Отовсюду доносились отрывистые, гортанные игровые кличи, и у Гвен мурашки побежали по спине. Она даже отсюда различала в толпе ценность игроков: вон десятка дерется с восьмеркой, о-о-о, а вон пятерка пытается одолеть семерку! Гвен чуть не прыгнула вниз, перемахнув через раму. Все остальные мысли исчезли бесследно. Она присмотрела себе парня-четверку: его как раз победили, и он лежал совершенно свободный, но, кажется, готовый еще к одному раунду, – и уже бросилась к двери, когда вспомнила, что вообще-то ей все еще нужна анима.
Мысль была очень досадная, и Гвен со стоном остановилась. Нил сказал, времени осталось мало, и, что бы он ни имел в виду, она нутром чувствовала: он прав. На улице похолодало, с озера дул ветер, игроки яростно орали, и от всего этого казалось, будто вот-вот случится что-то плохое. Нужно отыскать троих, о которых говорил Нил, – но что, если они тоже не захотят поделиться? Гвен закрутилась вокруг своей оси, пытаясь движением унять боль, которую доставляли ей победные вопли на улице и невозможность к ним присоединиться. Ну же, давай думай! Есть же какой-то способ разжиться анимой быстро и точно!
О… ого! Гвен расплылась в робкой улыбке. Еще раз подбежала к окну, чтобы убедиться. Точно! Посмотрев на изголодавшегося, бледного Нила, она теперь яснее замечала, что нездоровой худобой игроки похожи на него. Не считая тех, кому досталось яблочко от Рюрика, им, похоже, просто нечего было есть – вряд ли местные с ними поделились. Вот она, идея!
Гвен схватила первые попавшиеся корзины, мешки и связки овощей и потащила их в коридор. Раз мыши, дети земли, могли тут поживиться, значит, и ребята на улице могут. Они ведь тоже в каком-то смысле дети земли, но та их пока что не очень кормила! Выскальзывая за дверь, Гвен холодела при мысли, что кто-нибудь сейчас встретится ей в коридоре, но там по-прежнему было светло и пусто.
Переваливаясь, как утка, под тяжестью припасов, она спустилась по узенькой лестнице в хлев – и чуть все не выронила, когда вспомнила, что вот тут, на сене, какое-то время назад оставила спать Ульвина. Теперь его не было. А она ведь обещала не оставлять его одного, когда он спит, он же так испугался вчера, что она куда-то пропала, а теперь и сам куда-то делся. Наверное, бросился искать.
– Эй! – шепотом позвала Гвен. – Ульвин! Ты где?
Она как-то ухитрилась толкнуть плечом дверь в баню: может, они там с банщиком сидят и отвар пьют? В бане было темно и пусто, и Гвен пошла к коровам: может, Ульвин решил поспать у одной из них на теплой спине? Коровы мирно жевали сено, и ни следа белки вокруг них не было.
– Ульвин! – еще раз позвала Гвен чуть ли не во весь голос.
Ответа не последовало. Можно было бы бросить продукты и кинуться искать его по всему терему, но… Гвен безнадежно глянула на небольшое оконце, ведущее на улицу. Шум драки доносился даже сюда. Ульвин где угодно мог быть, например, решил погулять в ближайшем лесу. На зов не явился, в кладовке нет, – значит, искать его можно долго. А вдруг за это время кто-то заметит, что кучи продуктов не хватает, и остановит ее, и тогда она упустит такой шанс! Гвен решительно пошла к стене. С Ульвином ничего не случится, она потом за ним вернется, а пока что…
Единственная дверь на улицу вела через зал Рюрика, и пользоваться ею Гвен не собиралась. Сейчас она заработает столько анимы, что потеря небольшой крошки не будет так уж много значить. Она поставила на пол огромную корзину, которую держала в правой руке, на секунду сжала чайку и приложила заблестевшую золотом ладонь к стене под окном, в точности представив, чего хочет: дверь там, где ее и в помине не было.
Первый раз зачерпывать аниму из чайки было очень страшно, а второй – уже ничего. На стене загорелся четкий золотистый контур двери, Гвен толкнула ее, и та открылась. Она вытащила свою поклажу наружу и захлопнула дверку за собой. Контур тут же погас, но Гвен на всякий случай оставила себе лазейку на будущее: если понадобится, сможет увидеть и открыть эту дверь еще раз.
Она поморщилась от холодного ветра, который трепал деревья и покрывал озеро рябью, и потащила добычу ближе к берегу, туда, где горели покинутые всеми костры. Их пламя тоже приминал ветер, но до конца еще не погасил, и Гвен удобно устроилась около самого большого и жаркого костра.
– Игроки! – заорала она.
Ветер уносил ее голос, так что услышали только те, что дрались ближе всех. Они покосились в сторону Гвен, увидели еду и, забыв друг про друга, кинулись к ней с горящими от голода глазами. Гвен спокойно заслонила собой припасы.
– Соблюдайте порядок, – сказала она строго, как делали Ястребы, раздавая еду.
Игроки тут же остановились – за столько лет эти слова отпечатались в мозгу, и слушаться хотелось мгновенно, даже не думая, – Гвен по себе знала.
– Я дам вам еду, а вы поблагодарите меня от всей души, – пристально глядя на двух бедолаг, сказала Гвен. – Как в детстве благодарили, помните? Давайте попробуйте.
