– А ты как думаешь? Пойду наружу. И я хочу цветов. Цветы – это хорошо. Сплети мне несколько гиацинтов цвета индиго, наподобие тех, какие выращивали в Весенней Гавани до Войн Ментальности. Они всегда идут на ура.
– Ты с ума сошел. Они тебя застрелят.
– Нет, если я буду улыбаться и держать в руках экзотические чужеземные цветы. Не забывай, я только что спас один из их самолетов.
– Ты даже не надел скафандр!
– Скафандр их только напугает. Поверь мне, корабль – самый быстрый способ дать понять, что я им ничем не угрожаю.
– Приятно было летать с тобой, – ядовито сказал «Тиран». – Непременно передам привет от тебя моему следующему владельцу.
– Просто сделай мне цветы и прекрати ныть.
Пять минут спустя Мерлин собрался с духом, замок открылся и выпущенный трап коснулся земли. Холод обрушился на него, словно пощечина от любовницы. Мерлин услышал, как командир солдат отдал какой-то приказ, и выстроившиеся солдаты прицелились. Прежде они целились в корабль. Теперь их интересовал только Мерлин.
Он поднял правую руку ладонью вперед. В левой у него были свежесплетенные цветы.
– Привет. Меня зовут Мерлин. – Он постучал себя по груди для большей доходчивости и повторил еще раз, уже медленнее: – Мерлин. Вряд ли вы меня понимаете, но на всякий случай: я здесь не затем, чтобы доставлять вам неприятности. – Мерлин заставил себя улыбнуться, хотя, возможно, улыбка его выглядела скорее хищной, чем успокаивающей. – Итак, кто тут главный?
Командир выкрикнул другой приказ. Мерлин услышал стук сотни снятых предохранителей. Внезапно идея корабля послать вперед проктора показалась на редкость разумной. Мерлин почувствовал, как по спине ползут холодные струйки пота. После того, что он успел пережить – сначала работая на Когорту, а потом превратившись в вольную птицу, – было даже неприлично умереть от огнестрельного оружия. Хуже только одно – если тебя растерзает и сожрет дикий зверь.
Мерлин спустился по трапу, шагая медленно и осторожно.
– Никакого оружия, – сказал он. – Только цветы. Если бы я хотел причинить вам вред, то врезал бы по вам с орбиты кварковыми торпедами.
Когда он дошел до площадки, командир отдал очередной приказ, и трое солдат, выйдя из строя, окружили Мерлина, почти касаясь его стволами. Командир, сурового вида молодой мужчина со шрамом на лице, крикнул что-то в сторону Мерлина: слово смутно напоминало «даль», но язык не был похож ни на один из знакомых Мерлину. Тот остался стоять неподвижно, и его ткнули дулом ружья в поясницу. «Даль», – снова повторил командир, на этот раз с нажимом, граничившим с истеричностью.
Потом над площадкой гулко разнесся другой голос, принадлежавший мужчине намного старше командира. В этом голосе было нечто неодолимо властное. Мерлин огляделся – посмотреть, от кого исходит окрик, – и увидел, что потерпевший аварию самолет по-прежнему опутан сетью, а пилот выползает из этой мешанины с деревянной коробкой в руках. Ружье, упиравшееся в поясницу Мерлина, исчезло, сурового вида молодой мужчина замолчал, ожидая, пока пилот не выберется наружу.
Пилот снял защитные очки, и оказалось, что у него морщинистое лицо немолодого человека; седая борода и бакенбарды выделялись на фоне красноватой обветренной кожи. На мгновение Мерлину почудилось, что он смотрит в зеркало на себя самого, много лет спустя.
– Приветствую вас от имени Когорты, – сказал Мерлин. – Это я спас вас.
– Геко, – сказал краснолицый мужчина и ткнул коробкой в грудь Мерлина. – Геко бросить!
