– Эй! – крикнула Гвен и подумала: «Ну же, скажи хоть что-нибудь, чтобы их утешить». – Эй, ребята! Послушайте!
Ястребиные дети явно не понимали ни слова на чужом языке, но прямо впились в нее взглядами – даже непонятные слова были лучше, чем плач и грохот камней.
– Меня зовут Гвен. Гвендолин. И я понятия не имею, что нам делать. – Гвен вытерла нос и постаралась говорить уверенно, как мама. – Но мы хотя бы все вместе, да? Я так хотела быть особенной, но, кажется, мы все одинаковые, и мы совсем одни. Золотые земли победили, но нам это не особо поможет.
Гвен шмыгнула носом. Утешение получилось так себе: все начали реветь, сначала младшие, а за ними все остальные.
– Ладно, остров ведь просто утонет, а мы окажемся в воде, – забормотала она, но все равно получилось очень громко. – Может, тут можно куда-нибудь дойти?
Она посмотрела вдаль, где серело море. Ей показалось, что еще пять минут назад оно было дальше: наверное, вода уже залила берега. Воды для одного дня становилось слишком много, и Гвен устало села на ступеньку. Вокруг ревели, земля тряслась так, что в ушах начало звенеть, и ничего утешительного в голову не приходило. Вероятность того, что где-нибудь поблизости подвернется удобная крепкая земля, до которой можно дойти по дну, была равна примерно нулю.
– Не очень весело, да? – сказала Тень.
Гвен мрачно покосилась на нее. Появляться внезапно Тень, кажется, любила не меньше, чем подстраивать гадости. Выглядела она по-прежнему плоховато, но глаза злорадно сияли.
– Мир золотой магии, где все друг друга любят, – казалось бы, что могло пойти не так? – Она зубасто улыбнулась. – Все! Жизнь не состоит из одной только радости. В ней тонут острова, родители бросают детей, чтобы воевать на чужих землях, а мечты не исполняются.
Гвен прижала ладони к ушам, но тут земля нырнула вниз, и она схватилась за ступеньку, чтобы не упасть, хотя так и не разжала кулак, который был стиснут с тех пор, как она попала на остров. Тень рассмеялась:
– Нет, серьезно, где ваша хваленая анима, когда времена не очень хороши?
Гвен яростно зыркнула на нее. До нее медленно доходило, что остров правда утонет, и ей не хотелось, чтобы кто-то над этим еще и глумился.
– Сегодня я потратилась, но ничего, восстановлюсь. А остров мне больше не нужен, в мире меня накопилось столько, что источник уже не важен, – как ни в чем не бывало продолжила Тень, жадно глядя на нее. – Этот остров так пропитался печалью, что мне легче легкого было его разрушить. Я начала с пещеры, где меня столько веков держали. Ее прямо в клочки разорвало, – чтобы вырасти и идти дальше, приходится рушить свою колыбель, так уж жизнь устроена.
– Да заткнетесь вы или нет, – простонала Гвен.
– Как пожелаешь, – пожала плечами Тень.
Она исчезла, и остров встряхнуло так, что от домов начали отваливаться камни. Дети с криками прижались друг к другу. На площади уже яблоку негде было упасть – потихоньку сюда стянулись все, услышав, что тут есть люди. Гвен легла на ступеньку. Здание нависало над ней, подрагивая, и Гвен слабо улыбнулась. Она все равно не жалела, что пришла сюда. Волшебники ведь должны всех делать счастливыми, это их работа, а если не получилось, – ну, она хотя бы до конца останется с теми, кому не смогла помочь. Мама сделала бы так же.
– Крошка! – пронзительно крикнул голос у подножия лестницы, и Гвен вскочила, едва не скатившись по ступеням.
Маму вел под руку все тот же мужчина, предводитель любовнобольных. Его подданные, взрослые и дети, мелкими шажками шли за ним, хватаясь друг за друга. Сейчас эти дети, которых любили и воспитывали родители, ничем не отличались от остальных испуганных детенышей.
Земля вдруг просела на несколько метров – наверное, глубоко под водой сломалось что-то, удерживавшее остров на месте. Все с криками распластались на земле, чтобы легче было держаться, но движение, к счастью, остановилось, и Гвен поползла по ступенькам, обдирая колени об острые края. Добравшись до низа, она обняла маму изо всех сил. Та обняла ее в ответ, и на секунду все стало хорошо – пока Гвен не поняла, что руки у мамы холодные и дрожат, и смотрит она не на нее, а поверх ее плеча – на всех, кто здесь собрался.
Мама была в той шерстяной одежке, которую оставила Гвен, и от этого стала еще больше похожа на себя прежнюю – только грустную и подавленную, как никогда.
– Это я ее привел, – шепнул Ульвин, вдруг высунувшись из-за шерстяного отворота.
Гвен взвизгнула от счастья, вытащила его и прижала к себе.
– Вспомнил, что я вообще-то лесной дух, а она волшебница, – забормотал Ульвин, умиротворенно цепляясь за шубу. – Когда-то мы слышали друг друга, и я себе сказал: обязательно ее найду. И нашел! Они вон из тех скал спускались. На меня чуть не наступили, тут полно ног!
– Ты самый героический герой. – Гвен тронула его носом, и Ульвин нежно потерся носом в ответ.
Они сидели все вместе, обнявшись. Земля опять начала медленно, почти незаметно опускаться вниз, и морем пахло все сильнее – кажется, оно приближалось. Гвен разжала сведенный кулак, который не разжимала, даже когда пыталась не упасть, и, с трудом шевеля одеревеневшими пальцами, приколола чайку маме на воротник, туда, где ей было и место. Мама слабо, мимолетно улыбнулась и тут же снова поникла.
