– Не хочешь ли ты принять свой естественный облик?
Дара нахмурился.
– Это и есть мой естественный облик.
Манижа вздохнула.
– Нет, ты и сам это прекрасно понимаешь. Теперь это не так. Ифриты предупреждали, что твоя магия слишком мощна для этого тела. – Она похлопала его по руке с клеймом – светло-коричневой руке, которая сейчас не была охвачена огнем. – Ты ослаблен.
Их ковер опустился на песок. Дара не ответил, но и облик не изменил. Изменит, когда – если – объявится марид.
– А, вот и вы, союзники минувших лет.
Заслышав голос Аэшмы, Дара потянулся к длинному кинжалу, заткнутому за поясом. Костер выплюнул искры, и ифрит вышел им навстречу, обнажая в ухмылке черные клыки.
От этой улыбки Даре стало не по себе. Именно так теперь выглядел и он после каждого перехода: ярко-огненная кожа, золотые глаза, когтистые пальцы… Точная копия демонов, заключивших его в рабство. И то, что так выглядели все его предки до проклятия Сулеймана, ничуть не утешало, ведь не ухмылку предков он видел перед собой в последний момент перед тем, как зловонные колодезные воды сомкнулись у него над головой.
Аэшма вальяжно подошел. Он заулыбался шире, словно чуял недовольство Дары. Возможно, так и было – не то чтобы Дара скрывал свое к нему отношение. На одно плечо ифрит вскинул свою булаву – металлический молот примитивной формы, утыканный шипами. Аэшме явно нравилось, как его оружие действует на Дару, и не упускал случая напомнить тому о временах, когда булава была омыта кровью Нахид и Афшинов.
Союзник. Дара покрепче стиснул рукоять кинжала.
– Это кинжал? – Аэшма разочарованно поцокал языком. – Ты ведь можешь призвать смерч и отшвырнуть меня на противоположный берег, если только откажешься от этого беспомощного туловища, – в его глазах появился жестокий блеск. – Да и потом, если уж хвататься за оружие, всем хотелось бы оценить твой знаменитый бич.
Воздух накалился, и Манижа выставила между ними руку.
– Афшин, – осадила она, после чего обратила свое внимание к Аэшме: – Я получила твой сигнал, Аэшма. Что ты слышал?
– Все то же: шепот и предощущения, которые начались сразу после того, как ты вернула Бича к жизни, – ответил ифрит. – Мои товарищи выжгли все известные им места обитания маридов, но ответа не дождались. Однако возникло новое обстоятельство… – Он взял паузу, наслаждаясь вниманием. – Пери спустились с облаков, чтобы исполнить свою песнь предостережения и пустить ее по ветру. В ней поется, что мариды преступили черту, нарушили уговор и должны понести ответственность – а наказание им назначит существо низшего ранга, перед которым у них кровный долг.
Дара таращился на ифрита во все глаза.
– Ты что, пьян?
Аэшма усмехнулся, сверкнув клыками.
– Ах, извини. Я забыл, что в разговоре с тобой нужно подбирать выражения попроще. – Он стал говорить медленнее, издевательски растягивая каждое слово. – Мариды убили тебя, Афшин. Перед тобой у них кровный долг.
Дара замотал головой.
– Может, без их участия и не обошлось, но кинжал был в руках у джинна.
– И что? – вмешалась Манижа. – Вспомни, что ты рассказывал мне о той ночи. Неужели ты всерьез веришь, что какой-то малолетний Кахтани способен зарезать тебя без посторонней помощи?
Дара задумался. Его стрелы пронзили принцу горло и легкие прямо перед тем, как тот рухнул за борт, в пучину проклятого озера. Ализейд должен был быть дважды мертв, однако он взобрался обратно на борт с видом какого-то озерного мстителя.
– В таком случае, что имеется в виду под «кровным долгом»? – спросил он.
Аэшма пожал плечами.
– Мариды – твои должники. Что очень кстати, учитывая, что тебе нужно проникнуть в их озеро.
– Это не «их» озеро. Это наше озеро.
Манижа положила руку Даре на запястье, а Аэшма только закатил глаза.
– Когда-то озеро принадлежало им, – объяснила она. – Мариды помогли Анахиде построить Дэвабад. Тебе должно быть об этом известно. Считается, что драгоценные камни, которыми вымощен двор у Великого храма, были приняты в дар от маридов.
В школе Афшины не штудировали от и до историю своего народа, однако легенду о камнях слышал даже Дара.
– И как это поможет мне пройти через завесу?
– Забудь про завесу, – сказал Аэшма. – Задумайся, как водные твари путешествуют по горам и пустыням? Они перемещаются в природных водах… И давным-давно мариды обучили этому искусству твоих Нахид. – В его глазах сверкнула ненависть. – И это существенно облегчило им охоту на мой народ. Мы к пруду лишний раз не рисковали подойти из страха, что очередной Нахид-кровоотравитель вынырнет из глубины.
– Это безумие, – заявил Дара. – Ты предлагаешь мне выдвигать условия маридам – маридам, которые способны превратить речное русло в змея размером с горную цепь – на основании неких песен пери и мифах о какой-то особой магии, которую ни я, ни Манижа никогда не наблюдали воочию? – Он подозрительно прищурился. – Ты просто хочешь нам смерти, не так ли?
