— Саша, — я глаза на него поднимаю, ежась. Саша. Не Влади.
Смотрю на мужчину, боясь разрыдаться, прикусывая указательный палец. Бровь у Поддубного дергается, выдавая его волнение. Сколько бы я отдала, чтобы узнать о чем он думает сейчас.
— Кто такая Алина? — шепчу. Скажу громче — голос предательски сорвется, а я и так держусь из последних сил.
— Моя бывшая.
— И давно… она бывшая?
Он выдыхает шумно, опуская голову вниз.
«Значит, виноват», — проскальзывает в голове, но я обещала выслушать его, не вынося вердиктов раньше срока.
— Официально — вчера. По факту, как только я в первый раз остался ночевать у тебя.
Кажется, дышать становится чуть-чуть легче. Натягиваю свитер на колени, подтягивая ноги к себе ближе.
Слезы все равно текут, как не стараюсь их сдержать.
— Я собирался с ней поговорить, но тянул. Мне было настолько хорошо с тобой, что больше ничего не хотелось.
Я киваю в такт его словам, тыльной стороной ладони смахивая слезы. Илья сидит, наклонившись вперед, упирается подбородком в руку. Взгляд рассеянный, в никуда.
Достаточно протянуть ладонь, чтобы коснуться его, но я только крепче сжимаю полы свитера, комкая вязаную ткань.
Расстояние между нами все еще размером с черную дыру, и я никак не пойму, как его сократить.
— Когда ты собирался сказать о ней?
— Не знаю, — он пожимает плечами, — в любом случае, обманывать тебя я не стал бы, Саша.
— А про голосование?
Лицо его меняется. Поддубный смотрит исподлобья, медленно выпрямляясь:
— Так, у тебя Федоров был? Что он тебе наговорил? Блядь, он точно доиграется у меня.
Перемены в нем настолько разительны, что я пугаюсь. Теперь в стальном голосе слышны нотки раздражения: еще немного и бросится бить рожу Федорову.
— Что ты можешь прийти ко мне ради голосов.
— Блядь, — он поднимается, проходит к дальней стене, останавливаясь у пианино. Поднимает крышку, проводя по клавишам быстрым движением. Звук выходит минорным, грустным. — Этот старый козел пытается обскакать меня по всем фронтам. Олег в СИЗО, ты знаешь?
Я киваю, но Илья не видит, стоя ко мне спиной.
— И если я проголосую против слияния, велик шанс, что там и останется. Федоров вынуждает нас действовать по его указке, используя для каждого свой метод. Сержикову, скорее всего, пообещал денег. Меня шантажирует свободой Суворова. А тебя, похоже, пугает мной? — он оборачивается, — Саша, когда я шел к тебе в первый раз, то да, моей целью были голоса. Но я прекрасно справлюсь и без тебя.
— В каком… смысле?
Фраза звучит настолько двусмысленно-ужасно, что в животе все обмирает, покрываясь изнутри тонкой ледяной коркой. Вот оно, да?.. Сейчас он скажет, что я ему не нужна...
— Я разберусь с Федоровым сам. Одного меня достаточно, чтобы слияние не состоялось. Я не собираюсь перекладывать свои проблемы на женские плечи.
— Почему ты против него?
— Потому что я не хочу стать мальчиком на побегушках у чужих людей. Мы справляемся самостоятельно в рамках своей компании. Единственной проблемой стала ситуация с «Палладиумом», но люди выпутываются и из большего дерьма. Я не отдам никому то, что создал отец. Кирилл, кстати, тоже был против слияния.
Упоминания мужа совсем не кстати, я сразу чувствую себя виноватой еще и перед ним.
Поддубный за короткий срок превратился из заклятого врага в кого-то близкого, и чувства к нему далеки от тех, которые должна испытывать вдова.
Но кто я для Ильи?
Пока этот вопрос остается главным.
— Понятно, — я не знаю, что добавить к сказанному. Словно чувствуя это, Поддубный снова подходит ко мне, присаживаясь на корточки так, чтобы смотреть мне прямо в глаза:
— Саша, я хочу быть с тобой.
У меня непроизвольно дергается нижняя губа. Я киваю, протягиваю к нему ладонь, хватаю за ворот футболки и тяну к себе. Илья оказывается рядом в одно мгновение, и я уже стаскиваю с него одежду. Мне физически нужно ощутить, что он не просто рядом, что он — мой. Руки у него все еще холодные после улицы, и касания вызывают мурашки, но мне все равно. Мы целуемся остервенело, забывая о нежности, дорвавшись, наконец, друг до друга.
Кажется, что со вчерашнего утра, когда Поддубный уходил из моей квартиры, до этого момента, прошла целая вечность, за которую я уже успела поверить, что больше его не увижу.
Больше не почувствую, какими колкими бывают его поцелуи из-за колючей темной щетины, и как после жжет кожу вокруг рта.
Как требовательно его руки касаются моего тела, лаская и сжимая, заставляя выгибаться ему навстречу.
Илья задирает мой свитер, касаясь поочередно сосков губами, а руки уже стаскивают с меня шорты вместе с бельем. Он отрывается лишь на мгновение, подтягивая к себе за щиколотки. Оказавшись под ним, я торопливо растегиваю ремень на джинсах, помогая ему освободиться от лишней одежды. Хочу без всего, телом к телу, кожей к коже.
— Тише, Саша, не торопись. Я никуда не денусь.