– У меня нет сил, чтобы хоть кого-нибудь отсюда перенести, – тихо сказала она. – Даже тебя.
– Ничего, – ответила Гвен и обняла ее снова. – Я сама сюда пришла. Главное, что мы вме…
Она замерла. Правда ударила ей в сердце с такой силой, что Гвен пропустила следующий толчок земли, только услышала краем уха, как закричали все вокруг. Здание, накрывающее своей тенью их всех, с грохотом содрогнулось, и Гвен подумала: «Сейчас развалится», но даже эта мысль не могла затмить самую главную, самую важную. Здание устояло, а Гвен, покачиваясь, поднялась и крикнула:
– Тень! Эй! Я знаю, что тебе нужно! Я знаю! Ну, где ты?
– Я здесь. И вряд ли ты своим умишком способна понять, что мне нужно, – сухо сказала Тень, вырастая у нее за спиной.
Гвен радостно уставилась на нее, пошире расставив ноги, чтобы легче было удерживать равновесие.
– Но я догадалась! Это моя работа – знать, что кому надо. – Гвен шагнула ближе. – Твоя сестра хотела сделать мир идеальным, но не понимала, что ты – повсюду. Грусть, страх, гнев всегда были и всегда будут. На самом деле ты все делаешь не для того, чтобы уничтожить аниму, а для того, чтобы она тебя поняла.
Пока она говорила, она слышала себя все лучше и не сразу поняла: просто тряска и грохот вокруг чуть притихли, зато где-то вода пробилась сквозь камни и полилась по улице. Дети зарыдали с новой силой, даже самые матерые игроки, но Гвен продолжала улыбаться.
– Серебряная магия – это слияние золота и Тени, так? Самая сильная и самая трудная магия – не твоя и не наша, а они вместе. – Тень молча слушала, и Гвен заглянула ей в глаза. – Покажи мне свое лицо. Свое настоящее лицо.
– Оно тебе не понравится.
– Мне все равно. Я хочу.
Тень нахмурилась, болезненно и как-то по-человечески, и медленно сменила обличье.
Глава 17Драгоценность
Гвен еле сдержалась, чтобы не отшатнуться. Тень выглядела точь-в-точь как ее мать, только бледнее и выше, – худая и измотанная, с синяками под глазами.
– Довольна? – отрывисто спросила Тень.
По ее взгляду Гвен поняла: она все верно сделала, это именно то, чего Тень хотела. И тогда до нее дошло кое-что еще.
– Ты… Ты это предусмотрела, – выдохнула Гвен. – Ты сказала, что сама создала Нила. Того, кто спас золотые земли. Ты хотела этого, хотела, чтобы Ястребы и золотые народы объединились.
– Ну наконец-то. Все так медленно соображают, – тихо и раздраженно сказала Тень, не глядя на сестру, только на Гвен. – А я так старалась! Райлан работал Смотрителем в Селении, где держали Нила. Я годами помогала Нилу не попасться, а Райлан получил от меня пророчество о том, что золотой стриж обрушит Империю. Он попытался предотвратить это пророчество, но в результате, конечно, сам поспособствовал тому, что у Нила все получилось. Ведь суть пророчеств в том, что они всегда исполняются, их нельзя предотвратить! Потом Ларри явился в мою пещеру, чтобы услышать свое пророчество. Я ему сказала: «Вся твоя жизнь зависит от этого задания. Ты можешь стать величайшим Ястребом, главное – не ошибись». И он не ошибся! Бедняга думает, что обдурил меня и пошел против моей воли, но вообще-то он все сделал ровно так, как было сказано. – Тень вздохнула. – Так утомляет быть самой умной и вечно ждать, когда до остальных дойдет очевидное.
Она покосилась на сестру. Та сидела на земле, обняв колени, и смотрела на нее.
– Ты всем подыграла, – прошептала Гвен. – И эта бумага, с которой так носился Маг. Он сказал, она была из будущего, а будущее – твоя вотчина. Ты ее прислала?
– Конечно я, – буркнула Тень.
– И ты сказала мне, как вернуть мать. Ты не убить ее хотела, а… Ты хотела помириться с ней, да? Как раньше, когда вы были просто вами, без всякой магии.
– Ну? – пробормотала Тень, наконец посмотрев на сестру в упор.
– Ну, – с вызовом ответила мама, и Гвен очень ясно увидела их обеих маленькими: задиристые и упрямые, любящие настоять на своем.
– Вы все друг другу доказали, и в глубине души вам скучно поодиночке. А теперь, ну, может… может, вы помиритесь? – с надеждой спросила Гвен.
– Если мы помиримся, то исчезнем, – рассеянно произнесла Тень, не отводя взгляда. – Но я бы этого хотела. Мне так надоело поражаться человеческой тупости!
– В смысле, исчезнете? – растерялась Гвен.
Вместо ответа Тень протянула руку, и мама не сразу, медленно протянула свою навстречу. Их ладони соприкоснулись и вспыхнули серебристым. Обе вздрогнули, но рук не расцепили. Судя по их лицам, вот так держаться за руки было приятно.
– Ты знала, что магия до того, как мы разделились, была серебряной? – задумчиво спросила Тень, и Гвен не сразу поняла, что она обращается к ней. – И очень редкой. Чем дольше живу, тем чаще мне кажется, что миру было бы лучше вообще без всякой магии. Люди не надеялись бы все время, что кто-то возьмет их за руку и скажет, что надо делать. Они от этого портятся.