– Если бы я хотел твоей смерти, Афшин, я выбрал бы метод попроще, уж поверь, и мне не пришлось бы терпеть твое общество, – отвечал Аэшма. – Ты должен радоваться! Ты можешь отомстить убившим тебя маридам за собственную смерть. Ты станешь их Сулейманом!
Такое сравнение мгновенно остудило пыл Дары, и гнев сменился ужасом.
– Я не Сулейман, – выпалил он, отказываясь соглашаться с этими словами и покрываясь гусиной кожей от подобного святотатства. – Сулейман был пророком. Этот человек написал наши законы, даровал нам Дэвабад и благословил Нахид…
Аэшма расхохотался.
– Только посмотрите на него, как от зубов отскакивает! Не перестаю поражаться тому, как ловко вас натаскал Совет Нахид.
– Оставь его, – резко одернула его Манижа и снова повернулась к Даре. – Никто не предлагает тебе стать Сулейманом, – мягко заверила она его. – Ты – наш Афшин. Тебе не нужно притворяться кем-то другим. – Твердый взгляд Манижи внушал Даре спокойствие. – Но кровный долг – действительно хорошая новость для нас. Благословение, если угодно. Так мы сможем попасть в Дэвабад. К моей дочери.
Нари. В памяти Дары всплыло ее лицо. Ее разочарованный взгляд в ту ночь в лазарете, когда Дара вынудил ее пойти за собой, ее крики, когда его сразил меч.
«Шестьдесят четыре», – холодно сказал Каве. Шестьдесят четыре Дэва погибли из-за беспорядков, учиненных Дарой.
Он сглотнул образовавшийся в горле ком.
– Как мы призовем маридов?
Лицо ифрита озарилось злорадным весельем.
– Прогневаем их, – сказал он и повернулся. – Идемте со мной. Я нашел кое-что, с чем им точно не захочется расставаться.
Прогневаем их? Дара остался стоять на пляже.
– Госпожа… это будет очень опасно.
– Я знаю. – Манижа не сводила глаз со спины удаляющегося ифрита. – Тебе нужно совершить переход.
На сей раз Дара подчинился и отдался на волю магии. Ноги и руки охватило пламенем, вырвались наружу клыки и когти. Дара спрятал кинжал в ножны, сотворив другое оружие из дыма, клубящегося у него вокруг бедер. Он поднес плеть к своему лицу. Рукоять привычно лежала в руке, потеплев от жара ладони.
Чтобы Аэшма не забывал, на что Дара способен.
– Не верь ничему, что тебе скажут, – предупредила Манижа, вдруг занервничав. – Мариды – прирожденные лжецы.
Она резко развернулась на пятках и вслед за Аэшмой прошла сквозь огонь.
Дара некоторое время просто смотрел ей вслед. «Что они могут мне сказать?» – недоумевал он, но все равно отправился за ней. Тревожное предчувствие не отпускало.
За завесой дыма на песчаном пляже извивалась какая-то фигура. Это был мужчина, связанный по рукам и ногам. У него во рту торчал кляп. Сквозь скомканную тряпку слышались всхлипы, а запястья были изодраны в кровь в тщетных попытках освободиться.
Кровь красного цвета.
Манижа нарушила молчание первой.
– Человек? Ты собираешься призвать маридов с помощью человека?
– Не просто человек, – уточнил Аэшма. – А ревностный служитель маридам. Отыскать его было непросто – люди все чаще отказываются от религий прошлого. Но я увидел его, когда он проводил свои ритуалы во время прилива. – Ифрит с отвращением втянул носом воздух. – Он принадлежит им. Я это нюхом чую.
Дара нахмурился. Действительно, теперь и он это почувствовал.
– Соль, – сказал он негромко и посмотрел на человека изучающим взглядом. – И что-то еще… что-то мрачное… бездонное. Какая-то тяжесть.
Аэшма кивнул, размахивая булавой.
– Они поставили на нем свою метку.
Манижа с непроницаемым выражением лица наблюдала за человеком.
– Он действительно так важен для маридов?
– Очень важен, – заверил Аэшма. – В поклонении они черпают силу, а на земле не так много осталось тех, кто в них верит. Они очень огорчатся, если лишатся еще одного.
Только сейчас жуткий план Аэшмы приобрел кристальную ясность в голове Дары.
– Лишатся… Ты же не предлагаешь…
– Не я, – ответил Аэшма, пригвоздив их внимательным взглядом. – Если мои предположения о кровном долге неверны, помните, что мариды вправе убить того, кто посягнет на жизнь их последователя. – Он протянул Маниже свою булаву. – Идти ли на риск – тебе решать, бану Нахида.
Дара тут же встал между ними.
– Нет. Бану Манижа… есть же правила, – пролепетал он. – Наше племя никогда не шло наперекор законам Сулеймана. Этим мы и отличаемся от джиннов. Мы не вмешиваемся в жизни людей. И уж точно мы их не убиваем!
Манижа покачала головой и, словно решившись на что-то, хотела забрать у ифрита из рук булаву.
– Нам необходимо попасть в Дэвабад, Афшин. Время на исходе.
В груди зашевелился страх, но Дара опустил ее протянутую руку.
– Тогда это сделаю я.
Он не позволит бану Нахиде взять на себя такой грех.
Манижа помедлила. Она постояла, вытянутая, как струна, напряженно поджав губы, затем кивнула и отступила на шаг назад.
Дара принял булаву и направился к человеку, стараясь не слушать его всхлипы, не слушать голос, крича