Я молчу, Митька пытается успокоить мать. Отхожу, мечтая вдохнуть чистый воздух и перестать слушать причитания женщины, потерявшей имущество. Полчаса назад она обвиняла меня во всех грехах, пока не вспомнила, что дом застрахован. Только это, пожалуй, заставило ее смириться с действительностью.
Автомобиль Мити, на котором мы приехали втроем, припаркован далеко — здесь не нашлось места из-за пожарных машин, снующих людей, пытавшихся поначалу тушить пожар, таская ведра с водой. Только пользы от этого никакой: полыхнуло так, словно в костер подлили бензин.
— Илья! — восклицает Ульяна, и я вздрагиваю, когда она быстрым шагом проносится мимо меня, распахивая объятия.
Поддубный, в кожаной куртке, накинутой поверх белой майки, стоит в трех шагах от меня, поглядывая исподлобья на нас. Ульяна прижимается к нему так, как не обнимает даже сына, и я чувствую раздражение.
Ты знаешь, к кому так доверчиво льнешь, женщина?
На его руках смерть твоего бывшего мужа, Митькиного отца, а ты слезы льешь в майку этого заносчивого сопляка.
— Все хорошо, — он хлопает по округлому женскому плечу, но смотрит только на меня.
В животе рождается отвратительное ощущение, точно я лечу вниз с американских горок. Посылаю ему в ответ полный неприязни взгляд, чувствуя, как становится жарко.
— Влади, — делает вид, что здоровается, предпочитая на людях соблюдать нейтралитет.
— Поддубный.
Терпеть не могу, как он произносит мою фамилию. Я не меняла ее, выйдя замуж — что-то вроде семейного наследия, «профессорской метки», как говорит отец. Но теерь она звуит словно ругательство.
Митя следит за нами с настороженной улыбкой. Очки в тонкой оправе делают его похожим на ботаника, — симпатичного и очень худого.
— Может, поедем домой? - предлагает сын Кирилла, и я соглашаюсь — мне хочется спать, а не торчать на пепелище, выслушивая, как Ульяна пересказывает Поддубному события ночи, приукрашая их в разы.
— Давай, — киваю, потирая нос возле переносицы, и стоит мне только дать согласие, как Илья произносит громко:
— Подкините до города? Я сюда на такси добрался.
От одной только мысли, что нам предстоит ехать в одном автомобиле, делить пространство на четверых и находиться с ним в такой близости, ощущаю приступ панической атаки.
Черт!
— Хорошо, — покладисто отвечает Митя, — мы вчетвером уместимся.
— Вчетвером? — в голове Поддубного удивление, он на мгновение скользит по моему лицу взглядом, и хмуро сдвигает брови. — Отлично.
Но до машины мы добираемся еще спустя двадцать долгих минут. Все это время я ощущаю, как по нервам скользит злость, растущая с каждым движением, с каждым шагом Поддубного. Какого хрена он приперся сюда?
Ульяна.
Конечно. эта ведьма звонила и ему, и мне, сама не подозревая того, соединяя в одной точке двух непримиримых врагов.
Дознаватели, пожарные, еще какие-то люди, беседующие с мамой Мити, тормозят процесс. Ну же, сколько можно тянуть? Нам еще ехать всем вместе двадцать нескончаемых минут до города по ночной трассе.
— Все, можно выезжать, — наконец, Ульяна собирает нас всех, быстро двигая в сторону машины. Я иду сзади, нарочито увеличивая расстояние между нами. В тайне надеюсь, что успею занять место подальше от Ильи — кто-то из нас должен сесть с водителем, чтобы второй мог оказаться сзади. Но не бежать же, право слов, за ними?
Но как назло, Ульяна и Митя занимают передние сидения. Я издаю тяжелый вздох, самой последней усаживаясь внутрь.
Черт. Поддубный справа от меня, и это так бесит, что кажется — еще чуть-чуть и я зубы смолю в крошку.
Он откидывает подлокотник, словно проводя демаркационную линию. Воевать при свидетелях — не наша с ним тактика.
Илья продолжает вести беседу с Ульяной, и в голосе ее проскальзывают жеманство. Я не сдерживаюсь, закрывая глаза.
Дотерпеть до дома, не так уж и много. Мне жарко в машине, и печет именно с той стороны, где сидит Илья — развалившись, вытягивая ноги. Его рука — на подлокотнике, и я слышу, как он играет с брелком, крутя его в пальцах.
Нужно отвлечься, думать о чем-то другом, но не получается.
— Как хорошо, что ты есть у нас, — заключает бывшая Кирилла, и я понимаю после ее слов, что еще чуть-чуть и заору. Поднимаю голову, с хрустом поворачивая шею в сторону Ильи, ожидая увидеть довольную усмешку, но не нахожу ее.
Вместо этого он пялится на меня.
Долгих пять секунд, во время которых у меня жар расползается по позвоночнику, заставляя кипеть кровь, краснеть лицо, сбивать дыхание. Какого черта он так смотрит на меня?
Я не могу маркировать его взгляд, понять, какие мысли скрываются в его черепной коробке.
— И вправду, Илья, нам с тобой повезло, — выдавливаю, натягивая фальшивую насквозь улыбку.
— А мы-то что делали бы без тебя, Сашка.
Обмен любезностями, мать его, но ни Митя, ни Ульяна не замечают второго дна в наших словах. Один продолжает молчаливо гнать автомобиль в сторону города, а вторая, утомившись разговорами, кажется, дремлет прямо передо мной.
Я упрямо сжимаю губы, чтобы не продолжать.
