Да, рынок не был ее рощей; теперь она точно знала, что Телами была права, когда предупреждала ее об опасностях города — мужчины, сложенные как Павек, попадались на каждом шагу, одинокая женщина исчезла бы здесь быстрее, чем капля росы рано утром. Она сама не заметила, как панически вцепилась в ручку тележки, а ведь поначалу она едва держалась за нее.
Один из фермеров крикнул, что у него украли нож. Он рванулся было в извилистый переулок, собираясь схватить вора. Йохан бысто вмешался, оттащив фермера обратно к тележке, и угрюмо глядя на дюжину местных жителей с твердыми, хмурыми лицами, которые появились из ниоткуда, готовые поддержать вора, но не их.
— Ничего не произошло, — громко сказал Йохан угрюмой банде.
— Но мой-, — бедный фермер подавился словами, когда Йохан ткнул его в грудь, чтобы утихомирить.
— Все, вперед. — Йохан сказал таким тоном, который она никогда не слышала от него.
— Мы не должны были приходить сюда, — прошептала она ему.
Он ответил ворчанием, которое могло означать все, что угодно, потом резко развернул тележку влево. По заваленному мусором переулку они подошли к вывеске, на которой был изображены лев и пестик, он заметил ее во время небольшой стычки.
— Ждите здесь, — приказал он фермерам. — Кричите и погромче, если что-то случится.
Йохан сжал ей руки и они вместе вошли в пыльную, неопрятную лавку. Владелица, женщина-человек неопределенного возраста, отпрянула от стола, на котором лежала колода карт, с помощью которых предсказывали судьбу. Длинный красный халат, надетый на нее, мог бы принадлежать очень зажиточной женщине, но шелковая вышивка, когда-то украшавшая халат, давно исчезла, зато появились пятна от вина и многочисленные дыры.
— Что бы вы хотели? — спросила она голосом, огрубевшим от слишком большого количества вина и слишком малого свежего воздуха.
— А тебе надо спрашивать? — Йохан жестом показал на гадательные карты.
Акашия узнала в его тоне ту обычную грубость, с которой все обращались друг к другу в городе. Она и сама так говорила с одетыми в желтое червями. Ее это не заботило, или, точнее, не заботило до тех пор, пока она не стала относиться к Просто-Павеку как к человеку, а не как к темплару. Но теперь ее это покоробило, так как она разглядела, со второго взгляда, что эта женщина была ненамного страше ее самой. Но лавка была наполнена странными, неизвестными ей вещами, в некоторых из них она почувствовала магию, и было так душно, что она не могла использовать Путь; так что она осталось стоять рядом с Йоханом и смотреть.
Владелица в недоумении подняла плечи. — Любовное зелье?
— Дыхание Рала, — рука Йохана бысто отпустила ее; похоже старый дварф смутился.
— Тогда вы пришли не в то место. Никогда не продавала порошки для детей. Никогда не буду. — Потом, уставившись прямо на живот Акашии, она горько и пьяно расхохоталась. — Удачи. Вам она очень понадобится.
— Почему? — спросила Акашия, мгновенно позабыв предостережение Йохана молчать, пока они находятся в лавке.
— Вы не найдете его нигде, вот почему. Он исчез. Старое Дыхание, Новое Дыхание, хорошее и плохое: исчезло все. Или продано или конфисковано желтыми одеждами.
— Конфисковано?
— Ты где была, девчонка? Уже семь недель, как придурки-глашатаи каждое утро орут как резанные, что порошок подделали. — Она выругалась и вытерла нос грязным рукавом. — Он никогда и не действовал по настоящему, только на детей и стариков. Но сейчас он исчез.
— У тебя есть хоть чуть-чуть? — мягко спросила она.
Ладонь Йохана взяла ее локоть в тиски.
— Все конфисковали. В городе не осталось ничего. Если у тебя есть, держи это подальше от меня. Не приноси мне ничего из проклятой желтой таможни. Не хочу, чтобы желтяки выгнали меня из дома и отняли лавку.
Женщина глубоко вздохнула и обвела взглядом единственную маленькую комнатку своего заведения. Ругая себя за собственную глупость — она пыталась общаться с продавщицей на эльфийском рынке, как будто та была жительницей Квирайта — Акашия усилила свою ментальную защиту. Но женщина не была Мастером Пути, отсутствующее выражение на ее лице было как продуктом Тирского шторма, так и диких, безумных мыслей, проносившихся в ее голове.
— Так ты, сучка, пришла сюда, чтобы принести мне неприятности? — крикнула она. Ее глаза прояснились, она яростно уставилась на Акашию, наполненная гневом и яростью. — Ты хочешь напустить на меня желтых, стерва? Ты хочешь захапать мое место и мою торговлю? — Она опять выругалась и бросилась вперед, опустив голову и подняв кулаки. — Щас я покажу тебе неприятности. Я выцарапаю тебе глаза и у тебя будет неприятностей выше крыши…
Когда бушующая женщина оказалась перед ошеломленной Акашией, Йохан резко сделал шаг вперед и очутился между ними прежде, чем они успели вцепиться друг в друга.
— Никаких неприятностей, — сказал он, отступая назад аккуратными, точными шагами и спиной подталкивая ее к двери.
— Прошу прощения, — виновато извинилась она, когда они опять очутились на улице.
