Джонни оторвался от нее и открыл дверь в зал. С легким поклоном он улыбнулся ей и протяжно проговорил:
– После вас, мисс Маргарет.
Мэгги с вызывающим видом откинула голову назад и присела в реверансе. Это была игра для двоих. Она крутанулась на каблуках и, шелестя юбкой, прошествовала в зал. Джонни чуть слышно застонал.
– Ох, крошка, – прошептал он.
В тот же миг из динамиков грянула музыка, рука Джонни обвилась вокруг талии Мэгги, его ладонь обхватила ее ладонь, и он закружил ее в джиттербаге. Услышав первые такты «Танцующего дрозда»[22], Мэгги вскрикнула, рассмеялась, тут же поймала ритм. Джонни явно знал, что делает, а она двигалась ему в такт непринужденно и ловко.
Он кружил ее по залу снова и снова, отпускал и ловил в объятия. Их тела двигались вместе, ноги летали, юбка Мэгги раздувалась и опадала в ритме музыки. Заканчивалась одна песня, начиналась другая, но Джонни ни разу не сбился. Мэгги вся отдалась музыке, целиком доверилась своему партнеру и повторяла его движения, позволяя ему учить ее танцевальному стилю, о котором она так мало знала. Она не помнила, сколько времени они танцевали вот так, забыв обо всем, хохоча, не уставая, пока из динамиков неслись одна за другой забытые мелодии прерванной жизни.
Но вот музыка замедлилась, и Джонни крепко прижал ее к себе. Мэгги перестала смеяться, обхватила его руками за шею, подняла лицо, подставив раскрасневшиеся от танцев щеки под прохладное дуновение вентиляторов, жужжавших по углам зала. Она знала эту песню The Penguins и тихо подпевала в такт:
– Земной ангел… земной ангел…
Джонни тоже пел, и его голос щекотал ей ухо:
– Я просто дурак…[23]
Сердце Мэгги замерло в груди, и она прижалась к нему, опустив голову ему на грудь.
– Мэгги…
Джонни поцеловал ее в ухо, и она подняла к нему лицо. Теперь, на высоких каблуках, она была почти одного с ним роста, и ее глаза оказались вровень с его губами. Она смотрела, как они снова шепчут ее имя, призывая ее поднять подбородок, отдаться в их власть. Напряжение было сладким до боли, и Мэгги чуть отвернулась, желая продлить этот миг. И вдруг поймала в зеркалах, висевших на стене танцевального зала, свое отражение. Она так увлеклась танцами, так внимательно следила за движениями Джонни, что до сих пор ни разу не видела их отражения в зеркалах. Своего отражения. Мэгги стояла посреди танцевального зала лицом к зеркалам, подняв руки и обнимая пустоту.
У Джонни не было отражения. Она скользнула глазами обратно, на его мускулистую грудь, на широкие плечи, поверх которых лежали ее руки, а потом вновь перевела взгляд на совершенно не вязавшееся с происходящим отражение в зеркалах танцевального зала. Она обнимала Джонни… но в ее объятиях никого не было. Дыхание застыло у нее в горле. Легкие требовали воздуха, но она словно забыла, как нужно дышать. В ужасе она вырвалась из его рук, попятилась, и зеркала насмешливо отразили всю нелепость ее бегства.
В глазах у Мэгги помутилось, картинка поплыла, и зал закружился вокруг в неистовой пляске. Музыка стихла, как будто ее в один миг засосало в длинный черный туннель, и Мэгги вдруг поняла, что сейчас впервые в жизни упадет в обморок. В животе у нее что-то оборвалось, но внезапно она почувствовала, что ее подняли и бережно качают на руках словно ребенка. Изо всех сил стараясь не отключиться, Мэгги рывком вдохнула, а потом позвала:
– Джонни!
– В чем дело, Мэгги?! Что за чертовщина с тобой происходит?! – Голос Джонни звучал встревоженно, растерянно.
– Забери меня из этого зала, прошу тебя, Джонни.
Прежде чем у нее в мозгу успела оформиться следующая мысль, она уже перенеслась в ярком пятне света за пределы танцевального зала. Она по-прежнему лежала в объятиях Джонни. Дверь зала быстро закрылась за ними.
– Куда, Мэгги?
– Просто… не двигайся, прошу.
В голове у Мэгги все поплыло. Она не знала, сумеет ли не отключиться.
Джонни выдохнул, и его теплое дыхание коснулось волос Мэгги, липших к ее разгоряченным щекам. Прислонившись спиной к дверцам шкафчиков, он медленно сполз вдоль гладкой металлической плоскости и сел на пол, не выпуская Мэгги из рук. Он долго сидел так молча, и Мэгги тоже молчала, прижимаясь к нему. Теплой ладонью он медленно водил по ее спине. Мэгги старалась сосредоточиться на дыхании – глубокий вдох, выдох. Потом круги, которые Джонни выписывал рукой у нее на спине, стали шире и захватили ее темные волосы, что упали ему на грудь. Он разгладил пальцами шелковистую прядку, трогательным жестом убрал ее за ухо Мэгги, прятавшееся за тяжелым ковром волос.
– Ты в порядке?
Мэгги кивнула и тут же уткнулась носом ему в плечо. Ей не хотелось говорить о том, что ее напугало.
– Мэгги?
Она снова кивнула и, распрямившись, пересела на пол подле него. Подогнула ноги, нервно расправила юбку. Вздохнув, она убрала назад волосы, упавшие ей на лицо, и посмотрела на Джонни.