Поддубный приподнимает бровь, призывая продолжить. Я чуть сдвигаю локоть в сторону, задевая его руку, по-детски пытаясь спихнуть локоть.
— Неудобно? —тут же заботливо интересуется мужчина.
— Очень.
— Придется потерпеть. Недолго еще осталось.
«Сука!» — раздраженно выдыхаю, решая не продолжать. Дальше мы едем молча, только радио играет спокойные песни, а я придумываю план мести, чтобы раз и навсегда сбить спесь и самодовольство с его довольной рожи.
Кончики пальцев нервно подрагивают. Я прячу руки, закрываясь и не смотрю на Илью до тех пор, пока он не выходит возле своего подъезда, тихо закрывая за собой дверь.
Глава 11. Илья
Блядь.
Поднимаюсь пешком по лестнице, охреневая от произошедшего за сегодняшний день. С утра из меня душу вытряс адвокат, с которым мы три гребаных часа до деталей продумывали ответы на все вопросы, которая может задать следачка. Под конец я просто перестал соображать, что от меня хотят, злорадно думая, что Олегу, в отличие от меня, экзекуция ещё только предстоит.
Вечером вместе с адвокатом мы ещё полтора часа проторчали в следственном комитете, где девчонка лет двадцати на вид заявила, что это именно она ведёт наше дело. Рыжая, худая, ненакрашенная и в огромных круглых очках, девушка больше походила на вчерашнюю выпускницу, чем на капитана полиции.
И после всего, стоило мне уснуть у Алины дома, Ульяна подняла меня срочным звонком, вытаскивая из постели.
- Илья! – причитала она в трубку, - ты мне срочно нужен! Без тебя никак!
Все ещё плохо соображая спросонья, я поехал на такси в эту дурацкую деревню, даже не задумываясь о том, чем я могу ей помочь – тушить пожар? Успокаивать женщину? Мы никогда не были особо дружны ни с ней, ни с Митей, по причине разницы в возрасте и интересах. Разговаривать о скрипках и концертах для меня так же интересно, как квантовая механика, хотя в последней я разбираюсь получше, чем в нотной грамоте.
Единственное, о чем забыла предупредить меня Ульяна, так это о присутствии Влади.
Первой мыслью, когда я заметил ее, было – какого хера?
Что она здесь забыла? Я наблюдал за ней, прежде чем подойти ближе, пытаясь по скорбному выражен лица определить, о чем Влади думает на самом деле. Бесполезно – игра настолько ювелирна, что хоть сейчас в драматический театр.
Когда мы встречаемся взглядами, я читаю в них ненависть. Отлично, наши чувства довольно похожи.
Мне так и хочется схватить за плечи Ульяну и тряхнуть ее разок – другой. Она вообще видит, какую змею таскает рядом с собой? Как эти женщины умудряются находить общий язык в тех ситуациях, которые должны сделать их неприменимыми врагами?
Что же ты, мать твою, взрослая баба и не можешь разглядеть, что Саша – уже не та прилежная школьница, что выступала на сцене с твоим сыном. Она стерва и ищет, где добыча покрупнее.
А ещё Влади, черт возьми, боится меня.
Я дохожу до этого не сразу, - только сегодня, в машине, когда мы оказываемся так близко, что я чувствую запах ее парфюма, перешибающего вонь от пожара, которым мы успели пропитаться до самого основания.
И этот аромат заползает в ноздри, поселяясь там, словно уже давно знакомый. Впрочем, так и есть, - в офисе я часто ловлю этот запах, не навязчивый, но узнаваемый.
Я замечаю, как поначалу прячет она руки. Занимаю свободное пространство, доставка из кармана брелок – когда руки заняты какой-нибудь фигнёй вроде телефона или ключей, мне проще думать о насущном. О том, что среди толпы возле пожара волной прокатывается шепотом об умышленном поджоге. Нахрена? Ульяна говорит, что имущество застраховано, она и сама претендует на наследство, но в равных правах с Сашкой. Может ли кто -то из них двоих оказаться причастным к поджогу? Ульяна, щебечущая впереди меня, словно заведённая, раздражает, но я продолжаю ей отвечать, пытаясь разузнать больше.
Не ей ли хватило ума собрать так толпу в качестве свидетелей ее безутешного горя? Или Влади. Деньги они получат немалые, но возможно, причин избавиться от дома таким образом, куда больше. Какие могут быть у молодой вдовы? Спрятать что-то, уничтожить – так, чтобы наверняка. После пожара следов уже не найти, - следов или улик преступления. Я смотрю на нее, старательно прячущую взгляд, притворяются спящей, но вижу, как подрагивают веки, заставляя трепыхаться ресницы. Да ладно, беспокоишься о чем-то? В твоих стальных нервах тоже иногда бывают пробоины? Наблюдать за ней становится все интереснее, ещё бы Ульяна заткнулась и оставила меня в покое.
- Как хорошо, что ты у нас есть! – восклицает женщина с переднего сидения, пытаясь обернуться на меня, но ремни безопасности не дают ей высунуться назад сильнее. Зато эти слова заставляют Влади ожить. Она крутит головой, разминая шею так яростно, что так хрустит, а потом вдруг замечает мой интерес.
Молчит, сама не замечая, как слегка отстраняется в сторону, боясь коснуться моего локтя, боясь, что я могу оказаться ближе, чем она насчитывает. И в этот момент мне действительно хочется заполнить все ее личное пространство собой, заставляя съежиться, скукситься в углу машины. Но беспомощность быстро меняется на язвительность, и вот уже прежние черты дрянной девчонки выползают наружу вместе с фразой: