В голосе Баскина проступил гнев.
– Что значит «настоящий принц»?
– Вас подменили, – ответил Страксер. – Чтобы преуменьшить успех нападения и скрыть то, насколько серьезны травмы принца.
– Мой род, – сказала Кряква. – Он поэтому прервался, да?
Мерлин кивнул, но дал Страксеру продолжить.
– Они восстановили этот дворец, насколько сумели, приложив все усилия. Но даже тогда он не был таким идеальным, как тут. Бо́льшая часть восточного крыла исчезла. Вид из окон был… далеко не таким красивым. Всего лишь временная мера – до того, как Ларгу покинули окончательно.
Они подошли к единственной открытой двери. Солнце светило сзади, и их тени падали через порог в маленькую круглую комнату.
В центре комнаты стоял на коленях маленький мальчик в окружении деревянных крепостных стен и игрушечных армий. Солдатики выстроились в сложном концентрическом порядке: ряды и колонны переплетались искусно, словно в пазле. Мальчик потянулся к очередной фигурке. Рука его повисла в воздухе.
– Нет, – прошептал Баскин. – Все не так. Внутри нет ребенка.
– После нападения, – тихо ответил Страксер, – жизнь настоящего принца поддерживали лучшие врачи Хейвергала. Все делалось в полнейшей тайне. Так было нужно. Состояние мальчика, степень тяжести его травм, полная зависимость от аппаратов… все это слишком встревожило бы население. С войной все было очень скверно, моральный дух невероятно упал. Единственным выходом и единственным способом поддержать иллюзию оказалась подмена принца. Вы были достаточно похожи, и Баскина взяли, чтобы изображать принца. Одного мальчика заменили другим.
– Этого не было!
– Дети быстро меняются, так что уловка не бросалась в глаза, – сказал Страксер. – Но нужно было, чтобы вы сами в это верили. Поэтому вас растили точно так, как растили бы принца, – в этом дворце, в окружении тех же самых вещей, – и рассказывали истории из его жизни, как будто это происходило с вами. Эти военные игры, солдатики и баталии не были частью вашей прежней жизни, но постепенно вы начали верить в вымышленное прошлое, которое стали воспринимать как правду.
– Вы сказали, что вам наскучила война, – сказала Кряква. – Что вы были болезненным ребенком, которому надоели игрушечные сражения, и вместо этого вы увлеклись языками. Здесь проявила себя ваша подлинная личность, ведь так? Они окружили вас средствами ведения войны, пытались заставить вас мечтать о ней, но не могли превратить вас в того, кем вы не являлись, даже если бо́льшую часть жизни вы верили в эту ложь.
– Но не всегда, – произнес Мерлин, глядя на мальчика: тот передумал и переставил солдатика. – Я думаю, в глубине души вы это знали или помнили. Вы сражались против этой лжи всю свою жизнь. Но больше вам не нужно этого делать. Теперь вы свободны.
– Сперва мы ничего не подозревали, – сказал Страксер. – Даже тех, кто работал непосредственно с Тактиком, побуждали считать его всего лишь машиной, искусственным интеллектом. Медики, участвовавшие в проекте на начальном этапе, умерли либо были вынуждены молчать, а Тактику редко требовалось внешнее вмешательство. Но слухи ходят всегда. Техники, которые слишком много увидели, слишком глубоко заглянули. Другие, как я сам, которые начали сомневаться в официальной версии событий, в этой баечке о сенсационном прорыве в сфере искусственного интеллекта. Я начал… задаваться вопросами. Почему такого прорыва не произошло у врагов? Почему нам ни разу не удалось повторить наш успех? Но в конечном итоге для меня все решил сам Тактик. Мы – те, кто был ближе всего к нему, – почувствовали перемены.
– Перемены? – переспросил Баскин.
– Нарастающее разочарование в войне. Отказ предлагать простые прогнозы, которых жаждали наши военные лидеры. Советы Тактика сделались… равнотоксичными. Ненадежными. Мы приспособились к этому, стали меньше полагаться на его предсказания и моделирование. Но постепенно те, кто вплотную занимался этим, поняли, что Тактик пытается конструировать мир, а не войну.
– Но мир – это именно то, к чему мы всегда стремились, – сказал Баскин.
– Но лишь одним путем, посредством полной и окончательной победы, – возразил Страксер. – А Тактик больше не считал такой исход желательным. Мальчик, грезивший о войне, вырос, принц. Мальчик, обнаруживший у себя то, чего не предусмотрели хирурги.
– Совесть, – сказал Мерлин. – Чувство сожаления.
Мальчик застыл на середине движения. Он повернул голову к двери и бросил изучающий взгляд. Хрупкий мальчик в военной форме, пошитой специально для него.
– Мы тут, – сказал Страксер и успокаивающе поднял руку. – Мы твои друзья. Мерлин уже говорил с тобой, помнишь?
Мальчик, кажется, замялся. Он сердито переставил очередного солдатика.
– Уходите, – сказал он. – Не хочу сегодня никого видеть. Я заставлю эти армии так подраться друг с дружкой, чтобы им никогда больше не захотелось драться.
Мерлин шагнул в комнату первым и осторожно приблизился к мальчику, пробираясь между подразделениями. Это были игрушечные солдатики, но Мерлин вполне мог поверить, что каждая фигурка напрямую соотносится с одним из кораблей – приближающихся к Мундару эскадр или оборонительных сооружений на Мундаре.
