Мэгги что-то забормотала, не в силах членораздельно ответить на обвинения Шада.
– Это он спас тебя, когда ты свалилась в шахту лифта? С ним ты говорила в тот вечер, когда я застал тебя в коридоре? Он помог тебе починить машину?
Мэгги поднялась, не помня себя, не желая отвечать.
– Конечно же, нет! Потому что призраков не существует! – И Шад принялся подскакивать на диване, ни дать ни взять разъяренный Румпельштильцхен[17]. – Это какой-то идиотизм! Безумие! А самое идиотское во всем этом безумии то, что ты предпочла мне дурацкого призрака! – Теперь Шад плакал, и огромные круглые слезы катились по его гладким коричневым щекам.
Мэгги никогда прежде не видела таких больших слез. Ей больно было смотреть, как Шад плачет, и она закрыла лицо руками. Внезапно она поняла, что и сама тоже плачет.
– У тебя проблемы, Мэгс. Но я все равно люблю тебя.
Шад схватил свой диск с фильмом и кинулся к двери, но по пути опрокинул миску с попкорном, и белые шарики разлетелись по полу. Шад только сильнее сжал зубы и вывалился на крыльцо, позабыв о том, как нужно себя держать, чувствуя, что его гордость втоптана в грязь. Мэгги не стала его удерживать. Она ничего не могла ему возразить. Шад обо всем догадался. И он был прав. Она в самом деле влюбилась в призрака.
12. Не будь жестоким[18]Элвис Пресли – 1958
Мэгги нужно было снова увидеться с Джонни. Она всю ночь ворочалась с боку на бок, без конца проигрывая в уме обрывки вечерней стычки с Шадом, а потом наконец сдалась, поняла, что уже не заснет, и поплелась в душ. Там она умудрилась уснуть, прислонившись к прохладной плиточной стенке, и проспала, пока не закончилась горячая вода. Голову ей пришлось мыть под ледяной струей.
Жар и гудение фена снова усыпили ее, и она очнулась только от резкой, пронзившей все ее тело боли в руке, в том месте, к которому она прижала фен, когда отключилась. Она сунула руку под холодную воду, стараясь не плакать. Дело было вовсе не в ожоге – он почти не болел, – а в полной тщетности всего происходившего с ней.
Шад был прав. Ей нужно держаться подальше от школы, подальше от Джонни. И да, у нее проблемы. Она слишком многое потеряла в жизни – родителей, а вместе с ними свой дом, друзей, всю свою жизнь. На протяжении многих лет она теряла один дом за другим и вместе с каждым из этих домов вновь лишалась всего – и крова, и друзей, и всей жизни. Ей нужно огородить себя от очередной неизбежной потери – ведь она ни на миг не сомневалась в том, что и Джонни тоже лишится. Разве может быть иначе? Мэгги понурила усталую голову и взглянула на обожженную руку. Да, она все понимает, но не станет держаться подальше от Джонни. Она просто не сможет.
Айрин еще не проснулась, когда Мэгги тихо отвела от дома велосипед и покатила по улице. Снега в Ханивилле почти никогда не бывало, но в воздухе все равно чувствовалось дыхание зимы. Мэгги вытянула рукава, чтобы пальцы не слишком замерзли, и надвинула капюшон толстовки, защищая лицо. Рюкзак казался ужасно тяжелым, так что она с трудом удерживала равновесие под натиском встречного ветра, но зато его вес не давал холоду проникнуть под одежду, и мороз лишь покусывал ей щеки и плечи. Она изо всех сил старалась не обращать внимания на саднящую боль в руке, там, где она обожгла кожу феном.
Ровно в семь утра она отперла входную дверь школы, и ее мгновенно обволокло теплом. Она не успела сделать и трех шагов, как появился Джонни. Он стащил у нее с плеч рюкзак, ослабил тесемки, стягивавшие капюшон, и снял его, высвобождая волосы Мэгги, которые тут же рассыпались у нее по плечам. Джонни со счастливым видом втянул носом воздух.
– От тебя пахнет Рождеством, – проговорил он и принялся растирать ее холодные пальцы в своих широких теплых ладонях.
Тревога, снедавшая Мэгги, рассеялась словно дым, когда тепло скользнуло вверх по ее замерзшим рукам, обволокло измученное сердце. Смятение отступило, и на смену ему пришло ощущение того, что она все делает правильно, что ее место здесь. Она подняла голову и жадно впилась глазами в красивое лицо Джонни, а он глядел на нее и улыбался в ответ.
– От меня пахнет Рождеством? А как пахнет Рождество?
– Рождество пахнет пряностями, вкусностями… и холодом, – отвечал Джонни, мягко накрывая ладонями ее раскрасневшиеся от ветра щеки.
Тепло и нежность, которыми он ее окружал, стали последней каплей, и Мэгги чуть слышно застонала, едва сдерживая рыдания.
– Как же чудесно! Я думала, что превращусь в ледышку, пока доеду до школы.
Джонни потер ладонями ее руки от кистей до плечей, пытаясь ее согреть, но Мэгги ахнула от резкой боли. Он тут же выпустил ее руки.
– Ай! Черт! Это все дурацкий ожог… – Мэгги отстранилась, стянула куртку, осторожно вытащила из рукава поврежденную руку. Обожженная кожа вспухла и ярко краснела, рана сочилась. Перед выходом Мэгги густо смазала ожог антисептиком, но не нашла большого пластыря, которым можно было его заклеить. Рука выглядела ужасно.
– Мэгги! – Джонни, вторя ей, тоже ахнул от неожиданности. – Что ты наделала, крошка? – Он протянул к ней руку и покачал головой, разглядывая безобразную язву на внутренней поверхности ее руки, чуть пониже локтя.
