Заметив убийственное выражение лица Гасана, Мунтадир решил вмешаться и подошел к ним ближе. Он выглядел болезненно, его глаза в ужасе шарили по залитой кровью улице и тлеющим зданиям.
– Аба, это был долгий день. Позволь мне отвезти ее во дворец.
– Отличное предложение. – Гасан не сводил с нее глаз. – Ты права, бану Нахида, – дипломатично продолжил он. – Ты действовала из лучших побуждений. Уверен, что твои действия были продиктованы исключительно желанием спасать жизни. – Он пожал плечами. – Возможно, однажды Дэвы даже забудут, что ты нарушила главное правило кодекса Сулеймана.
Нари не отступала.
– А моя больница?
– Можешь продолжать свой проект, но сюда ты не вернешься до его завершения. – Гасан бросил взгляд на Али, все еще стоявшего на коленях. – А ты не покинешь его, пока не получишь распоряжения. Отряд гвардейцев, и не тех, кому умудрилась заплатить ваша мать, арестует тебя в противном случае.
Он перевел взгляд с Али на Нари.
– Думаю, нам лучше дистанцировать вас друг от друга. Если вам нужно обсудить работу, можете сделать это через гонца… Который, уверяю вас, будет служить мне верой и правдой.
Мунтадир схватил ее за руку и потащил прочь.
– Мы поняли, – бросил он на ходу, замечая горящее в ее глазах неповиновение. – Нари…
– Я не закончил, – прервал его Гасан, и от его голоса у нее стыла в жилах кровь. Но его внимание было приковано к Али. – Бану Нахида, возможно, действовала из лучших побуждений, но не ты. Ты ослушался меня, Ализейд, и я знаю, кто науськивает тебя и подкидывает деньги. Сегодня же я положу этому конец.
Али вскочил на ноги, его глаза горели.
– Прошу прощения?
Гасан смотрел на сына в ответ.
– Ты ясно дал понять, что твоя жизнь ничего для тебя не значит, но нельзя же действовать так беспечно, не думая, что причинишь боль другим. – Выражение его лица стало резче. – Так что ты сам и скажешь сестре, что она больше никогда не увидит свою мать.
Он развернулся на пятках и зашагал к своей лошади.
– Каве, снаряди корабль. Королева Хацет завтра уезжает в Та-Нтри.
24Дара
Озеро, выжженное Дарой полгода назад, уже восстанавливалось. Рана, проделанная в его ложе, была едва видна под густой сетью бирюзовых водорослей, которые тянулись и свивались друг с другом, переплетаясь, как кружева. Окружающие деревья почернели, превратившись в скелеты, а сам пляж был покрыт пеплом и усеян мелкими костями водных обитателей. Но вода возвращалась, холодная, голубая и чистая, как стекло, хотя едва доходила ему до колен.
– Ты думал, рана не заживет?
Дара вздрогнул от звука хриплого голоса марида. Им было велено вернуться сюда, но он не знал, что они найдут.
– Я думал, это займет больше времени, – признался Дара, сцепив руки за спиной и глядя за горизонт.
– Воду не остановить. Она вечна. Всегда возвращается. Мы возвращаемся.
Марид уставился на него мертвыми глазами. Он все еще был в обличье мертвого приспешника, чье тело превратилось в обесцвеченные солью кости и гниющие хрящи в тех местах, где не было защищено панцирем и чешуей.
– Вода точит горы и питает новую жизнь. Огонь же гаснет.
Дара ответил равнодушным взглядом.
– Знаешь, я вырос на историях, где мариды появлялись в образе красивых русалок или ужасных морских драконов. Этот разлагающийся труп – настоящее разочарование.
– Ты мог бы предложить мне себя, – легко ответил марид, и раковины его панциря щелкнули друг о друга на пронизывающем ветру. – Дай мне свое имя, дэв, и я покажу тебе все, что ты пожелаешь. Твой потерянный мир и убитую семью. Твою Нахиду.
Ледяной палец провел по его позвоночнику.
– Откуда тебе известно о Нахиде?
– Она была в мыслях и воспоминаниях дэва, которым мы овладели.
– Дэва, которым вы… – глаза Дары сузились. – Ты имеешь в виду мальчишку, с помощью которого убил меня? – Его губы скривились. – Ализейд аль-Кахтани не дэв.
Марид как будто замер, даже раковины и кости затихли.
– Почему ты так говоришь?
– Он джинн. По крайней мере, так называет себя его жалкое племя.
– Понятно, – протянул марид после еще одной минуты задумчивого молчания. – Неважно. Джинн, дэв… вы все одинаково слепы и разрушительны, как стихия, тлеющая в ваших сердцах. – Он провел костлявыми руками по воде, заставляя мелкую рябь танцевать. – Ты скоро покинешь мой дом?
– Таков план. Но если вы попытаетесь обмануть меня, вы должны понимать, что я сделаю. – Дара пригвоздил марида взглядом.
– Ты ясно изложил свои намерения. – Между пальцами марида промелькнула пара крошечных серебряных рыбок. – Мы вернем тебя в твой город, Дараявахауш э-Афшин. Надеюсь, ты ограничишься кровью, пролитой там, и никогда не вернешься в наши воды.
Дара проигнорировал эти слова.
– А озеро? Ты справишься с заклинанием, о котором я спрашивал?
Марид склонил голову набок.
– Мы разрушим вашу каменную башню. И тогда разорвем все связи. Мы больше не будем нести ответственность за то, что делает ваш народ.
Дара кивнул.