Теперь, когда у Мерлина появилась возможность взглянуть на коробку поближе, он увидел, что та повреждена: бока вдавлены, крышка оторвана. Внутри, на соломенной подстилке, лежало множество разбитых стеклянных флаконов. Пилот взял один из них и поднес к лицу Мерлина. По его пальцам потекла жидкость цвета меда.
– Что это? – спросил Мерлин.
Оставив Мерлина держать коробку и цветы, краснолицый пилот гневно указал на обломки самолета, в особенности на цилиндр, который Мерлин принял за топливный бак. Теперь же он увидел, что в цилиндре лежали десятки таких коробок, и большинство из них, видимо, оказались раздавлены, когда Мерлин подтолкнул авиетку «Тираном».
– Я сделал что-то плохое? – спросил Мерлин.
В мгновение ока гнев пилота сменился отчаянием. Он заплакал. По запачканному копотью лицу потянулись дорожки слез.
– Все, – сказал он, уже тише. – Все ощутимый чернила. Геккон.
Мерлин достал из коробки один из немногих уцелевших флаконов и поднес хрупкую вещицу к глазам:
– Лекарство?
– Пластрон, – ответил мужчина, забирая у Мерлина коробку.
– Покажите, что вы с этим делаете, – сказал Мерлин, сделав такой жест, будто собирался выпить содержимое. Пилот покачал головой и сощурил льдисто-голубые глаза, словно желая показать, что Мерлин то ли дурень, то ли насмехается над ними. Мерлин закатал рукав и поднес флакон к руке так, будто делал себе укол. Пилот нерешительно кивнул.
– Пластрон, – сказал он снова. – Внешний пластрон.
– У вас проблема с медициной? Вы привозите лекарства?
– Ощутимый, – повторил мужчина.
– Пойдем со мной, – сказал Мерлин. – Что бы это ни было, мы можем синтезировать его на борту «Тирана». – Он поднял целый флакон и придвинул к нему указательный палец. Потом показал на корабль и развел руки в стороны, надеясь, что пилот поймет: лекарства может стать больше. – Один образец. Вот все, что нам нужно.
Внезапно возникла какая-то суматоха. Мерлин огляделся и увидел, что через площадку к ним бежит какая-то девочка. По меркам Когорты, ей было всего шесть-семь лет. На ней было пальто того же вида, что у всех, поношенные черные ботинки и перчатки – ни шапки, ни очков, ни дыхательной маски. Завидев ее, пилот крикнул:
– Минла! – одно-единственное слово, в котором звучали одновременно и предостережение, и нечто более личное, точно этот немолодой мужчина был ее отцом или дедом. – Минла дуб трилистник, – добавил он твердо, но по-доброму. Похоже, он был рад видеть ее, но очень недоволен тем, что девочка выбежала вперед именно в этот момент.
– Цинк Кукушка, – сказала девочка и обняла пилота за талию: выше она не доставала. – Цинк Кукушка, медвежий Кукушка.
Краснолицый мужчина присел на корточки – глаза его все еще были мокрыми – и провел пальцем в перчатке по растрепанной черной челке. У девочки было маленькое обезьянье личико, на котором читались и озорство, и ум.
– Минла, – ласково повторил пилот. – Минла, Минла, Минла. Гастрик спор бык, волшебный четкий, Минла?
Судя по тону, вопрос был риторическим.
– Утесник цинк, – сказала девочка с раскаянием. А потом она – возможно, впервые – заметила Мерлина. В течение одного тревожного мгновения, судя по ее лицу, она колебалась между удивлением и подозрительностью, словно он был некоей загадкой, только что вторгшейся в ее мир.
– Тебя случайно не Минлой зовут? – спросил Мерлин.
– Минла, – еле слышно прошептала девочка.
– Мерлин. Рад познакомиться, Минла. – И прежде, чем кто-нибудь из взрослых успел вмешаться, он протянул ей один из индиговых гиацинтов, которые «Тиран» недавно сплел для него, соткал по древним молекулярным образцам из его биобиблиотеки. – Это тебе. Красивые цветы для красивой маленькой девочки.
– Бык брызги, – сказал краснолицый мужчина, указывая на одно из зданий на краю площадки. Какой-то солдат подошел и протянул девочке руку, собираясь отвести ее в здание. Она хотела отдать цветок Мерлину.
– Нет, – сказал Мерлин. – Можешь оставить его, Минла. Это тебе.
Девочка отвернула воротник пальто и сунула цветок за пазуху для пущей сохранности, снаружи осталась торчать лишь верхушка. Казалось, будто яркий цветок бросает отсвет на ее лицо.
– Мерлин? – спросил пожилой мужчина.
– Да.
Мужчина постучал себя кулаком по груди:
– Кукушка.
Потом он указал на флакон, который Мерлин по-прежнему держал в руках.
– Пластрон, – повторил он. Затем вопросительно произнес, кивнув в сторону «Тирана»: – Больше пластрон?
– Да, – сказал Мерлин. – Я могу сделать для вас еще лекарства. Больше пластрон.
Краснолицый мужчина стал изучающе смотреть на него – это продолжалось чуть ли не целую вечность. Мерлин предпочел помолчать. Если пилот все еще не уловил смысла его предложения, новые убеждающие слова не помогут. Потом пилот потянулся к поясу, расстегнул кожаную кобуру, достал пистолет и дал Мерлину время рассмотреть его. Заходящее солнце играло на хорошо смазанном черном стволе, инкрустированном вычурным орнаментом из чего-то наподобие китового уса.
– Мерлин больше пластрон, – сказал Кукушка. Потом взмахнул пистолетом, чтоб подчеркнуть свои слова. – Удар апостол.
– Удар апостол, – повторил Мерлин, когда они пошли вверх по трапу. – Никакого обмана.
Еще до того, как «Тиран» добился определенных успехов в расшифровке местного языка, Мерлин сумел договориться с Кукушкой. Лекарство оказалось очень простым, легко синтезируемым препаратом – бета-лактамным антибиотиком узкого спектра действия, если верить кораблю. Как раз то, что местные могли использовать для лечения грамположительной бактериальной инфекции – например, бактериального менингита, – если у них не было ничего получше.
«Тиран» мог производить антибиотики сотнями литров или синтезировать что-нибудь куда более эффективное в таких же количествах. Но Мерлин не видел смысла с самого начала раскрывать свою самую ценную карту. Вместо этого он предпочел дать Кукушке ровно столько лекарства – и во флаконах такого же вида, – сколько тот вез, когда его самолет повредили. Первые две партии Мерлин отдал в подарок, чтобы компенсировать вред, который причинил, пытаясь спасти Кукушку; тот должен был поверить, что это максимум возможного и «Тиран» не способен и дальше производить настолько же действенные лекарства в таком же количестве. Лишь на третий день, вручив ему третью партию, Мерлин упомянул о материалах, которые требовались для починки корабля.
Он, конечно же, ничего не сказал, – как минимум, не сказал ничего такого, что могли бы понять местные жители. Но вокруг во множестве валялись образцы материалов, в которых Мерлин нуждался – преимущественно металлы и органические соединения, а также вода для пополнения топливных баков «Тирана», работавшего на термоядерной энергии. Поэтому Мерлин добился значительного прогресса при помощи одних лишь жестов и мимики. Он продолжал постоянно разговаривать на Всеобщем и прилагал все усилия, чтобы убедить местных отвечать ему на своем языке. Даже когда он находился внутри огороженной территории, «Тиран» следил за всеми разговорами благодаря микроскопическим подслушивающим устройствам, которые Мерлин носил на себе. При этом корабль непрерывно испытывал и отвергал модели языка, применяя и свои знания общих принципов человеческой грамматики, и свою сжатую базу древних языков, зафиксированных Когортой, многие из которых происходили непосредственно от Всеобщего. Возможно, Лекиф пробыл в изоляции десятки тысяч лет, но компьютеры расшифровывали языки и постарше этого. Мерлин не сомневался, что «Тиран» в конце концов справится с задачей, если обеспечить ему достаточно материала для работы.