СТАЛИН. То, что говорит господин Генкин, образно выражаясь, является бредом сивой кобылы.
ЛЯМКИН. Опя-пя-пять он ругается!
СТАЛИН. Мнение сивой кобылы в последние годы стало популярным.
Шагает по комнате, взмахами руки отмечая знаки препинания и повороты мысли А вы, Лямкин, являетесь конюхом при этой сивой кобыле. Расчесываете ей хвост, убираете экскременты, вылизываете этой кобыле зад.
ГЕНКИНА. Иосиф Виссарионович, вы намеренно не отвечаете по существу, вы оскорбляете Лямкина!
СТАЛИН. Так называемое политическое соревнование отвлекает граждан капиталистических стран от реальных проблем. На самом деле, политического соревнования нет. Проходит борьба за должности между представителями финансовых кланов. Вам это понятно, гражданка Генкина?
ГЕНКИНА. А господин Генкин считает, что в конкуренции и в спорах рождается истина!
СТАЛИН. Так и есть. Мы спорили — и выяснили истину. Выяснилось, что за каждой партией стоит тот, кто платит деньги данной партии. Оказалось, что левые уклонисты — германские шпионы, а правые уклонисты — шпионы японские.
ЛЯМКИН. Не-не-неправда!
СТАЛИН. Бывали исключения. Случались примеры того, что уклонист являлся как германским, так и японским шпионом. Служил одновременно в двух разведках. Лично вы, гражданин Лямкин, шпионом какого государства являетесь?
ЛЯМКИН. Я служу справедливости!
СТАЛИН. А кто именно финансирует справедливость, мы, полагаю, должны уточнить у вашего работодателя, гражданина Верзилова.
ГЕНКИНА. А вы предлагаете — опять одну партию? Господин Генкин будет недоволен.
СТАЛИН. Жестикулирует трубкой
В России всегда есть две партии. Партия, которая собирает страну, и партия, которая страну разбазаривает. Посередине — интеллигентное болото.
Пристально смотрит на Лямкина
В болоте таким деятелям самое место.
ЛЯМКИН. Он хо-хо-хо-чет посадить меня в лагерь!
СТАЛИН. Смотри у меня, Лямкин!
Грозит пальцем, смеется
Ох, смотри!
Лямкин плачет, Верзилов и Кобыляцкая его утешают
Уклонист!
У Лямкина истерика
ГЕНКИНА. Вы нарочно доводите Лямкина до слез. Это некрасивый прием, Иосиф Виссарионович. Нам пора начинать, а Лямкин опять не в форме…
ЛЯМКИН. Злой ма-ма-ма-маньяк! Откуда столько злобы… обращается ко всем сразу
Я знаю сам, что я смешон… Слабый интеллигент в очках, да еще и за-за-заика. Ну и смейтесь, па-па-пожалуйста… И то, что меня утопили как котенка, тоже смешно… Взяли за шкирку — и в прорубь… И смешно, что мне некуда податься… Да, я очкарик, интеллигент. Но у меня есть моя гордость. У меня есть моя память. Моего деда, Лямкина, расстреляли в одесском НКВД! За что? За то, что чи-чи-читал книжки… И ради его памяти я всегда буду выступать против та-та-та-та-тоталитаризма! А вы смейтесь надо мной, пожалуйста… смейтесь…
Плачет
ГЕНКИНА. Нехорошо, Иосиф Виссарионович! Как Лямкин сможет участвовать в заседании суда, если у него истерика?
ВЕРЗИЛОВ. Какой еще суд?
ХОЛОДЕЦ. Так это же самое интересное!
ГЕНКИНА. Вас разве не предупредили? Каждый вечер наш маленький кружок проводит заседание Страшного суда. Нам доверяют самостоятельно осудить одного из нас: мы выбираем того, кого пошлют в геенну.
КОБЫЛЯЦКАЯ. Мы, так сказать, выдвигаем кандидата на вечные муки.
