Неужели снегоуборка проедет мимо? Нет, она тормозит и останавливается. Наверное, водитель думает, что сбил меня. Хорошо, что есть водитель: робот проехал бы мимо. На заплетающихся ногах я подхожу к кабине. Водитель свирепо смотрит на меня, не открывая окна. У него усы, шерстяная шапка, натянутая до самых ушей, и красный нос запойного алкаша.
– Мне нужно в город! – кричу я сквозь раздраженный рокот дизеля.
Водитель смотрит на меня, как на грязь, как на придорожный мусор, который нужно сгрести на обочину. На этой дороге, в такой дали от города нетрудно догадаться, откуда я взялся. Больница – заведение, дурдом, называйте как хотите – в ясную погоду маячила бы вдали: жутковатая клякса, неясная масса темных зданий, окруженных высоченной оградой с колючей проволокой.
Водитель приоткрывает окно буквально на дюйм:
– Помоги себе сам, братан! Иди обратно и согрейся.
– Не дойду я обратно. У меня переохлаждение начинается. Пожалуйста, отвези меня в Звездный городок! Платить мне особо нечем, но могу угостить.
Пальцы работают неловко, как дистанционный манипулятор из тех, что мы использовали на «Прогрессе». Я достаю из кармана куртки пачку сигарет и толкаю мятый, промокший прямоугольник в приоткрытое окно.
– Это все, что у тебя есть?
– Они американские.
Водитель бормочет что-то нечленораздельное, но сигареты берет. Открывает пачку, осматривает содержимое и принюхивается.
– Старые, да?
– Курить можно.
Водитель наклоняется, чтобы открыть пассажирскую дверь.
– Забирайся! Довезу тебя до первого перекрестка на окраине. Сразу, как машина остановится, ты вылезешь и дальше будешь добираться сам.
Я согласен на любые условия, только бы пару минут погреться в кабине. Пока я рассуждаю достаточно здраво, чтобы следить за развитием гипотермии. Вечным здравомыслие не будет.
Я залезаю в кабину, дыша глубоко и судорожно.
– Спасибо!
– Едешь только до окраины, – говорит водитель, словно я не понял его с первого раза. От него разит выпивкой. – Если тебя засекут в этой машине, мне не поздоровится.
– Не поздоровится нам обоим.
Водитель заводит мотор – снегоуборка оживает, с ревом вгрызаясь в снег.
– В Звездном городке тебя найдут. Не такой уж он большой. Глухая глушь, да еще поезда не ходят.
– Мне бы только до города добраться.
Водитель смотрит на меня, оценивая мою невзрачную одежду, неопрятные волосы и бороду.
– Дикая ночка намечается?
– Вроде того.
Водитель включает радио – государственную станцию, где транслируют классику. Сейчас у них Прокофьев. Я наклоняюсь вперед и понижаю звук, пока он не сливается с ревом мотора.
– Эй, я же слушал!
– Пожалуйста, до окраины города потерпи.
– Проблемы с музыкой?
– Типа того.
Водитель пожимает плечами – он больше прикидывается, чем действительно возражает. Неожиданно я пугаюсь – не упал ли трофей в снег? – и хлопаю по карману куртки. Но металлическая коробочка там, вместе с пропуском доктора Кизима.
Колоссальным волевым усилием я подавляю желание вытащить ее и повернуть ручку, чтобы заиграла музыка. Не потому, что смогу вынести эти звуки, а потому, что хочу убедиться в ее исправности.
Задние габаритные огни снегоуборки тают в ночи. Водитель сдержал слово – довез меня до заброшенного блокпоста в черте старого города, не дальше. Согреться было здорово, одежда начала сохнуть, но едва я вылез из кабины, холод пробрал до костей за считаные секунды. Пока мы ехали, метель стихла, но с молочного предрассветного неба еще падал снег.
В этот час Звездный городок словно вымирает. Свет в многоэтажках не горит – лишь изредка на фоне темного здания мелькнет бледно-желтый прямоугольник зашторенного окна. Дома стоят рядами, в отдалении от пересекающихся дорог, и выглядят тоскливо-одинаково. Их будто на станке наштамповали, не отличается даже партийная символика на торцах – те же лица, те же лозунги. На миг собственная затея кажется мне абсурдным бредом: Неша может жить в любом из этих зданий. Меня найдут прежде, чем я обойду все подъезды, высматривая на табличках ее имя.
Я показал водителю адрес, который выписал из городского телефонного справочника, лежавшего на столе у доктора Кизима. В каком направлении мне двигаться, водитель понятия не имел. Тот многоквартирный дом стоит рядом с вокзалом – мне придется обойти окрестные улицы.
– Я знаю, где вокзал, – говорю я водителю. – Я помню Звездный городок в его бытность закрытым учебно-тренировочным центром.
– Так ты в космической программе участвовал?
– Было дело.
Звездный городок. Город Звезд. Раньше в него не пускали без специального разрешения. Теперь, когда космическая программа «выполнила все поставленные задачи», это просто место, где живут, работают и умирают. Жилые микрорайоны вышли далеко за границы старого города. Блокпост стал заброшенной развалюхой, лаборатории и тренировочные базы – аскетичными общественными зданиями. Теперь в городе живет больше рабочих и колхозников, чем ученых, инженеров и бывших космонавтов.
Мне повезло протянуть так долго.
