— Щенок! — Федоров порывается вскочить, но его обрубает Матвеев, разом превращаясь в того, кто он есть на самом деле: мужчину, сколотившего целое состояние в Москве, не взирая на трудности, врагов и прочие проблемы.
— Алексей, ты допрыгался. Я тебя просто так отсюда не отпущу, — а потом добавляет, обращаясь уже к Поддубному, — молодец, Илья. Сделал, как обещал.
И только после этого я, наконец, выдыхаю, опадая в кресле.
Глава 42. Илья
Я выхожу из офиса часов в девять вечера.
Задираю голову, чувствуя, как болят мышцы шеи, пробывшие сведенными от напряжения большую часть дня. Морозное небо над головой чистое и все усыпано звездами.
— Молодец, — рядом останавливается Никита Матвеев, затягиваясь сигаретой.
Запах кажется таким притягательным, что меня порывает попросить у него еще одну для себя, но я сдерживаюсь. — Не ожидал.
Я и сам не ожидал, но об этом Матвееву знать не полагается. Просто киваю.
— Когда твоего субподрядчика выпустят?
— На этой неделе точно.
Матвеев снова выдыхает дым в мою сторону:
— Значит, теперь у нас ты исполнительный директор?
Пожимаю плечами:
— Выходит, что так.
— Жду на этой неделе у себя, — говорит он и, пожимая руку, спускается в автомобиль, где его уже ждет прилетевший с ним водитель.
Провожаю взглядом машину и отправляюсь к своей, мечтая как можно быстрее оказаться дома.
Сегодняшний день нужно переварить, переосмыслить. Я прогоняю заново все, что произошло за последнюю неделю, и понимаю, что поражение Федорова это, по большему счету, стечение обстоятельств и его неосмотрительность.
Вряд ли он ожидал что кто-то из нас будет всерьез оказывать ему сопротивление: для каждого нашлись свои методы убеждения, и только со мной они не сработали. А я втянул Матвеева, заручившись его помощью.
Наша встреча прошла лучше, чем я ожидал, хотя до последнего сомневался, какое решение в итоге примет московский учредитель. Жизнь научила меня, что не стоит полагаться на обещания.
Но тут надо отдать должное Скворцову: если бы не его желание вмешаться в нашу игру, то у меня на руках не оказалось ни единого факта против Федорова. Хозяину «СМУ» наше слияние с «УютСтроем» было совсем не на руку, как и пятно на репутации, связанной с диверсией на «Палладиуме», выданное за простое обрушение.
Впрочем, и того, что я наскреб, оказалось недостаточно для того, чтобы обратиться в суд. Но Матвеев сегодня встал на мою сторону, а его имя и связи заставили Федорова сдаться, пусть и далеко не сразу.
В итоге все вышло даже лучше, чем я планировал. Уже подписанное нотариусом заявление лежит в налоговой, и обратного хода ему нет. Федоров лишился всех своих прав. Вряд ли он будет тягаться с такими людьми, как Матвеев и Скворцов, а я просто послужил катализатором, вызвав нужную нам реакцию.
По хрусткому снегу до машины, всего с десяток шагов. Холод обжигает непокрытую голову, жжет щеки.
Салон уже успел прогреться, и ощущая его тепло, я выдыхаю.
Блядь, неужели все? Напряжение, незримое давившеее на меня последние месяцы, в прошлом.
Звонит телефон, смотрю на неизвестный номер и отвечаю:
— Алле, — а в ответ слышу голос Олега, который от перевозбуждения глотает последние буквы в словах:
— Дуб, че происходит-то? Че случилось? Телефон вернули, обращаться начали вежливо. Ты кого там подмазал?
— Джоконда ты, Олег, — улыбаюсь в трубку, — выпустят тебя скоро.
— Нажрусь, как скотина, — хмыкает мой друг и добавляет, — и натрахаюсь.
И мы ржем, как два идиота.
Влади снова сидит в коридоре.
Я захожу домой, и она срывается, бросается мне на шею. Обнимаю ее, шумно втягивая воздух. Чувствую, как быстро-быстро стучит ее сердце, ударяясь в меня где-то на уровне живота.
Днем я видел, как тяжело Сашке дается этот спектакль, и теперь пытаюсь понять, как она вообще жила раньше? Вся обнаженная в своих эмоциях, нервная, переживающая за меня куда больше, чем за саму себя. Это читается в ее чуть подрагивающих ресницах, в искусанных пальцах, в нервном румянце, растекающемся по щеке.
От маски стервы, которой я ее наделил, не остается ничего: за выдуманным мной образом скрывается другой человек. Ранимый и одинокий даже в окружении друзей и родственников.
И единственное, чего я хочу, чтобы Сашка стала спокойнее. Чтобы стерлось вечная печать беспокойства, давно прописавшаяся на ее лице.
Я знаю, как тяжело ей далась смерть Кирилла. Знаю, через что пришлось пройти Сашке, когда она пыталась откачать своего мужа,а позже узнала о его изменах.
Я понимаю ее.
Понимаю, почему она боится потерять меня, уже испытав однажды это горькое чувство.
— Теперь все?
— Теперь все, — и увлекаю за собой в спальню.
Сегодняшняя наша ночь отличается от прежних: мы любим друга неторопливо, медленно. Я нависаю сверху над Сашкой, опираясь на локти, двигаясь в ней. Она прикусывает нижнюю губу с края, закрывает глаза, и все время держится за меня, не отпуская.
