в Афганистане, здесь они гибнут на десяти разных - объявленных и необъявленных - фронтах, но за правое господское дело! Там было колхозное бесправие - сегодня деревни вымирают, забытые начисто. Но прогресс, господа, прогресс! И пошли гранты, задания, рекомендации, газетные кампании - еще раз вдарить по большевикам, припомнить им, краснопузым, продразверстку! И постепенно у либералов отточились, укрепились, окупились, проплатились выстраданные взгляды. И появились новые имперские мыслители - которые уже славили империю цивилизованную, империю западного образца, по типу петровской. И клялись в верности не ленинским, но петровским заветам - образовался у нас в стране новый исторический авторитет, вместо привычного дедушки Ленина. Я знавал работника идеологии, который прежде обильно цитировал Владимира Ильича - сегодня Ленин его главный враг, а искренне любит он Петра Первого. Нам ведь непременно надо кого-то без лести преданно любить - не линию КПСС, так линию цивилизации. И публично объяснялись либералы в любви к царю, давшему подлинное направление России, - в любви к реформатору, самоучке, психопату и сыноубийце, дантисту-любителю и цивилизатору. Объясняли благородство задачи царя, уполовинившего население своей страны ради охотничьего азарта и барышей. И присягали на верность «каннибалам прогресса», выражаясь словами Герцена. И говорили друг другу: путь в цивилизацию, увы, непрост. И нашему народу придется ох как постараться. Но Россия пройдет этот непростой путь, если мы поможем нашей обездоленной Родине. Говорили так - и шли обедать со спонсорами.
Один из персонажей Зиновьева описывал дело так: Власть - это огромная задница. Она окружена верными служащими, которые ее лижут. По спинам, по головам этих верных - рвутся к заднице молодые, новое поколение. Старые служаки отпихивают их каблуками и локтями - они опасаются за сохранность задницы, думают, что новенькие будут ее кусать. Напрасно беспокоятся. Те тоже будут лизать задницу. Только более усердно - и за меньшую плату.
В одном Зиновьев ошибся. Плата оказалась значительно выше.
6.
Из сказанного не следует, что Зиновьев стал с годами славянофилом. Всю жизнь он полемизировал именно с либералами и демократами, а про славянофилов ничего и не сказал, - но это оттого лишь, что либералы и демократы были его непосредственным окружением. Они были его семьей, а в родном человеке острее, чем в чужих, замечаешь фальшь - разве есть дело до чужого? И что ему было делить со славянофилами? Он спорил с либералами и писал карикатуры на демократов - потому, что спорил с самим собой, со своими прежними заблуждениями, с тем, во что сам верил. Весь строй его мыслей, его военная юность, марксистское образование, друзья и привычки - все было демократическим. А славянофилом (несмотря на вопиюще деревенское происхождение) не был никогда. Ему и в голову не могло придти обсуждать взгляды Аксакова и Хомякова, уж тем более взгляды современных славянофилов; да это и не обсуждали в либеральной московской компании. Если же при нем начинался разговор православно-почвенный, религиозно-национальный, он морщился, вскипал, говорил грубости. «Кому сейчас это все нужно? Это же бред сивой кобылы! Я ученый и не желаю слушать кликуш!» - это была его типичная реакция.
Однако именно патриоты и славянофилы искали с ним встреч в его последние годы, и воспринимали его отказ от либерализма - как путь к корням, к русской почве. Многих интеллигентных людей новые знакомства Зиновьева шокировали: национализм в московской среде никогда не считался приличным: как ни драпируй почвенничество, а национализм и погромы из него торчат. Традиционно позицию славянофилов связывали с государственностью, с официальной линией правительства. И это всегда вызывало брезгливость у людей с хорошим вкусом.
Однако в конце прошлого века славянофильство неожиданно приобрело характер оппозиционный - и потому стало притягательным, сделалось модным быть слегка славянофилом. Конечно, все реальные интересы и карьеры располагались в западном направлении, но отметиться в националистической газете «Завтра», пойти на чтение стихов нацбола Лимонова - весьма любопытно и даже пикантно. Это стало чем-то вроде дружбы с левыми философами в Италии, напоминало приятельские отношения со скандальными рокерами. Славянофильство вдруг окрасилось в романтические тона - вместо привычного патриархально-унылого заборного колера.
