Но мы ничего не знали о более серьезной проблеме. Электронная нервная система корабля функционировала не полностью. Она не видела целые области внутри себя и многое – во внешней вселенной.
И все же она кое-как сумела вывести нас на планетарную орбиту. Орбита была высокой и стабильной – достаточно далеко от атмосферы, чтобы поддерживать ее почти до бесконечности, лишь немного корректируя раз в несколько десятилетий.
Сможем ли мы пробыть здесь так долго?
Прад считал, что мы, возможно, найдем способ определить наше местонахождение и время независимо от ФлотНета. В начале своих исследований он пытался менять поисковые частоты, на тот случай, если протокол передачи ФлотНета по какой-то причине изменился. Прад пришел в восторг, когда корабль начал принимать постоянный радиосигнал, похожий на позиционирующий импульс маяков ФлотНета.
Но это оказался сигнал природного происхождения. Прад быстро понял, что он исходит от радиопульсара, плотного, стремительно вращающегося магнитоактивного остатка взорвавшейся звезды.
Зато сигнал натолкнул Прада на идею получше. В галактике существовали тысячи радиопульсаров, и все вращались с разной скоростью. Сила пульсаров зависела от их удаленности. Путем триангуляции этих природных сигналов можно было вычислить, где очутился «Каприз». Это не дало бы такой точности, как ФлотНет, но позволило бы понять, в какой Солнечной системе мы находимся.
Прад сказал мне, что он может не только прикинуть наши координаты, но и сделать кое-что еще. Поскольку вращение пульсара постепенно замедляется, можно приблизительно подсчитать, сколько месяцев или лет прошло.
Я сказала Праду, что чрезвычайно заинтересована в ответе.
Представителей звали Йесли, Спрай и Кроул. Я встретилась с ними в холле, неподалеку от командного пункта. Они были из числа самых старших в своих колесах, если не самыми старшими.
Я не знала никого из этих людей до пробуждения и понятия не имела, можно ли им доверять. Но у меня не было выбора: приходилось действовать так, словно они говорят абсолютно искренне. Это были представители, выбранные колесами, и точка.
Йесли, единственная женщина среди них, была гражданским представителем третьего колеса, где собрались нонкомбатанты и те, кому не нашлось места на двух других колесах. Она была старше меня, происходила с другой планеты – точнее, из другой солнечной системы – и говорила взвешенно и сдержанно.
Я решила, что Йесли мне нравится, – по крайней мере, для начала неплохо. Она могла рассуждать очень убедительно и, похоже, прекрасно знала силу своих слов. Ей не требовалось говорить много, чтобы привлечь внимание окружающих, и она пользовалась этим даром разумно.
Большинство родственников Йесли погибли во время войны, и у нее имелись все основания не любить ни одну из сторон. По этой же причине у нее не имелось серьезных оснований оказывать предпочтение какой-либо из них.
– Теперь ты знаешь, кто я такая, – сказала Йесли, закончив рассказывать нам, кто она такая. – А ты, Скар? Нас троих избрали. Насколько я могу судить, ты просто решила назначить себя главной.
– Справедливое замечание, – сказал Спрай, высокий мужчина с бритой головой, очень высокими скулами и мускулистыми руками, которые он любил складывать на груди. – Нас выбрали демократическим образом, если так можно выразиться. Я никогда не просил, чтобы меня поставили начальником.
– Но вы не стали и отказываться, – с полуулыбкой сказал Кроул, низкорослый и невзрачный, внешне ни капли не похожий на солдата, а тем более на прирожденного лидера. Но в глазах его светился ум, а в манере держаться сквозила уверенность, и это определенно привлекало людей. Он непринужденнее всех нас держался в зоне с низкой гравитацией. – Впрочем, как и я, – продолжил он. – Насколько я могу судить, Скар сделала единственное, что ей оставалось. Без нее мы бы уже утонули в собственной крови.
– Скар – тоже солдат, – сказала Йесли. – Неудивительно, что вы ее защищаете. Честно говоря, я вообще не понимаю, почему у солдат должно быть право голоса на этом корабле.
– Гражданские здесь в меньшинстве, – указала я.
– Но у нас не боевая обстановка. Сейчас нет войны. У нас мир. Заключено перемирие.
– Отлично, – пожал плечами Кроул. – Значит, теперь все мы – гражданские.
– За исключением военных преступников, – сказала Йесли. – Как они их называли, этих людей?
– Отребьем, – сообщила я с любезной улыбкой.
– Я тоже из этого отребья, – сказал Спрай, удивив нас своей откровенностью. – И рад это признать. Во время войны я служил под командованием женщины-офицера, которая совершила множество военных преступлений. Казнила солдат без всяких процессуальных норм. Убивала гражданских. Поэтому я убил ее и сколько-то защищавших ее мужчин и женщин. Это сделало меня военным преступником по законам моей же стороны. Предателем и убийцей.
– Ты жалеешь о сделанном? – спросила я.
– Лишь о том, что не сделал этого раньше. И что не прикончил еще нескольких говнюков, пока была такая возможность. Жалею, что позволил некоторым из них умереть относительно безболезненно.