Их голубые глаза встретились. Они молча, пристально изучали друг друга.
– Ты расскажешь мне, что случилось? – Голос Джонни звучал тихо и нежно, словно он боялся, что его слова вновь отбросят ее в черную бездну.
– Я не увидела тебя в зеркале, – прямо ответила Мэгги, не понимая, как скрыть от него свое ошеломляющее открытие. – Я чувствовала, как бьется твое сердце, как ты обнимаешь меня, как дышишь мне в ухо. – Мэгги залилась румянцем, но все же собралась с духом и продолжала, не сводя с него глаз: – Но в отражении я стояла посреди зала совершенно одна. Это было настолько странно… что я, похоже, забыла, как нужно дышать. Прости, что я все испортила. – Ей и правда было ужасно жаль. Как бы ей хотелось не заметить своего отражения, а вместо этого прижаться губами к его губам, завершить идеальный вечер поцелуем.
Джонни отвел глаза, согнул ноги в коленях, уперся в них локтями, взъерошил рукой свои гладкие волосы. Волосы аккуратно легли на прежнее место. Он снова с силой провел по ним, но они вернулись на место, сложившись в обычную идеальную прическу.
– В тот вечер, когда я умер, – не знаю, как сказать иначе, – я понял, что что-то не так. Я ведь почувствовал, что умираю. Мне было до ужаса больно. У меня в груди зияла дыра, все вокруг залила кровь. Я помню, что отказался уйти. Я так сильно этому сопротивлялся, а потом, наверное, отключился, потому что вдруг обнаружил, что стою и смотрю на происходящее, но никто вокруг меня не замечает. Я увидел свою маму. Она вбежала сюда, в школу, и остановилась в полуметре от меня. Но меня не увидела. И не услышала. Меня никто не слышал. Они все искали меня, а я никак не мог им сказать, что я здесь, рядом. Честно говоря, я сам толком не знал, правда ли я там был… понимаешь?
Мэгги зачарованно кивнула.
– Я тогда наткнулся на помощника шерифа. И я это почувствовал точно так же, как если бы… если бы был живым. И он тоже почувствовал, хотя я не знаю точно, что он тогда ощутил. Но он среагировал. Потом я попробовал выйти из школы – они как раз выносили тело моего брата. И не смог. Я будто бы оказался на невидимом поводке, который позволял мне дойти только до входа в школу. Я не видел и не слышал ничего, что происходило за стенами школы. Не видел звезд за окнами, не слышал сирен и полицейских мигалок, ничего такого. Позже в ту же ночь полицейские обыскали здание. Они много часов обшаривали каждый уголок, каждый закуток. Я ходил следом за ними, даже пытался заговорить с ними, рассказать им, что произошло. Но меня словно вообще не было. Тогда я взбесился, поставил подножку одному полицейскому, и он упал. Потом я толкнул одного из них на другого, и они подрались. Все это казалось мне полной бессмыслицей. Когда они все ушли, я пошел в раздевалку. Мне было холодно, страшно, я не понимал, что за ерунда со мной происходит. Я включил душ и встал под воду прямо в одежде. Мне стало тепло, но одежда совсем не промокла. Она осталась совершенно сухой. Я чувствовал себя так, будто мне снился кошмар, а я никак не мог заставить себя проснуться. Тогда я выбежал из душевой, кинулся к зеркалам и вдруг понял, что не вижу в них своего отражения.
Мэгги вздрогнула, в полной мере осознавая, насколько жутким и необъяснимым это ему показалось. Она протянула руку к Джонни, но он лишь перевел дух и продолжил рассказывать, словно эти воспоминания несли ему облегчение. Она вдруг поняла, что он никогда еще не делился всем этим ни с единой живой душой.
– Я их разбил. Я не мог этого вынести. – Джонни снова встретился с ней взглядом. – Я разбил все зеркала в той раздевалке. Я колотил по ним кулаками снова и снова. Повсюду валялись осколки стекла. Я чувствовал боль, но на руках у меня не оставалось ни порезов, ни крови. Кожа была целехонькой. – Джонни взглянул на свои ладони, поглощенный воспоминанием. – Потом зеркала заменили. Я научился не смотреть в них. Если честно, я привык – так привык, что совершенно об этом забыл. – Теперь он говорил едва слышным шепотом: – Я не знал, что с тобой будет так же, Мэгги. В конце концов, ты ведь ВИДИШЬ меня. – На этих словах Джонни чуть улыбнулся, но в глазах его по-прежнему стояла тоска.
Мэгги больше всего на свете хотелось сейчас вернуться в начало этого вечера, когда в танцевальном зале гремела мелодия «Танцующего дрозда» и Джонни хохотал, и танцевал, и казался таким же беззаботным и невинным, как эта песня.
Джонни поднялся и протянул к ней руки. Она встала и крепко вцепилась в его ладони, не давая ему высвободиться.
– Не уходи! – сама того не желая, взмолилась Мэгги. – Пожалуйста, еще один танец, прошу.
– Танцы закончились. – Голос Джонни звучал спокойно и ласково, но он уже не пытался ее обнять. – В школе никого нет, Мэгги. Разве тебя не ждут дома? Разве никто о тебе не беспокоится?
Как он может так легко уйти от нее теперь, когда ей кажется, что у нее разорвется сердце, если им придется расстаться? Только не теперь, пожалуйста! Не теперь!
– У нас есть еще время на последний танец. Ведь правда? – Вряд ли уже полночь. Даже если тетя Айрин ее дожидается, она еще не переживает.