Мэгги склонила голову к плечу. От его нежных слов она залилась румянцем. Никто никогда не называл ее крошкой… никто, кроме Шада, но тот скорее стегал ее этим словом будто хлыстом. В устах Джонни слово звучало совсем иначе.
Джонни провел рукой над ожогом, а потом вдруг без предупреждения прижал свою правую ладонь прямо к саднившей ране. Мэгги вскрикнула, попыталась выдернуть руку, но Джонни крепко держал ее и, прикрыв глаза словно для молитвы, шептал что-то успокоительное. Боль от растревоженной раны огнем разливалась по телу. Мэгги сморгнула набежавшие слезы, прикусила губу, стараясь не разреветься.
Но, как ни странно, боль почти сразу стала медленно отступать. Она словно сосредоточилась в центре все уменьшавшегося круга, а потом наконец совершенно исчезла. Все заняло пару минут, не больше. Джонни медленно поднял руку, и Мэгги, не веря своим глазам, уставилась на блестящую тонкую кожицу, розовевшую там, где только что виднелся ожог. Теперь место ожога казалось чуть припухшим, а тонкая кожа слегка морщилась по краям, словно рану залечивали уже пару месяцев, но никак не пару минут. Рана исчезла, остался лишь шрам.
– Было очень больно? – И Джонни легко коснулся пальцами розоватого полукруга.
– Ты… ты все вылечил! – потрясенно выговорила Мэгги.
– Нет. Это сделало твое тело. Я только ускорил естественный процесс – по крайней мере, я именно так себе это объясняю. – Джонни пожал плечами и с довольной полуулыбкой снова оглядел результат своего труда.
– Но как? – Мэгги была изумлена не меньше, чем если бы увидела, как он идет по поверхности воды.
– Это свет и энергия. Чтобы вылечить рану, нужно и то и другое. Я не знал, получится ли у меня, но подумал, что попробовать стоит. Я просто сосредоточился на том, чего хотел добиться, представил себе, как кожа быстро заживает, и через свою ладонь направил энергию на твой ожог.
– Ага. Ясно. Конечно.
У Мэгги кружилась голова. Но она решила, что нынешнее происшествие мало чем отличается от всего, что связано с Джонни, и потому ей не стоит даже думать об этом. Все в Джонни подпадало под категорию «принимай и не задавай вопросов». Так что Мэгги сунула новое чудо в воображаемый ящик, где уже хранились другие сотворенные Джонни чудеса, и заперла ящик на ключ.
– Но я не сумею так же легко справиться с этими темными кругами. – И Джонни провел пальцем по фиолетовым теням у нее под глазами, которые она так хотела бы скрыть. Голубые глаза Мэгги смотрели изможденно, измученно, в них читались тревога и тоска. – Ты выглядишь усталой. У тебя все в порядке?
Мэгги не хотелось рассказывать ему об обвинениях Шада, о разговоре, который состоялся у них накануне.
– Все более чем в порядке. – Так оно и было теперь. В тот самый миг, когда она этим утром вошла в школу и увидела Джонни Кинросса, все в ее жизни встало на свои места.
Джонни немного помолчал, пристально глядя на нее, а потом вздохнул, поняв, что больше ничего из нее не вытянет.
– Будешь танцевать? – с надеждой в голосе спросил он.
– Вряд ли. Времени осталось мало. Скоро начнутся уроки. Как бы мне хотелось весь день провести вместе с тобой! – Мэгги уткнулась лбом в его мускулистую грудь, вдохнула его терпкий, солнечный запах.
Поцеловав ее склоненную голову, он прошептал ей в волосы:
– М-м-м… Как было бы замечательно! Только где же нам спрятаться? Может, под трибунами в спортзале? Или залечь под креслами в задних рядах театрального зала, того самого, где липкий пол и неяркий свет? Или, может, займем кабинку в туалете для девочек? Правда, придется задрать ноги повыше, когда дежурные по школе будут искать прогульщиков. Ой, погоди, мне ведь не нужно задирать ноги. – Джонни проговорил все это легко и задорно, но в его тоне слышалась нотка безнадежности, которую он никак не мог скрыть.
– Пока я с тобой, кабинка в туалете и липкий пол нравятся мне не меньше, чем первоклассные рестораны или песчаные пляжи, – порывисто призналась Мэгги, чуть краснея от собственных слов.
Она понимала, что они звучат слишком приторно, но она так чувствовала и не смела не признаться ему, потому что к блаженству нового, искреннего чувства примешивался страх. Она боялась, что все это может в любой миг оборваться, исчезнуть.
Его молчание лишь подтверждало ее опасения. Она понимала: он и сам не может быть уверен в том, что так будет всегда. Но она возьмет от него все, что он сможет ей дать, и не станет ждать большего.
– Я буду рядом, – просто сказал он, нежно поцеловал ее в лоб и скрылся из виду.
Мэгги проскользнула на свое место сразу после того, как раздался звонок, и мистер Маршалл мрачно взглянул на нее со своей кафедры. «Зачем вообще учителю в старшей школе кафедра?» – сердито подумала Мэгги, осознавая, что хотела бы сейчас оказаться где угодно, только не на уроке химии. Она-то думала, что на занятиях химией будут делать разные опыты и ставить эксперименты. Но вместо этого школьники чаще всего читали вслух учебник по химии и писали проверочные работы по изученному материалу. Мэгги терпеть не могла читать вслух. Слова расплывались у нее перед носом, дразнили ее своими волнистыми очертаниями, округлостями и угловатостями. «В» походили на «З», «А» – на «Л», а в половине случаев буквы попросту соскакивали со страниц на поля и разбегались по сторонам. Тогда Мэгги отчаянно хотелось вскочить со стула и выпорхнуть в танце вслед за ними, прочь из класса.