— Привет, Саша.
— Здравствуйте, — я помогаю ей снять шубу. Наше нерешительное топтание в коридоре прерывает моя мама. Она выходит с Мирой на руках и мигом оценивает ситуацию:
— Смотри, вот и вторая бабушка приехала на тебя полюбоваться, — и в голосе ее ни звучит ровным счетом ничего особенного, точно так все и должно быть.
Когда Илья появляется следом, мы все замолкаем. Даже Мира, сосредоточенно обсасывающая свой кулак, затихает, прижимаясь к моей маме.
— Привет, Илья.
— Это я позвала ее, — спешу влезть между ними, но муж не смотрит на меня. Забирает у бабушки Миру, целуя в макушку.
Первой реагирует моя мама, хватая меня за локоть:
— Иди гостей развлекать, стол пустой.
И мы оставляем их наедине, возвращаюсь в гостиную, где Олег уже начинает разливать шампанское по бокалам.
Я оборачиваюсь лишь на мгновение, чтобы посмотреть, как там Илья и дочка, и сталкиваюсь взглядом с его мамой. Киваю, подбадривая, и тихо закрываю за собой дверь в комнату. Им есть о чем поговорить.
Эпилог. Илья
Прошлый год принес столько перемен в мою жизнь, что я до сих пор еще иногда задумываюсь — а не приснилось ли?
Когда Сашка оказалась в больнице, я испугался.
Никогда не думал, что смогу переживать так сильно. Из-за женщины, из-за ребенка, который состоит пока из горстки клеточек и похож больше на маленькую кляксу, чем на человека.
Целых три гребаных недели я протаптывал дорогу в городскую больницу, где лежала Сашка. Единственное, о чем мы смогли с ней договориться — это отдельная палата. Менять больницу она отказалась наотрез, и я решил не спорить — вопрос непринципиальный.
Я запихивал в нагрудный карман ее палатному врачу купюры, каждый день начиная утра со звонка ему на личный номер, чтобы узнать о состоянии своей женщины — и, блядь, в этой огромной больнице меня знала уже каждая медсестра. Когда Влади выписали, я думаю, врачи закатили праздник в честь того, что больше не увидят мою рожу.
И фоном ко всему этому становится покорение Москвы. За год нам с Матвеевым удается совершить нереальный рывок и выкупить пару земельных участков. Теперь в первопрестольной возводятся два комплекса — «Атлантис» и «Капитал Сити», которые заставляют разрываться между городов, проводя большую часть рабочего времени в перелетах.
Никита с таким энтузиазмом впрягается в строительство, отодвигая в сторону другие свои дела, что я понимаю: на двух мы не остановимся, будет еще несколько, и уже в ближайшие месяцы все решится.
И все это время моя дочь растет на глазах, меняясь почти ежеминутно. Когда я забираю ее в августе из роддома, такую крошечную, в белом ажурном свертке, мне страшно брать Миру на руки.
Очень.
Сморщенное лицо, успевшее покраснеть от натужных криков, — вот так выглядит моя принцесса в нашу первую встречу. Я держу ее, не шевелясь, боясь уронить, забывая как разговаривать. Даже дышать боязно. А она кричит так пронзительно-громко, что я готов схватить медсестру, улыбающуюся рядом, лишь бы она сказала, что с ней все в порядке.
Саша прижимается к моей руке, целует в щеку:
— Не бойся, — и, признаться, я с облегчением отдаю ей сверток, наконец, начиная соображать.
Жена выглядит уставшей: ей пришлось делать плановое кесарево, и после операции она еще держится за живот, периодически морщась. Но она — все та же Саша, которую я люблю, в этом ничего не поменялось.
А теперь появилась еще и Мира, родившаяся за два дня до моего дня рождения. Словно подарок, на который я пока совершенно не рассчитывал.
И сейчас, когда ей полгода, она уже похожа на девочку, а не на бесполого пупса, укутанного в пеленку. Маленькая, со смешным бантом на повязке и в пышной юбке поверх подгузника. Цепляется за мою щеку маленькими пальчиками, и я осторожно отвожу ручку в сторону, продолжая разглядывать свою мать.
Снежная Королева вспомнила, что у нее есть сын.
— Она… похожа на тебя. Можно, я подержу?
Первый порыв — не давать. Ну какая из нее бабушка? Она и меня-то выбросила из своей жизни, когда я был еще пиздюком, словно балласт.
Но Мира тянется вперед сама, словно чувствует, что разговор идет о ней, и это удивляет.