– Хорошо.
Он отвернулся и, увязая ботинками в мокром песке, возвращался в лагерь, который они разбили на зеленом утесе, расположенном поодаль от воды. По предложению Дары они собрали вещи и покинули свой горный лагерь меньше чем через неделю после смерти Мардония. Хотя медный туман к тому времени рассеялся, само его существование вызывало в его рядах вопросы, на которые он не мог ответить. Поэтому они переехали, выжидая последние недели перед Навасатемом.
И вот через три дня начнутся церемонии в честь празднования нового поколения. Через три дня они войдут в эту воду и будут доставлены обратно в Дэвабад. Через три дня он будет дома. Через три дня он увидит Нари.
Через три дня на твоих руках снова будет кровь тысяч.
Он закрыл глаза, пытаясь отогнать эту мысль. Дара никогда не представлял, что будет так несчастен накануне завоевания, о котором мечтал веками. Он ведь был Бичом Кви-Цзы, хитрым Афшином, который годами не давал покоя Зейди аль-Кахтани. Тот дэв был отважным мятежником, горячим предводителем, который собрал осколки своего племени и объединил свой народ, пообещав им лучшее будущее. Будущее, когда они ворвутся в Дэвабад победителями и посадят Нахид на трон в виде шеду. Тогда и у него самого были тихие, спокойные мечты. Мимолетные фантазии о том, чтобы вернуть себе дом, найти жену и растить детей.
Ни одна его мечта никогда не сбудется. За то, что сделал Дара, за то, что он собирался сделать, он не имел права на мечты. Но у Нари и Джамшида тоже были мечты. И у его солдат. Их дети станут первыми Дэвами за века, которые вырастут, не зная гнета чужеземного ига.
Он должен был верить в это.
Солнце за горами вспыхнуло багрянцем, и из освещенного костром лагеря донесся глубокий, ритмичный барабанный бой, отвлекая от мрачных мыслей. Их группа собиралась, пока Манижа готовилась к церемонии заката у импровизированной купели огня. Ею служила простая медная чаша, стоявшая на каменном круге, и Дара невольно подумал о великолепной сверкающей купели в Великом храме Дэвабада.
Он присоединился к шеренге усталых солдат, погрузил руки в горячий пепел жаровни и провел им по рукам. Собравшиеся выглядели подавленными, но это было неудивительно. После смерти Мардония большинство его воинов впервые увидели, на что способен зульфикар. Добавьте к этому слухи о паре, убившем скаутов Гезири, который неумолимо распространялся, и это создало напряженную, гнетущую атмосферу в лагере.
Манижа поймала его взгляд и поманила к себе.
– Ты нашел марида? – спросила она.
Он сморщил нос.
– Разлагается на камнях на другом берегу, все так же самоуверен. Но мариды готовы нам помочь. Я намекнул, какие будут последствия, если они нас предадут.
– Я не сомневаюсь, что он тебя понял.
В черных глазах Манижи мелькал озорной огонек. На следующее утро после их ссоры она снова сменила гнев в адрес Дары на милость. Оно и неудивительно. В конце концов, она победила в споре, поставив его на место несколькими точными словами.
– А ты готов?
Его ответ был автоматическим.
– Я всегда готов служить Дэвам.
Манижа коснулась его руки. У Дары перехватило дыхание от магической волны спокойствия, принесшей пьяную легкость, прокатившуюся через него.
– Твоя преданность будет вознаграждена, мой друг, – тихо ответила она. – Я знаю, у нас были разногласия, и я вижу, что ты на грани отчаяния. Но наш народ узнает, что ты для них сделал. Все до единого. – В голосе звучало напряжение. – Мы в долгу перед тобой, и за это я обещаю тебе, Дара… Я позабочусь о том, чтобы ты обрел счастье.
Дара моргнул, и те чувства, которые он старался заглушить на обратном пути, снова готовы были перехлестнуть через край.
– Я не заслуживаю счастья, – прошептал он.
– Это неправда. – Она коснулась его щеки. – Верь, Дараявахауш э-Афшин. Ты – дар свыше и спасение нашего народа.
Противоречивые эмоции бушевали в его сердце. Видит Создатель, ему хотелось верить в ее слова. Снова всем сердцем посвятить себя вере, которая когда-то давалась легко, а теперь казалась непостижимой.
Вот и заставь себя. Дара уставился на Манижу. Ее старая чадра и потертая медная чаша, стоявшая перед ней, были далеки от великолепного церемониального одеяния и ослепительной серебряной купели, содержавшейся в Великом храме, но она все еще бану Нахида, избранница Сулеймана, избранница Создателя.
Ей удалось успокоить его смятение.
– Я постараюсь, – пообещал он. – Кстати… Я хотел бы сделать кое-что после церемонии. Подарок, чтобы всем в лагере поднять настроение.
– Звучит восхитительно. – Она кивнула остальным, сидящим на траве. – Присоединяйся к товарищам. Я хочу произнести речь.
Дара сел рядом с Иртемидой. Манижа подняла руку в благословении и склонила голову вместе с остальными, сложив ладони перед собой. Изумруд его кольца поймал уходящий свет, мерцая сквозь копоть, покрывающую его пальцы. Дара наблюдал, как Манижа совершает обрядовые движения, наливая свежее масло в стеклянные лампады, качающиеся на поверхности кипящей воды, и поджигая их палочкой горящего кедра. Она прижала ее ко лбу, пометив лоб священным пеплом, и закрыла глаза. Ее губы зашевелились в безмолвной молитве.