ВЕРЗИЛОВ. Не понял. Мне сказали, что приходят и одного забирают…
ГЕНКИНА. Они приходят и забирают одного из нас, все верно. Но кого именно — решаем мы сами. Вчера все единогласно проголосовали за кандидатуру банкира. Знаете, я искренне считаю, что он заслужил геенну огненную! Он, если называть вещи своими именами, перешел все границы!
КОБЫЛЯЦКАЯ. Вы только его трусы вспомните! Я вас умоляю… А этот анекдот про поручика! Ну, знаете…
ГЕНКИНА. Действительно, невыносимо.
КОБЫЛЯЦКАЯ. Процессы открытые, никаких закулисных интриг.
ГЕНКИНА. У нас гласность!
КОБЫЛЯЦКАЯ. Имеются присяжные заседатели. Демократичная процедура. Мы спорим, отстаиваем мнения…
ВЕРЗИЛОВ. И сами решаете, кого отдать на вечные муки?
ГЕНКИНА. Местное начальство нам доверяет. Мы делаем свой выбор самостоятельно.
ВЕРЗИЛОВ. Подождите. Минуточку. Каждый день вы кого-то отправляете на вечные муки?
ГЕНКИНА. Это наша почетная обязанность. Я, знаете ли, считаю это своим долгом. Администрация мне доверяет…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Госпожа Генкина у нас судья.
ГЕНКИНА. Так уж сложилось. Выполняю свой гражданский долг…
ВЕРЗИЛОВ. Это все — символически? Огонь ведь бумажный?
Все молчат
А почему вы молчите? Мы же логически все обсудили… Разумеется, бумажный… Вы отсылаете одного из группы в огонь… и он, что, не возвращается?
Молчание
Вы считаете — огонь настоящий?
молчание
Вы действительно уверены?
ХОЛОДЕЦ. Уж куда там.
КОБЫЛЯЦКАЯ. Очень даже настоящий.
КОБЫЛЯЦКАЯ. Это и есть Страшный суд! Работает постоянно…
И там, показывает на окно слева
и там, показывает на окно справа
и там показывает на окно в центре комнаты
— везде сейчас начинаются судебные заседания…
ГЕНКИНА. Так вот, общими усилиями…
ХОЛОДЕЦ. Сводим счеты друг с другом.
ГЕНКИНА. Боремся за справедливость!
ВЕРЗИЛОВ. Тогда почему… почему… вы не пошлете…
смотрит на Сталина
почему не пошлете в огонь его?
ГЕНКИНА. Не могу вам ответить. Несколько раз мы были близки к этому… но потом мнение коллектива менялось.
ЛЯМКИН. Ужа-жа-жа-жа-сно…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Как-то не договорились.
ВЕРЗИЛОВ. Допустим на минуту, что некий адский огонь существует. Пусть символический, не важно. Важно то, что мы можем убрать Сталина прочь — отселить в другое помещение. Так что, мы можем проголосовать, чтобы вот его, Иосифа Сталина, послали в геенну? Где вечный плач и скрежет зубовный?
КОБЫЛЯЦКАЯ. Можем, если все вместе проголосуют.
ВЕРЗИЛОВ. Так давайте, граждане, покончим с этим раз и навсегда. Разве в вас нет сознательности? Это ведь наш долг, друзья мои! Мы должны обозначить общественные приоритеты!
КОБЫЛЯЦКАЯ. Узнаю темперамент лидера партии! В принципе, я согласна, с прошлым однажды надо покончить, чтобы уверенно шагнуть в будущее!
ВЕРЗИЛОВ. Заявляю как лидер партии «Справедливость»: пока не перевернем позорную страницу истории, покоя в нашей стране не будет! Говорю вам, люди, покайтесь в прошлом, расправьтесь с тенями диктаторов — и заживем! Жизнь, господа, наладится! Вздохнем полной грудью!
ЛЯМКИН. Да-да-давно пора!
КОБЫЛЯЦКАЯ. Заживем наконец-то!
ВЕРЗИЛОВ. А кто же нам мешает жить, господа, кроме нас самих? Объединим усилия! Все на выборы!