В конце прошлого века, когда Россия показательно повернулась к Западу (а многим эти годы напоминают время Петровских реформ), что могли они, славянофилы, со своими запечными идеалами, противопоставить прогрессу и западной цивилизации? И рухнувшая держава, и чувство заката нации, и народная беда - все это сделало славянофилов чуть ли не столь же притягательными, какими когда-то, в советскую эпоху, были диссиденты-западники. Упорные люди, отстаивающие немодные убеждения, - сколько же было в этой позиции красоты! Вчера еще обласканы партией и правительством, сегодня выброшены на обочину, прыткие мальчики-менеджеры их обошли, но как же эти почвенники держатся! Казалось, маятник истории качнулся в другую сторону, и теперь чувство достоинства перекочевало в почвенников, а интернациональные правозащитники и абстрактные гуманисты стали отныне держимордами. Словно поворот державы сделал государственников - изгоями, изгоев - государственниками - и этот сюжетный ход всех возбуждал.
В этом месте надо сказать парадоксальную, но крайне важную вещь. Именно в моменты поворота России к Западу славянофильская позиция укрепляется - в годы застоя она не столь сильна. Однако находясь в опале, почвенная идея набирает сил, проникает в общество, постепенно возвращает былую позицию и даже осваивает новые рубежи. Вероятно, правильно будет сказать, что любой западный поворот и затевается для придания новых сил и моральных прав почвенной позиции. В наше время это происходило так
Славянофилы и националисты использовали все притягательные атрибуты подполья - точь-в-точь как диссиденты семидесятых, но с большим размахом. Сперва это было просто воем партийцев по былым привилегиям. Потом стало приобретать черты академической науки, правда, выглядело это немного странно: появились псевдонаучные труды о знаках и символах, зловещие конспирологические теории, обличения масонов, планы по строительству Пятой Российской Империи, инициации эзотерических братств, и прочая дикая алхимия. Было смешно.
Слухи ползли по Москве, по России - мол, вербуются отряды сопротивления иноземному игу, сходятся общества борцов за Россию, подбирается человек к человеку, боец к бойцу, Минин к Пожарскому. Ужо придет время, грянет возмездие оккупантам - банкирам и держателям казино! Попляшете тогда, жирные буржуи, приватизаторы народного добра.
Приятно было в это поиграть, хотя и немного страшновато: а вдруг заиграемся, они и правда станут силой? Нет, куда им! Все уже куплено и продано в России - не повернешь ни вправо, ни влево. Капитализм - вот главная сила сегодня, а власть денег интернациональна, что нам какие-то патриоты! Что могут они нынче, соколы с выдранными перьями, маршалы в отставке, беззубые упыри! Замшелые, нелепые пенсионеры - ах это даже любопытно: прочесть их желтую газетенку, не все же журнал «Форбс» читать.
Но вот уже скалится в усмешке шофер такси: «Читали список богачей из Форбса? Вот кто забрал наши деньги! А ведь списочек-то характерный! Прямо список Шиндлера!» И не замечает шофер такси, что «список Шиндлера» уже сильно поредел, уже убрали из него еврейские имена гусинских-ходорковских-смоленских-березовских: кого посадили, у кого деньги отняли, кого выслали. Уже просеяли список через частое решето, пополнили верными офицерами госбезопасности - они надежнее присмотрят за добром. Этого шофер знать не хочет, важно, что капитализм - изобретение инородцев, а русский человек русского угнетать бы не стал. Так думает шофер такси и рассказывает о том, что Льва Толстого евреи насильно держали в Ясной Поляне, не давая приехать в Петербург, что Ельцин продался евреям. И спасение для России в ее прошлом - а как бы его вернуть? Ну что на шофера-то внимание обращать, подумаешь - шофер! Однако вот и сосед в метро что-то такое сказанул, отсели вы от соседа в метро.
Слухи, но не только слухи: действительно, собираются в подвалах, выделенных домоуправлением, в бывших домах культуры стайки подростков, да и не подростков тоже. Вот уже собралась целая партия национал-большевиков, по городам России рассыпаны герои сопротивления. У них свои митинги, у них свои первичные ячейки, сходки в подвалах. Кричат, листовки печатают, флаги вывешивают. Что за хулиганство, недоумевает демократический обыватель, а его все пугают и пугают - нарукавными повязками, языческими символами, нацистскими лозунгами, страшными пророчествами. Вла