Языком касаюсь ее соска, втягивая его в рот и чуть прикусывая, заставляя Сашку стонать. И без того тяжелая грудь сегодня кажется еще полнее, и я рукой сжимаю вторую, ощущая тугой бугорок соска под ладонями.
В ней мне нравится абсолютно все: каждый изгиб, каждая линия тела.
Тугие мышцы, обхватывающие меня внутри нее.
То, как она двигается навстречу, выгибаясь в спине, не сдерживая вырывающихся звуков.
Насколько сильно Влади умеет переживать, настолько же сильно отдается, охватываемая страстью, обнаженная не только физически, но и душой.
— Я люблю тебя, — шепчет вдруг она, еще сильнее сжимая свои пальцы на моих плечах, — люблю.
И от этого признания ток пробегает по мне сверху вниз, теряясь там, где мы соединяемся телам.
— И я тебя, — признание так легко слетает с языка, будто только и ждало подходящего момента.
Столько лет, Сашка, столько лет.
Как долбанный черноволосый профессор из Гарри Поттера.
Глава 43. Илья
Две недели, оставшиеся до Нового года, пролетают в одно мгновение.
Я почти не бываю дома, урывками проваливаясь в сон; работы перед праздниками слишком много, а с уходом Федорова основная часть его обязанностей падает на меня.
Нужны люди, толковые, и Катя каждый день долбит эйчаров, чтобы те нашли нам еще управленцев, которым я мог бы доверять. Честно говоря, таких людей почти не бывает, и я требую чего-то сверхъестественного, но другого выбора нет.
Олега выпускают быстро, и я самолично еду встречать Суворова к отделению.
Не сразу узнаю своего друга: заключение явно не идет ему на пользу. Весь обросший, с щетиной, покрывающей рябое лицо, он курит одну за другой на крыльце.
— Братан, — бросается ко мне, хлопая по плечу крепко, — блядь, какое счастье свалить нахер из этого СИЗО. Давай быстрей, жрать хочу.
Я улыбаюсь, выруливая на дорогу.
— Может, вначале домой? Воняешь псиной.
— Иди ты нахер, Поддубный.
— Была у меня мысль закинуть тебя на пару месяцев в черный список, чтобы не доставал, теперь, видимо придется.
— Ну ты мудак, Дуб, — и смеясь, бьет меня в плечо.
С его появлением становится легче, но домой я все равно возвращаюсь в лучшем случае в одиннадцать, сминаю Сашку и падаю в кровать. Чаще всего мы созваниваемся с ней по телефону, а вечером сил на разговоры почти не остается.
Она обосновывается у меня, как и обещала, заполняя своими вещами ванную комнату, спальню, кухню. И мне кажется, будто в квартиру пустили жизнь.
С Алиной все казалось иначе: слишком красиво, даже искусственно, словно снимок для инстаграма или картинка с пинтереста, за которой нет ничего.
Я встречаюсь с ней случайно, в двадцатых числах декабря, обедая в одной из кафешек торгового центра.
Сижу, уткнувшись в телефон, и не сразу понимаю, кто занимает соседнее место напротив меня. Отрываюсь от еды и мысленно чертыхаюсь.
— Привет, Поддубный, — я киваю в ответ, делая большой глоток чая. Времени до следующей встречи всего ничего, и сорвать ее я не могу. Там не только мои интересы, но и Матвеева, с недавних пор активно интересующегося делами нашей фирмы.
— Здравствуй.
Она выглядит хорошо, даже слишком. Темные волосы стали еще чернее, длинные ресницы, искусно накрашенные глаза. В вырезе блузки откровенно виднеется линия между грудей, но это зрелище оставляет меня равнодушным. Неитересно.
— Как дела?
— Хорошо.
Протираю рот салфеткой, откладывая ее в сторону, и тянусь нажать на кнопку вызова официанта.
— Столько общего у нас с тобой было, а теперь и поговорить не о чем, да, Илья?
Ну бля.
Что я на такое должен отвечать?
— Алин, мне нужно идти. Извини меня, — добавляю, — за все. Просто будь счастлива с тем, кто это действительно оценит.
Она отворачивается, не говоря ни слова, а я бросаю на стол купюры, не дожидаюсь, когда к столу подойдут.
С прошлым надо рвать резко.
Уж девушки, делающие эпиляцию, должны это знать получше меня.
Матвеев готов вынуть из меня душу, решая развить бизнес в Москве. У него есть выходы на хорошие земельные участки, и он заставляет меня мотаться к себе по два раза на неделе.
Оставлять Сашку ужасно не хочется, но просрать такой шанс и его доверие будет глупо.
— Знаешь, без тебя здесь дико одиноко, — признается Влади, когда мы лежим ночью в обнимку. — Может, я побуду пока у родителей? Не хочу одна.
Я не возражаю: мне нужно еще немного времени, совсем чуть-чуть, чтобы разгрести завалы, и тогда я обещаю, что увезу ее с собой в любую теплую страну, в которую она ткнет на карте.
А пока Москва отнимает столько времени, лишая нас еще нескольких совместных ночей. Но я это обязательно все исправлю.
— Я надеюсь на тебя, Илья, — провожая меня в Домодедово, пожимает руку Никита, — жду тебя после праздников.
— Ненадолго расстаемся, — смеюсь в ответ, мечтая быстрее увидеть Сашу.