ГЕНКИНА. Как судья я должна оставаться беспристрастной. Но господин Генкин любит говорить, что рано или поздно надо подвести баланс.
ВЕРЗИЛОВ. Объединим усилия, друзья!
КОБЫЛЯЦКАЯ. С вами, господин Верзилов, куда угодно.
ХОЛОДЕЦ. Верзилову, отходя от дверей, где вел переговоры. Маляву на волю передал. Сделают в лучшем виде. Вопрос с Прохором Семенычем решим. Так что, давайте, вы мне тоже обещали помочь…
ВЕРЗИЛОВ. Подождите, исторический вопрос решаем!
ХОЛОДЕЦ. Мы этот вопрос каждый вечер решаем, надоело уже. Вы обещали наверх звоночек сделать.
ВЕРЗИЛОВ. Я нажал кое-какие рычаги… работа идет…
ХОЛОДЕЦ. Без обмана?
ВЕРЗИЛОВ. Думаете, все так просто? Тут знаете, на кого выйти надо? Представляете себе цену вопроса?
ХОЛОДЕЦ. Вы уж поторопитесь. А то, неровен час, угодим на сковородку…
ВЕРЗИЛОВ. А почему, кстати, одному Сталину так повезло, что он еще не в геенне? А Гитлера, Берию, Пол Пота — их уже осудили? Или, допустим, Муссолини…
ГЕНКИНА. Они в других комнатах, входят в свои группы… И они тоже участвуют в открытых процессах… Присяжные голосуют… Видите показывает в окно новый костер… здесь постоянно кому-то выносят приговор…
ВЕРЗИЛОВ. Он никак не может поверить Жгут? Реально? Жгут часто?
ХОЛОДЕЦ. На каждого по костру… Постоянно горят… Каждый день кого-нибудь в огонь подбрасываем…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Вы никак не хотите понять… Я, знаете ли, тоже не сразу привыкла… Все время выбираем, кого сжечь… Заседаем по вечерам, в ежедневном режиме. В каждой группе кого-нибудь судят.
ВЕРЗИЛОВ. А я и не думал, что на Страшном Суде судят себя сами…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Говорю вам, жгут заживо…
ХОЛОДЕЦ. Конкретно палят…
ГЕНКИНА. Здесь абсолютно демократическая система вынесения приговоров. Мы все вносим посильную лепту в дело справедливости…
ВЕРЗИЛОВ. Наша партия как раз и называется «Справедливость»… Ладно, приступим. Как у вас принято: садимся в круг? Выступаем по очереди? Какая процедура?
КОБЫЛЯЦКАЯ. Обыкновенное судебное заседание. Судьей у нас всегда Генкина, она самая принципиальная. А прокуроры меняются.
ГЕНКИНА. Все очень просто. Предлагаю вам стать сегодня обвинителем. Как вам роль прокурора, господин Верзилов? Справитесь?
Верзилов растерян
Решайтесь, господин Верзилов! Я буду судьей. Мне господин Генкин всегда говорил, что я прирожденный судья. Дело в том, что у меня естественная тяга к принятию верных решений. Сама не знаю, откуда это…
КОБЫЛЯЦКАЯ. Просто вы очень искренний человек, моя дорогая…
ГЕНКИНА. Должно быть, так… Холодец, Кобыляцкая, Лямкин — присяжные. Или тройка народных заседателей. Где моя шапочка?
надевает судейскую шапочку, такую же шапочку с кисточкой вручает Верзилову.
Прокурору тоже шапочка полагается.
ВЕРЗИЛОВ. Ну что ж, попробую…
ГЕНКИНА. Открываем заседание регионального отделения Страшного Суда! Встать, Страшный суд идет! Обвиняемый — Иосиф Виссарионович Джугашвили-Сталин. Вы намерены представить суду своего адвоката?
СТАЛИН. Мне адвокаты ни к чему. Постараюсь защитить себя сам.
ГЕНКИНА. Очень хорошо. Господин обвинитель, вы готовы выступать? Речь написали — или будете импровизировать?