Мама забирает из моих рук свою внучку, и лицо ее меняется, совершенно преображаясь. Честно, я уже забыл, что она может быть такой: с горящими глазами, шепчущей ласковые слова.
— Пойдем к гостям, — зову ее, но мама даже не слышит, полностью увлеченная Мирой.
Я заглядываю в гостинную и первым делом выискиваю глазами Сашку. Она смотрит на меня большими глазами: боится, что я буду ругать ее за этот поступок. На языке крутится язвительная фраза, но я молчу. Возможно, она поступила мудрее, чем я сейчас предполагаю, и это не просто гормональный всплеск кормящей женщины. Рано или поздно один из нас должен был пойти на поклон к другому, и сегодня выходит, что первой это сделала мама. Нам еще есть о чем с ней поговорить, но пока она не может наиграться с моей дочерью, я просто пододвигаю еще один стул рядом с собой, освобождая для нее место.
Жена встает, подходя ко мне, чтобы положить приборы, и мягко сжимает плечо, выдыхая в ухо:
— Я горжусь тобой, Илья.
Но я пока не отвечаю.
Гости не засиживаются надолго: когда Мира начинает капризничать, потирая глаза, первым сбегает Олег: этому парню еще явно далеко до роли отца.
Мама уходит еще раньше.
— Можно я буду к ней приезжать? — спрашивает, глядя на меня, но в ответ торопливо кивает Саша, выступая вперед:
— Конечно. Мира будет рада.
Я выхожу проводить ее на лестничную площадку, и пока лифт поднимается на наш этаж, мама говорит тихо:
— Спасибо, Илья.
— За что?
— За то, что оказался мудрее меня.
Киваю молча, не зная, что добавить.
Рано еще, чтобы принимать ее вот так просто, только из-за того, что она пришла к нам домой, первой закопав топор войны. Нужно переспать с этой мыслью, но пока я не хочу ни о чем думать. Просто не хочу.
Когда мы остаемся втроем, я помогаю Сашке загрузить в посудомойку все со стола, периодически прижимаясь к ней сзади.
— Подожди, сейчас уложу Миру, — и вытирая руки, она оставляет меня одного, подхватывая хныкающую дочь. Слишком много впечатлений для нее за один день.
Я жду, когда в дальней комнате стихнут звуки, выходя на застекленную террасу. Через реку как на ладони виден Кремль со светящейся перед ним яркой набережной, сплошь усеянной огнями. Где-то там скрывается еще один участок, который скоро станет нашим, и я размышляю, чем новый жилой комплекс будет отличаться ото всех прошлых проектов.
— Илья, — Саша проскальзывает ко мне, прижимаясь животом и грудью к моей спине, и я расслабленно закрываю глаза, ощущая тепло и хорошо знакомый запах. Теперь от нее пахнет шампунем и молоком, и, черт возьми, это возбуждает ничуть не хуже, чем духи с афродизиаками.
Может быть потому, что я точно знаю: эта женщина — моя. Целиком и полностью, и подтверждением нашей связи становится Мира, как продолжение одного целого.
Я разворачиваюсь, присвистывая: на Сашке только черное белье, с высокими трусами, скрывающими живот. Она периодически еще стесняется несовершенства своего тела после родов, но я каждый раз доказываю ей одно: для меня моя жена — идеальна.
— Ради такого продолжения стоило выдержать визит всех наших родственничков, — ухмыляюсь, проводя руками по ее плечам. Каштановые волосы распущены, как я люблю, и я накручиваю прядь на палец, продолжая разглядывать Сашу.
— Пойдем в спальню? — нерешительно переминается она с ноги на ногу, и я делаю то, что обычно: уношу ее на руках, ногой захлопывая за собой дверь на террасу.
Мы опускаемся с ней на кровать, откидывая в сторону одеяло, и Сашка перекатывается сверху, садясь на меня и заглядывая в глаза:
— Сегодня я буду главной.
— Только в кровати, — провожу руками по бедрам, заставляя женщину на мне выгибаться, откидываясь слегка назад.
Грудь, ставшая сейчас еще больше и желаннее, выделяется, подчеркнутая ажурным бюстгальтером. Я аккуратно сжимаю ее, щекоча соски, и Сашка стонет.
— Мира скоро проснется, так что у нас не много времени, — плавно двигаясь на мне, говорит она, но я не соглашаюсь.
Хватаю за руки, заставляя ее почти упасть на меня сверху и шепчу, поглаживая волосы на затылке, зарываясь в них рукой:
— У нас много времени, Саша, — и слышу, как она шепчет в ответ:
— Я люблю тебя.
И я отвечаю тем же.