– Принц… – Он согнулся и оперся руками о колени. – Вы не должны этого делать. Больше не должны. Я знаю, вы не хотите войны. Просто они заставляли вас играть в одни и те же игры. Ведь правда?
– Когда он не давал военным планировщикам нужных прогнозов, – сказал Страксер, – они пытались принудить его другими способами. Электронным воздействием. Прямой стимуляцией его нервной системы.
– То есть пытками, – уточнил Мерлин.
– Нет, – сказал Баскин. – Этого не может быть. Тактик – это машина. Всего лишь машина.
– Вовсе нет, – возразил Мерлин.
– Я знал, что нужно делать, – сказал Страксер. – Конечно, это долгая игра. Но Тактик всегда был силен в долгих играх. Я дезертировал первым и собрал бандитов здесь, на Мундаре. Лишь после этого мы начали придумывать, как нам забрать Тактика.
– Так, значит, о выкупе речь не шла? – спросил Мерлин.
– Нет, – сказал Страксер. – Это лишь затянуло бы войну. Мы воюем достаточно долго, Мерлин. Пора принять немыслимое – настоящий, длительный мир. Это будет долгий и тяжелый процесс, и им можно управлять лишь с позиции нейтралитета – здесь, вдалеке от воюющих группировок. Он будет зависеть от наших союзников с обеих сторон, хороших людей, готовых рискнуть жизнью, внося крохотные, накапливающиеся изменения под тайным руководством Тактика. Мы были готовы и даже страстно стремились к этому. Мало-помалу мы начали делать великое дело. Признайте, принц Баскин: в последние месяцы удача начала отворачиваться от вас. Это наших рук дело. Мы побеждали. И тут появился Мерлин. – Страксер нацепил на себя маску бесстрастности. – Ни один из прогнозов Тактика не предвидел вас, Мерлин, и того ужасного ущерба, какой вы нанесете нашему делу.
– Я же остановился, разве нет?
– Лишь после того, как Мундар сбил с вас спесь.
Комната вздрогнула. С каменных стен посыпалась пыль. Пара игрушечных солдатиков упала. Мерлин знал, что это означает. «Тиран» отразил в сенсориуме реальную атаку, которой сейчас подвергался Мундар. Собственное кинетическое оружие астероида начало проламывать его поверхностный слой.
– Это долго не протянется, – сказал он.
Кряква подошла к Мерлину и присела на корточки между крепостями и армиями. Коснулась руки мальчика.
– Мы можем помочь тебе, – сказала она и взглянула на Мерлина. – Ведь можем?
– Да, – сказал тот. В голосе его сперва звучало сомнение, потом – растущая убежденность. – Да. Принц Баскин. Настоящий принц. Мальчик, грезивший о войне, а потом переставший. Я тоже в это верю. Нет во Вселенной такого разума, который не мог бы передумать. Вы хотите мира в этой системе? Настоящего, длительного мира, построенного на прощении и примирении, а не на тлеющей веками вражде? И я хочу. И думаю, что вы можете этого добиться, но вам придется солгать. У меня есть корабль. Вы видели, как я вступил в игру. Видели мое оружие, видели, на что оно способно. Вы тоже попортили мне немало крови. Но теперь я могу помочь вам. Помочь сделать правильно. Перестаньте бомбить Мундар, принц. Вы не должны умирать.
– Я же сказал вам: уйдите, – произнес мальчик.
Кряква погладила его по щеке:
– Они делали тебе больно. Очень больно. Но в тебе течет моя кровь, и я не успокоюсь, пока ты не обретешь покой. Но не так. Мерлин прав, принц. Еще осталось время, чтобы творить добро.
– Они не хотят добра, – отозвался мальчик. – Я делал им добро, но им не понравилось.
– Тебе больше не придется волноваться из-за них, – сказал Мерлин, когда комнату снова тряхнуло. – Поверните оружие прочь от Мундара. Сделайте это, принц.
Рука мальчика зависла над деревянными укреплениями. Мерлин догадался, что это, должно быть, условное изображение защитного пояса Мундара. Мальчик указал на участок зубчатой стены. Казалось, он вот-вот передвинет ее.
– Ничего хорошего из этого не выйдет, – произнес он.
– Выйдет, – пообещал Мерлин.
– Вы приманили их слишком близко, – сказал мальчик, широким жестом указав на собравшиеся полки всех цветов и видов. – Раньше они не знали, где я, а вы им показали.
– Я совершил ошибку, – признал Мерлин. – Тяжелую ошибку. Слишком сильно хотел получить одну вещь. Но я пришел, чтобы искупить свою вину.
Теперь настала очередь Баскина подойти к мальчику.
– Половина жизни у нас с тобой общая, – сказал он. – Они украли жизнь у тебя и заставили меня думать, что она моя. У них получилось. Я уже старый человек и думаю, что в глубине души ты тоже стар. Но у нас есть нечто общее. Мы оба переросли войну, и не важно, признают это окружающие или нет. – Он присел рядом, задев нескольких солдатиков. Мальчик сердито взглянул на него, но, похоже, решил не возмущаться. – Я хочу помочь тебе. Кряква сказала правду. Вы и вправду родственники. А мы с тобой – нет, но это не значит, что я не хочу помочь. – Он коснулся руки мальчика, зависшей над деревянными укреплениями. – Я помню эти игры. Эти игрушки. Я тоже играл в это. Мы же можем играть вместе, правда?