Она протянула одному из них сушеную рыбину, и он, мокро втянув слюну, пролепетал:
– Благодарю.
– Не так, – наставительно сказала Гвен. – Смотри мне в глаза и говори с чувством. Ощути благодарность всем своим сердцем. Понял?
– Ага. Благодарю, – выпалил он, преданно уставившись на Гвен.
И тогда она это почувствовала: слабую, еле теплящуюся искру, которая перешла к ней и коснулась сердца. Она протянула парню рыбину, и второй, вдохновленный его успехом, рявкнул «Благодарю!» так, что Гвен подскочила. Искра его анимы оказалась мощной: она коснулась сердца Гвен, и та шумно выдохнула. Парень получил рыбину побольше, а когда оба снова потянули руки, Гвен строго сказала:
– Нет. Это для остальных.
Слова опять подействовали волшебным образом – в Селении никто никогда не получал больше, чем другие, и Гвен с какой-то незнакомой жалостью подумала: «Обидно, что Рюрик понятия не имеет, как легко всеми этими беднягами командовать, если знать к ним подход». Она жестом велела парням, грызущим рыбу, отойти, и подозвала еще одну дерущуюся поблизости парочку.
Вскоре к ней потянулись и другие – организованно и тихо, в Селении драться за еду было строго запрещено. Поначалу Гвен приходилось объяснять им, как надо благодарить, но вскоре очередь самообучилась, и многие, понаблюдав за остальными, сразу делали все правильно. Гвен казалось, что ее сердце бьется все чаще, быстрее, как будто пробуждается от долгого сна. Анимы прибывало, благодарность изголодавшихся, промерзших игроков была слабой, но искренней, они, прямо как девочки, которым она рассказывала сказки в первые годы в Селении, отдавали едва ли не последнее, а потому это было в два раза более ценно.
Кстати, о девочках – один раз Гвен показалось, что она увидела вдалеке несколько девочек из ее игрового Селения, но они почему-то не подошли: глянули издалека, а потом одна из них сказала что-то остальным, и все вместе куда-то ушли. Пф! Ну и ладно.
Дела шли отлично, и Гвен успела раздать почти всю еду, когда из задних рядов раздался гневный оклик. Гвен подняла голову – и струхнула. Рюрик, распахнув двери своего терема, шел прямо к ней – видимо, увидел, чем она тут занимается, из окна второго этажа. Судя по его злющей физиономии, он понял, откуда у Гвен вся эта еда. Рюрик на ходу сделал движение, будто хотел выхватить из Тени оружие, – ишь, поднабрался от Ястребов! – и Гвен поняла, что настроен он серьезно. Она понятия не имела, что он сделает, если поймает ее, и узнавать не хотелось.
– Вон князь! – крикнула она, ткнув в его сторону пальцем. – У него остальная еда!
Очередь немедленно развернулась и кинулась к нему. Рюрик успел бросить на Гвен яростный взгляд, и его сразу заслонила стена бегущих игроков, а Гвен со всех ног бросилась в другую сторону.
Мимо замелькали костры и камыши, дома и деревья – она бежала вдоль озера, пока шум толпы не остался далеко позади. Гвен плюхнулась на песок и раскинула руки в стороны, глядя в неспокойное серое небо, по которому быстро плыли облака с темным подбрюшьем. После ровного, вечно одинакового неба над Селением зрелище казалось восхитительным – вечно бы смотрела. Но лежать было очень холодно, и Гвен с кряхтением поднялась. У воды выстроились красивые расписные домишки, и Гвен постояла несколько минут, морщась от жалости при мысли о том, с какой любовью и надеждой на будущее они были созданы. Она правда понимала, как Нилу и его таинственным друзьям хотелось создать чудесную сказку и жить в ней долго и счаст…
Ох. Гвен во все глаза уставилась на маленький дом вдалеке. Большинство домов здесь были просто деревянные с рисунками, а у этого оказались красные стены – такие яркие попадались редко. Нил говорил, в красном доме живет один из его друзей, у которого тоже есть анима, и Гвен, как завороженная, поплелась туда. Она думала, попасть внутрь трудно, но дверь была гостеприимно приоткрыта, и она просто зашла.
Комнат тут не было, дом напоминал те, которые в Чаще были построены до прихода матери Гвен. Сени, за ними – большая светлая горница, а дальше сразу лесенка на чердак. И таких странных украшений Гвен еще ни у кого не видела, а она у многих когда-то бывала в гостях. Полки с посудой, пучки сухих трав у всех висели, но не береста! А тут вся комната увешана обрывками – видимо, чем-то приколочены, чтобы не скручивались в трубочки.
На широкой лавке, застланной шелковистым алым одеялом, печально лежал мальчик лет тринадцати. Волосы у него были вполне отросшие, но все равно Гвен поняла, что он не из игроков: у него было взволнованное, исполненное какого-то глубокого чувства лицо. В Селении таких ярких выражений ни у кого не бывало – себе дороже привлекать внимание. При виде Гвен паренек повернул голову, с трудом оторвавшись от созерцания одного из листков бересты на стене.
– Привет, – дружелюбно сказал он. – Хочешь травяного отвара?
Да уж, точно не из Селения.
– Не, – сказала Гвен, растерявшись от внезапного гостеприимства.
Она думала, что красивые местные жители, к которым этот парень явно относился, при виде игроков запускают им чем-нибудь в голову, а потом запирают двери, чтобы еще кто-нибудь не влез.