Крики одетой в красное женщины постепенно стали тише, перешли в бормотание, но они все еще слышали, как она носится по своей крошечной лавке. Потом ее пальцы с острыми ногтями просунулись через занавес на двери, отбросили его в сторону и ее приземистая, расплывшаяся фигура показалась из-за него.
— Убирайся, сука! Убирайся, слышишь меня! Ищи неприятности в другом месте.!
Квириты с готовностью подчинились. Йохан схватился за ручки тележки и, не говоря ни слова, стремительно пошел по улице. Как только они смешались с толпой, Акашия снова виновато прошептала ему. — Это моя вина.
Йохан только сжал губы покрепче и так нажал на ручки тележки, что чуть не сломал их. Она вообще никогда не видела его таким, он был зол, очень зол, и вся его злость была направлена на нее, и он даже не мог найти слова, чтобы выразить ее.
— Я стыжусь сама себя. — Она сказала то, что, по ее мнению, хотел сказать он, что ей надо услышать. — Я сделала ужасную ошибку, я думала, что так как она моего возраста, она женщина как я и —
— Ничего не говори, это все, — проворчал Йохан. — Дай говорить мне. Говорить все.
— Теперь я не забуду, — уверила она его. — Но смотри, кое-что мы узнали. Король-Лев конфисковал оставшееся Дыхание Рала. Он должен знать, что оно было подделано. Слова Павека…
— Нет и не может быть никаких «должен» об Урике и льве. Мы еще ничего не знаем.
Так они и шли в полном молчании вдоль улицы, пока она не заметила вывеску с пестиком и львом на доме, стоявшем в узком переулке, сразу за перекрестком.
— Может быть попробуем здесь? — спросила она. — Я клянусь, что не скажу ни слова.
— Смотри, — ответил Йохан так же решительно, как и тогда, когда он выручал их из уличных столкновений.
Потом, закатив свою тележку в не такой уж оживленный переулок и оставив обоих фермеров снаружи сторожить ее, они вместе вошли в магазин.
Второй аптекарь оказался эльфом, высоким, худым и подвижным, как настоящий кочевник, с чистым, ясным взглядом — и совершенно не похожим на ту женщину в красном халате. Его магазин был больше и намного лучше обставлен, вдоль стен шли аккуратные полки с бутылками и ящищками, на каждом из них были ярлычки с описанием содержимого и симптомов, при которых надо их применять.
На одном, самом маленьком ящике была нарисована зевающая луна и плачущий ребенок, у которого резались зубки. Она слегка подтолкнула локтем Йохана и указала взглядом на этот ящик. Он мгновенно понял намек.
Йохан и владелец аптеки тщательно соблюдали все грубые формы разговоров Урикитов. Они торговались, обмениваясь оскорблениями и хитрыми намеками, но результат был один — у аптекаря не было товара под названием Дыхание Рала, а его ящик, который она заприметила был, по его словам, «пуст как могила нашего лорда Хаману». И эльф оказался совершенно не заинтересован в приобретении всего того, что они могли ему предложить.
— Слишком много проблем, — настойчиво сказал он. — Если у вас будут проблемы, идите к хирургу, целителю или купите что-нибудь, что работает, — тут он жестом указал полку с бутылками с желтой жидкостью, на каждой бутылке было спящее или улыбающееся лицо.
— И это не привлечет ничьего внимания? — недоверчиво спросил Йохан.
— Это всегда мудро, разве не так? Кто, кроме дурака, захотет привлекать к себе внимание?
Йохан указал на пустой ящик из-под Дыхания Рала. — Дурак с ребенком, у которого режутся зубы? Всегда есть матери с такими детьми и всегда есть отцы, которые достают средство от боли. И как аптекарь с лицензией глядит им в глаза, если желтые черви-темплары забрали весь его товар?
На какое-то мгновение Акашии показалось, что эльф собирается ответить им, и, быть может, сказать что-то полезное, но тут снаружи раздались крики. Она мгновенно узнала голоса фермеров Квирайта, искаженные страданиями, и испугалась самого худшего. Эльф ничего не знал ни о фермерах, ни о тележке с зарнекой, которую они охраняли, но пришел к тому же выводу.
— Убирайтесь, — потребовал он, сделал угрожающий шаг к ним и двери, но тут же со стоном рухнул на землю, прижав руки к вискам.
Она тоже почувствовала ментальную атаку: обжигающая боль, которая белой молнией ударила ее в глаза и зарокотала в ушах. Она угрожала поглотить все ее самосознание, но это было не самое худшее, с чем она могла столкнуться: когда Бабушка обучала ее Невидимому Пути, она научила ее отражать и не такие удары. В тот же миг, когда на нее напали монстры из ночного кошмара этого мыслеходца, Акашия успешно возвела вокруг себя могучую крепость. Атака разбилась о бастионы крепости, которая, как это в природе Невидимого Пути, образовала сферу вокруг ее тела, которая заключила в себя и Йохана с аптекарем, которые лежали на полу, крича от страха.
Сила невидимой атаки была в том, что вторгшиеся в память жертвы чудовищные образы продолжали разрушать сознание даже после того, как сам мыслеходец отступил. Акашия сумела построить свою крепость еще до того, как вторгнувшиеся твари укрепились в ее сознании. Затем она вышвырнула их одного за другим.