И от этих слов хочется и плакать, и смеяться. Изнутри меня наполняет такое нереальное ощущение счастья, делая все тело легким, как перышко.
— Ты только мой, — шепчу, прикусывая его за плечо, и он эхом отзывается:
— Только твой.
Нам еще о многом нужно поговорить, но сейчас остается важным только сказанная им фраза. Я закрываю глаза и счастливо смеюсь, когда Поддубный целуют меня в губы.
Глава 40. Александра
Илья спит, лежа на животе, а я наблюдаю за ним, шалея от счастья.
Сон стирает с расслабленного лица обычно суровое выражение, и теперь он выглядит на свой возраст: двадцатипятилетним парнем, на плечах которого не лежит груз ответственности за целую компанию и судьбу своего друга.
Когда Поддубный успел стать таким… мужественным? Взрослым, мудрым. Теперь мне кажется, что это он старше меня на пять лет, а не я.
Верю ли я тому, что он сказал мне сегодня?
Возможно, это чересчур наивно, но я не задумываясь отвечаю — да.
Слова Федорова и его излишнее внимание и раньше вызывали неприятные чувства, а теперь становится понятно, с чем все это связано.
Когда мой муж и отец Ильи решили организовать строительную компанию, они не предполагали, что достигнут таких размахов. Первая фирма числилась на Матвееве, который тогда еще жил в нашем городе, но уже собирался переезжать в Москву. Он же и вложил начальные средства, помогая толковым ребятам раскрутиться. Федоров тогда работал в администрации района, откуда его и выдернул потом мой муж. Уже позже появился Сержиков, при каких обстоятельствах, я не помню. Он был моложе всех остальных учредителей, но ему доверили финансовые вопросы. Возможно, напрасно.
А теперь Матвеев в столице, Поддубного-старшего и Кирилла уже нет в живых. Из старичков остались только двое, и Федоров на правах главного решает править компанией по своему усмотрению.
Когда Илья проснется, я обязательно попрошу рассказать его все как есть, еще раз. И не только о фирме.
Вспоминаю Алину и жмурюсь, выталкивая смазливую брюнетку прочь из своей головы.
Все, она осталась в прошлом, не хочу копаться в той части жизни Ильи, которая была до меня. Слишком много всего за плечами у обоих, если не прекратить сейчас, мы утонем во взаимных обидах.
Илья поворачивается и, не открывая глаз, притягивает меня ближе к себе.
— Чего вздыхаешь?
Я поворачиваюсь к нему, утыкаясь в шею.
— Просто так.
— Ну ладно, — хмыкает, но не верит. И правильно делает. — Есть хочу. Холодильник пустой, как обычно?
Я киваю смущенно:
— Хотела сходить в магазин, но пришел…
Не называю имя вслух, и так обоим понятно, о ком речь. Илья подтягивается, и я, затаив дыхание, наблюдаю за тем, как плавно перекатываются мышцы под его кожей. В вечерних сумерках татуировка кажется только тенью, и я провожу по ней пальцем. Кожа под ней гладкая, горячая.
— Все, хватит валяться. Собирайся, поужинаем где-нибудь.
Поддубный перехватывает мою руку, целуя, и легко встает с дивана, на котором мы уснули полтора часа назад. Не стесняясь, идет в ванную, абсолютно голый, а я понимаю, что улыбаюсь, глядя ему вслед: так естественно он смотрится в моей квартире, точно жил здесь всегда.
Чтобы собраться, мне требуется гораздо больше времени, чем ему. Пока я сушу волосы после душа, Илья натягивает джинсы и устраивается на кухне с моим ноутбуком.
— Значит, моя секретарша — твой осведомитель? — перекрикивая шум фена, спрашивает Поддубный. Я смотрю на него через отражения зеркала и киваю головой:
— Только не вздумай ее за это уволить!
— Да теперь уже поздно. Знал бы, сразу не взял.
— Боишься, что она будет тебя сдавать?
— Боюсь, что уже сдает.
— Катька твой фанат, — улыбаюсь я, — и всегда на твоей стороне.
— Даже так, — Илья отрывается от ноутбука, — значит, поднимем ей зарплату и выпишем премию за преданность делу.
— Так, не увлекайся, — я шутливо тычу в его сторону расческой. Поддубный задумчиво смотрит на меня, и его взгляд, такой мужской, раздевает, проходясь сверху донизу:
— Саша, ты такая красивая.
— Если ты будешь продолжать, мы никогда не выйдем из дома, — теперь я смущаюсь стоять перед ним в одном белье, хватая рубашку и накидывая на плечи.
— Что тоже неплохо. Ладно, у тебя двадцать минут, пока я проверяю почту. Машину уже завел.
Я успеваю даже быстрее. В лифте мы целуемся, как подростки, и прижимаясь к Илье ощущаю, что он снова возбужден. Провожу рукой по молнии на его джинсах, но Поддубный перехватывает руку, качая головой:
— Ты сейчас точно оставишь нас обоих без ужина, — и оттого, с каким выражением мужчина говорит об этом, у меня в очередной раз сбивается дыхание.
Это так странно, когда давно знакомый тебе человек внезапно начинает возбуждать одним только своим присутствием. Сказанными фразами, касанием вскользь, дыханием, щекочущим шею, нечаянным взглядом.
Почему раньше с нами такого не было?
В ресторане Илья выбирает закрытую кабинку, разваливается на диване с мягкими подушками. Пока несут заказ, я пересаживаюсь на его половину, скидываю обувь и забираюсь к нему с ногами.