ресмотреть, продвинуть в голове давние свои мысли о стремлении человека к скорости: когда-то она написала несколько постов на байкерских сайтах про религию и философию скорости, начиная с броска камня, кончая межконтинентальной ракетой, захватив в эти пределы конечно же и разлюбезный мотоцикл. Она утверждала в своих текстах, что одним из устремлений человечества является увеличение этой самой скорости с одновременной попыткой осмыслить сие поползновение, начиная с образного: у антиков Гермес с крылышками на сандалиях, у японцев Сусаноо в развевающемся белом дзюбане, у славян Илья в колеснице…
Только после того, как человек сможет покорить скорость, писала Варя в своих колонках, у него появится возможность остановить время, а остановленное время и есть бессмертие.
И сейчас, как бы сама для себя иллюстрируя это умозаключение, Варя принялась едва заметным движением кисти руки производить в моторе некое переустройство.
Мотоцикл летел всё быстрее, словно шёл на рекорд по поверхности соляного озера Бонневилль в штате Юта (рекорд – 1149 километров в час).
В мутную, водянистую полосу превращалась трава у обочины.
Деревья медленно набегали и сплошным валом обрушивались за спину.
Облака, наоборот, вонзались в горизонт впереди.
И время в самом деле исчезало как ощущение, давая взамен если и не чувство вечности, то обратное и очень близкое ему – предчувствие смерти…
Прямой участок закончился.
Варя свернула на просёлочную двухколейку, уже в терминах Сети подумав, что скорость это ещё и «портал в другую реальность» (будет о чём написать очередной пост на сайте).
Другая реальность воочию представала сейчас перед Варей в виде уже поросшего кустами, обширного заливного луга в цветах кипрея и цикория, тяжёлые головки которого били по дугам мотоцикла и, оторванные, постреливали по сторонам тёмно-голубыми звёздами.
Варя ехала на первой скорости, будто прогуливалась.
На берегу Умы уселась на бревно и прислушалась к тишине.
«Так много воды течёт, и совершенно беззвучно».
Переводя дух, глубоко вздохнула и залюбовалась уткой с утятами в омуте у другого берега.
Жевала травинку и думала, не пора ли и ей похимичить с красными и синими полосочками фирмы Clearblue: неожиданно нахлынувшая на неё весёлость могла стать причиной долгожданных перемен…
На обратном пути по лугу она не стала объезжать лужу, а решила подурачиться, вскинула ноги вверх и прибавила скорости, чтобы полюбоваться крыльями брызг.
«Железная птица» вынесла её на шоссе.
Мотор начал работать рывками сразу после того, как опали эти водяные крылья, будто и в самом деле лишившись их поддержки.
Она знала за своим «Клёхой» такую слабость, водобоязнь, обычно всё само собой рассасывалось, но сегодня мотор заглох в километре от поворота на Окатово.
«Байкер в сервисы не ездит!» – таково было одно из правил клуба «Devoid of rights». (Варя готова была сама разобрать, продуть, прочистить и заново собрать.)
Оставалось достичь дома.
Дорога шла под горку и упираться почти не приходилось.
Лес шумел нестрашно, певуче, враскачку. И толкаемый Варей мотоцикл тоже словно вальсировал.
Даже отдалённые удары грома радовали её.
За поворотом показалась будка автобусной остановки на развилке. Возле неё двое стояли близко друг к другу, будто обнявшись.
Варя остановилась, узнав в них Нарышкина и Кристину, а то, что она приняла за раскаты грома, было, оказывается, звуками выстрелов из травматического пистолета «Fort» (9 мм) с рукояткой, подогнанной под ладонь хозяина, – маловата оказалась заводская для Рыжего (он давал подержать Варе эту «игрушку»).
Они стреляли в стену сарайчика.
– Если у вас есть пистолет, это, Тиночка, ещё не делает вас стрелком, как обладателя гитары – музыкантом, – наставлял массажистку редактор журнала «Повеса».
Объясняя «технику хвата», он взял кисть руки Кристины нежно и замедленно. Разложил её пальцы на рукояти пистолета словно крохотные новорождённые существа.
Много возможностей для получения приятных ощущений предоставилось лукавому наставнику и при выстраивании тела девушки во «фронтальную стойку».
– Коленочки подсогнуты, – говорил он и, присев перед Кристиной, брал её за ногу, осторожно сгибал до нужной формы и поощрительно поглаживал.
– Попу назад, как будто вы кого-то толкнули… – и, пристроившись сзади, тянул за бёдра на себя чуть не до касания с собственным подбрюшьем.
– Центр тяжести переносим на носочки…
Тут уж без полноценных объятий невозможно было обойтись…
Раздался выстрел, после чего они (Кристина в ситцевом просторном сарафане, Нарышкин в чёрной рубахе с отложной планкой) подошли к меловому кругу на стене будки для определения точности попадания.
«А как же спина? Защемление?» – изумлялась Варя в своей невольной засаде.
Она не могла разглядеть в Нарышкине никаких признаков скованности болью, заторможенности.
Он был гибок, ловок в движениях, даже игрив.
…Безоглядно доверчивая была девушка Варя Синцова. Любая ложь, фальшь, недомолвки отвращали её физически – буквально до тошноты.
Она могла существовать только в рамках честности мышления и прямолинейности поступков.
Она была оглушительно правдива, что не позволяло ей сомневаться в правдивости других.
Она не верила в двуличие и вариативность поведения человека, тем более такого близкого, как Рыжий, и чем безогляднее она существовала рядом с ним, чем более светлыми были надежды на будущее, тем более ослеплённой и оглушённой становилась она, узнавая об обмане (в первый раз – резала вены).
Теперь она застыла в забытьи с сердцем, полным ярости.
В порыве безумства инстинктивно долбанула кованым сапогом по кикстартёру (капризно топнула ножкой), и мотор завёлся, будто бы подпитанный зарядом её ненависти.
Стрельцы оглянулись на рёв мотоцикла, засмущались, однако уже никуда было не деться. Жёлто-голубой Kawasaki мчался прямо на них – тараном.
Они остолбенели.
Нарышкин первым очнулся и схватил Кристину за руку, чтобы спрыгнуть в кювет.
Он всё равно не смог бы успеть: не отверни Варя в последний момент, катастрофа была бы неизбежной.
Варя лишь попугала и, оглядываясь на ходу, с издёвкой «крякала» сигналом как бы обстреливая этими неприятными звуками застывшую от ужаса парочку…
Она ждала Нарышкина в его комнате во всей своей рыцарской амуниции (даже шлем не сняла).
Он вошёл, опираясь на палку, демонстративно корчась, с пистолетом в кобуре под мышкой. Попытался применить лучшую защиту – нападение.
– Ты сумасшедшая!
Она рассмеялась, откинувшись на спинку дивана.
– Варя! Это весьма серьёзно! Это покушение на убийство!
– Ой, Дюшенька! Видел бы ты своё лицо сейчас! Просто умора!
– Дикость какая-то!
– Папа рассказывал, дедушка Матвей, в хоромах которого мы сейчас проживаем, отличался крутым нравом. Жену свою первую чуть топором не зарубил. А вот так! Не изменяй! Это у меня от него.
– Уголовщины ещё мне не хватало!
Варя опять засмеялась:
– И эта палочка-подтыкалочка… Андрей Васильевич! Ах, ах, спинка болит! А возле курочки – петушком, петушком!
– Знаешь, Варя, искупалась бы ты, что ли. Водичка холодная в Уме – она приводит в чувство.
– Даже не думай! Из-за неё я топиться не стану.
– Что такое? – грозно спросил Нарышкин. – Ты ревнуешь? Фу, как это некрасиво!
– Вот ещё! Я ни капельки не ревную! Я требую, чтобы ноги её завтра же здесь не было! Или я, или она. Иначе…
– Что иначе?
– Я знаю, где у тебя хранится пистолет.
– Ну и где же?
– В диванном ящике.
– Ты обшаривала мою комнату?
– Я убирала пыль.
– Теперь так называется копание в чужих вещах?
– Это называется гигиеной жилища.
– Ты дурочка! Теперь я буду прятать его в другом месте, вот и всё!
Варя вскочила на ноги, подбежала к Нарышкину и обняла его.
– Она тебе так дорога?
– Ни капельки!
– Тогда пусть она уедет.
– Я не могу ей приказать уехать…
– Ты главный продюсер. У тебя все деньги!
– Это будет гадко, гнусно…
– Не по-джентльменски, ты хочешь сказать?
– Клянусь, больше я к ней близко не подойду!
– Не клянись…
– Ну, я постараюсь.
Варя вздохнула и долго стояла, прижавшись к нему, размагничиваясь (термин морской; после тяжёлых рейсов суда стоят в порту на якоре заземлённые, чтобы снять избыток статического электричества).
3
Бабушка Кристины была потомственной ворожеей, и внучка росла маленькой колдуньей – под столом в комнате ярославской коммунальной квартиры во время сеансов магического исцеления играла с куклами и самозабвенно вслушивалась в заговоры, заклинания, в горячечные шёпоты бабушки, снимавшей с посетителей то венец безбрачия и фату одиночества, то печаль бобылизма и штамп целомудрия, то кандалы безручия и трусы бессилия. Ворожила с чувством, – под столом было видно, как она постоянно перекидывала ногу на ногу, топала, чуть в пляс не пускалась.
Немного даже страшно было Кристине за бабушку, когда, выпроводив очередного страждущего, она хваталась за сердце и отлёживалась на кровати с валидолом.
Девочке приказано было помалкивать о приработках, что оказалось для неё нетрудно. Близких подруг не завелось, а школьные учителя «пикнуть не давали» про всяческие мракобесия, преподнося чудеса Христовы единственно верными.
Но чем больше приходило к бабушке народу, чем больше несли ей денег, подношений и благодарностей, тем сильнее Кристина сомневалась в правоте школьных и прочих гонителей.
На первом курсе мединститута Кристина ещё не знала, что по наитию была уже «последователем теории квантового прикосновения», как любой молодой человек, на ощупь торя свою жизненную дорогу, не знает, что идёт по проторенному пути.
На втором курсе, когда она слушала лекции по психологии врачебного дела и ей внушали, что сознание врача никак не влияет на результат лечения, она, помня о самоотверженной отдаче душевных сил на сеансах бабушки, уже сильно сомневалась в этом.