Я решила, что мне нравится честное признание Спрая: «Я не раскаиваюсь». Мне было бы куда труднее доверять ему, если бы он устроил представление и изображал угрызения совести.
– Мир не черно-белый, – сказала я. – В каждом из нас есть и хорошее, и плохое.
– А ты? – спросила Йесли. – В чем твое злодеяние, Скар?
– Ну как тебе сказать… Я – мобилизованный солдат, выполнявший приказы, делавший свою работу и в результате очутившийся на этом корабле по неизвестной мне причине.
Йесли осторожно кивнула:
– Значит, ты не совершала преступлений? Не нарушала законов войны?
– По-моему, я только что сказала это.
– Йесли права, – примирительно проговорил Спрай. – Неплохо бы понимать твои намерения, Скар. Не то чтобы мы принципиально тебе не доверяем, но ведь, честно говоря, ты захватила власть, угрожая ни в чем не повинному члену экипажа.
– Который спасался бегством от толпы, собиравшейся разорвать его на куски, – отозвалась я.
Спрай кивнул:
– И все же?
– Я воспользовалась пистолетом, чтобы донести до всех суть дела. Но Прад понимает, что против него лично я ничего не имею. Впрочем, ты имеешь право спрашивать. Все вы имеете. Чего я хочу? По правде говоря, я не собираюсь руководить этим кораблем. Вы сами это уладите, как только вернется Прад с координатами и прикидками насчет того, сколько мы пробыли в отключке. Я же лишь хочу позаботиться о том, чтобы у нас был шанс добраться домой, сколько бы времени это ни заняло. – Я помолчала. – И есть одно незавершенное дело, которое я хочу довести до конца.
– Дело? – недоверчиво переспросила Йесли.
– На этом корабле летит человек, с которым я хочу встретиться. Я видела его на одном из экранов, перед тем как заставила всех разойтись по колесам. Потом, в общей суматохе, было трудно отследить его перемещения. Я думаю, он это понимает и использует неразбериху к своей выгоде. Но он может находиться лишь в одном из трех колес, и он одет в такую же серебристую одежду, как и мы с вами, а не в черное, как члены экипажа. Я знаю его как Орвина, хотя, возможно, сейчас он пользуется другим именем. Но его нетрудно будет опознать. Очень крупный мужчина, с очень белыми волосами, лицом чем-то похож на младенца.
– Кто он такой? – спросил Спрай.
– Военный преступник. В отличие от тебя – настоящий. Однажды я столкнулась с ним. Мы находились на одной планете, когда объявили о заключении мира. Он плохо обошелся со мной, и я намерена это исправить.
– Значит, – сказал Кроул, – ты хочешь отомстить.
Я посмотрела на него, старательно делая вид, что обдумываю ответ.
– Да.
Кажется, этого они не ожидали.
– Я думала, что линчующие толпы ушли в прошлое, – сказала Йесли.
– Верно, – кивнула я. – Никакой толпы. Только он и я, и, возможно, что-нибудь острое. Как только я разберусь с ним, как только верну долг – корабль ваш. Устройте триумвират. Устройте диктатуру. Правьте как пожелаете, мне плевать. Мне нужен только Орвин и немного времени наедине с ним.
Спрай так и стоял, скрестив мускулистые руки на груди:
– Как ты предлагаешь это устроить?
– На время изолировать колеса друг от друга. Вы трое вернетесь к себе и организуете поисковые партии из тех, кого сочтете достойными доверия. Потом начнете просматривать своих людей, одного за другим. Изолируйте всех, кто подпадает под описание или вызывает малейшие сомнения, до тех пор пока я на них не посмотрю. Мое личное присутствие не требуется. Прад поможет мне воспользоваться камерами.
– Этот Орвин знает, что ты его ищешь? – спросила Йесли.
– Я сделала ошибку, назвав свое имя. Орвин его знает, и, я думаю, он помнит, как бросил меня умирать.
– У тебя необычное имя, – признал Спрай.
– Мне это все не нравится, – сказала Йесли.
– Мне тоже. Но мысль о том, что Орвин среди нас, нравится мне еще меньше.
Я резко обернулась, почувствовав, что Прад идет к нам по коридору от командного пункта. По его лицу я сразу поняла: дело неладно.
Я попыталась было спросить его, что случилось.
Прад резко остановился. Он выглядел кошмарно нездоровым. Будь у него хоть что-то в желудке, его бы, наверное, вырвало.
Хотя нет, дело было не в болезни. Мне доводилось видеть на войне людей с таким лицом. Как правило, человек видел то, чего нормальным людям видеть не стоит никогда. Обычно он осознавал, что все мы – непрочные мешки мяса, костей и крови, которых почти ничто не связывает. Прад осознал другую, но не менее шокирующую истину.
– Прад, – обратилась я к нему.
– Я не могу… – начал было он.
– Прад, давай говори.
Но он лишь твердил, что ему очень, очень, очень жаль.
Йесли, Спрай и Кроул пошли вместе со мной и Прадом в командный пункт. Кажется, Прад так и пребывал на грани истерики.
– Тут какая-то ошибка, – сказала я, пытаясь успокоить его. – Что бы ты ни обнаружил, это не может быть таким ужасным, каким кажется. Ты, как и все мы, сейчас не в лучшей форме.