Выбрался я через брешь в ограде за одной из кухонь. Про нее я знал месяцев шесть – достаточно долго, чтобы убедить себя, что она не известна больше никому, не просматривается из административных кабинетов, не видна на камерах слежения. Существование бреши – удача, но без содействия доктора Кизима у меня мало что получилось бы. Не знаю, рассчитывает ли доктор Кизим, что побег удастся, но он, всегда относившийся к участникам полета на «Терешковой» лучше других врачей, очень помог мне своим безразличием. Я украл у него куртку – в метель это не бог весть что, но без нее я не дожил бы и до встречи со снегоуборкой, не то что до Звездного городка. Надеюсь, ему не очень попадет, когда кража откроется.
Мне вряд ли выпадет шанс извиниться.
Снег перестал, сквозь мглу на восточном горизонте пробивается холодное розоватое солнце. Я нахожу вокзал и начинаю исследовать окрестные улицы, уверенный, что не ошибаюсь. Горящих окон уже больше, город понемногу просыпается. Несколько горожан бредут мимо по сугробам, но на меня внимания почти не обращают. Машин на дороге мало, а поскольку поезда не ходят, привокзальный район кажется безжизненным. На улицу, по которой я иду, сворачивает большая машина, лимузин ЗИЛ, черный и мускулистый, как пантера. Спрятаться времени нет, но ЗИЛ катит мимо, шинами разбрызгивая снежную грязь. В салоне пусто! Лимузин наверняка спешит забрать партийного деятеля, живущего в районе получше.
Я брожу целый час, стараясь не оглядываться слишком часто, и нахожу дом Неши. В подъезде многоэтажки пахнет алкоголем и туалетом. Часть окон на внешней стене разбита и закрыта досками. В темном, продуваемом насквозь подъезде – грязный плиточный пол, затоптанный, заваленный бумажками и битым стеклом. Дверь, ведущую к квартирам, можно открыть только изнутри. Холодные, промокшие насквозь тапки чавкают по полу – я иду к вызывной панели, что рядом с почтовыми ящиками.
Судорожный вдох. Все зависит от этого момента. Если я ошибаюсь насчет Неши, если она переехала или умерла – прошло довольно много времени, – значит все-все было напрасно…
Нет, ее имя есть в списке.
«Н. Петрова». Она живет на девятом этаже.
Это ничего не гарантирует. Неша ведь могла умереть или переехать. Тем не менее я тянусь к кнопке онемевшим пальцем. Ни звука, ни обнадеживающего ответа. Я выжидаю минуту и снова нажимаю на кнопку. На улице бездомный пес с безумными глазами красит желтым снег под фонарным столбом. Я снова нажимаю на кнопку и дрожу сильнее, чем под снегопадом.
Из решетки над звонками раздается трескучий женский голос.
– Да?
– Неша Петрова? – уточняю я и наклоняюсь, чтобы приблизить губы к решетке.
– Кто это?
– Дмитрий Иванов, – отвечаю я и пару секунд жду ее реакции.
– Из коммунальных служб?
Неша меня не видит: значит, камеры наблюдения сейчас нет, если она вообще тут стояла.
– Дмитрий Иванов, космонавт с «Терешковой». Я тот, кто видел Матрешку.
Молчание. А ведь… А ведь есть вариант, которого я не предусмотрел. От старости Неша Петрова может не помнить ничего важного. Может, ей уже все равно. Борясь с холодом, я шаркаю промокшими ногами.
– Неша?
– Космонавтов было трое.
Я снова припадаю к решетке.
– Галина Макарова, Яков Демин и я. Галина и Яков умерли. В обратном полете двигатель ВАЗИМИР вышел из строя, и они облучились слишком сильно. Выжил только я.
– Почему я должна вам верить?
– Потому что я стою здесь в пижаме и в краденой куртке. Ради встречи с вами я полз из больницы сквозь метель. И вы должны кое-что узнать.
– Так говорите.
– Нет, лучше показать. Тем более что я умру, если останусь здесь.
Я снова смотрю на улицу в окно – не разбитое и не закрытое фанерой. Мимо дома едет еще один ЗИЛ. В этой машине есть люди – серолицые мужчины в темных шинелях и в шапках.
– Мне не нужны проблемы с полицией.
– Надолго я у вас не останусь. Уйду, и никто не будет знать, что я вас навещал.
– Я буду знать.
– Пожалуйста, впустите меня! – К такому я не был готов. Я представлял себе разные варианты развития событий, но ни при одном уговаривать Нешу не требовалось. – Неша, вы должны понять. Вам затыкали рот, но вы с самого начала были правы. Это я и должен вам объяснить. Должен, пока меня не заставили замолчать и не лишили шанса рассказать другим.
– Думаете, это важно, Дмитрий Иванов? – спрашивает она после бесконечной паузы. – Думаете, хоть что-нибудь сейчас важно?
– Важнее, чем вы представляете, – отвечаю я.
Пищит электронный замок. Неша впускает меня.
– Она такая черная!
Я перестал стучать по клавишам.
– Конечно черная. Ты ждал другого цвета?
Яков не отрываясь смотрел в иллюминатор на приближающуюся Матрешку. Она была в двухстах километрах от нас, но занимала полнеба. Звезд в той стороне нет, и вообще ничего, как в самой большой из галактических сверхпустот. Чтобы лучше разглядеть Матрешку, мы приглушили свет. Мы заранее подослали к непонятной конструкции спутники-ретрансляторы. Когда «Прогресс» проник в одно из временных окон в Слое-3, все было уже готово. Только микроспутники из иллюминаторов не видны: они маленькие, а Матрешка большая.