Яска сузила глаза. Отвернулась.
– Ты можешь держать в страхе наш хутор, – сказал мужчина, глядя прямо перед собой. – Ты можешь однажды перебить патрульных. Но что… что ты сделаешь, если прилетит звено?
– Звено? – Развияр наконец-то выпустил подбородок рукодельницы. – Конечно, прилетит. Но я не сказал вам всего: в лесу появились гекса. На Желтой Проплешине, так сказали стражники.
Мужчина молча взялся за голову.
– Гекса съедят нас, а потом их перестреляют сверху, – трясущимся голосом проговорила женщина. – Со всех сторон смерть. А дети… Дома… Хутор…
– Смерть повсюду, – небрежно сказал Развияр. – Ты могла умереть уже сто раз: в младенчестве от простуды, в детстве от голода, утонуть, разбить голову, заболеть, повеситься. Но ты до сих пор жива. По-моему, это повод для радости.
В двери замерла девчонка в короткой рубашке. Смотрела на него круглыми голубыми глазами.
Хозяин был прав: они держали в страхе весь хутор. Уходили, возвращались, пережидая облавы с воздуха. Взимали дань в виде одежды, еды, оружия и припасов. Ночевали в доме Акки, вдовы, и ее отца: это был лучший дом во всем хуторе. Никто не смел перечить Развияру: он легко взял власть над этими людьми. Он мог бы стать бароном на этом маленьком хуторе, если бы захотел.
И если бы их не преследовали, не искали, не высматривали. Если бы не приходилось тратить время и силы на маскировку, прикрытие, маневр. Имперские патрули никак не желали упускать след мятежного мага; весь Пузатый Бор, все городишки и села были прочесаны будто частым гребнем, и только до зарывшегося в землю хутора под самым лесом до сих пор не дошла очередь.
Пока.
Нападение на патруль было невиданной дерзостью. Развияр знал: только в нападении можно уцелеть. Прячась, скрываясь, обороняясь – всего лишь оттянешь неминуемый конец.
В дерзости – спасение.
– Я сделал все точно. Все по чертежу. Но у меня ведь нет опыта, я никогда прежде за такое не брался…
– Спасибо, мастер, – сказал Развияр. – Давай-ка примерим.
Большое седло из кожи печорки легло на спину Лукса. Затянулись ремни под белым мягким брюхом. Развияр подтянул стремена, нарочно стараясь не спешить. Тугие полоски кожи, круглые железные пряжки не поддавались без усилия.
– Как? – спросил у зверуина.
– Пока не знаю, – тот повернулся направо и налево, будто желая внимательнее рассмотреть свой хвост. – Сядь, тогда будет ясно.
Они вышли из кожевенной мастерской; ремесленник поспешил за ними. На улочке хутора – тропинке среди поросших травой крыш – Развияр уселся в седло. Второй раз в жизни сел в настоящее седло на спине Лукса.
– Сюда можно привешивать багаж, – сказал кожевник. – Вот колечки. Если понадобится, оружие…
– Понадобится, – кивнул Развияр. – Лукс, как?
– Жестковато. Будет тереть. Во-первых, надо подседельник.
Развияр обернулся к кожевнику.
– Вы ничего не говорили о подседельнике, – пробормотал тот, бледнея.
– Во-вторых, – продолжал Лукс, – надо вот здесь изменить форму… Ну-ка, сними, я покажу.
– Много менять?
– Порядочно.
– Мастер, – улыбаясь, сказал Развияр кожевнику. – К завтрашнему утру вся работа должна быть закончена. Успеешь?
– Да, – тот мелко закивал головой. – Конечно.
Облака, угловатые, изломанные, все так же неслись по небу. Развияр чувствовал их, даже не видя.
– Ветер южный.
Яска прижалась к его плечу. Заглянула в глаза; вдруг лизнула его ухо, смешно, щекотно, теплым языком.
Он обнял ее одной рукой.
– Развияр, послушай, – зашептала она, все плотнее к нему прижимаясь. – Я… сегодня… это было…
Он понимал. Она страшно устала сегодня, она пережила гибель родных. Она была палачом. Она выплакалась, как могла, и теперь хотела просто согреться. Банка со светлячками освещала теплым светом комнату, где не было ничего, кроме колченогого стола и тюфяка, набитого сухими листьями. Пахло осенью; Яска не нуждалась в словах. Она была необычайно чутка к прикосновениям.
– Развияр…
Он задержал дыхание. Все сделал, что мог? Все. Иначе нельзя.
Нежно коснулся ладонью ее макушки:
– Сегодня я хочу, чтобы ты ушла.
Она чуть отстранилась. Жалобно полуоткрыла рот:
– Развияр!
– Уходи, Яска, – сказал он с тяжелым сердцем.
– Ты позовешь эту корову в кружевах!
Яска казалась сейчас даже моложе своих лет. Смертельно обиженная девчонка.
– Да. Она мне нравится.
Яска закусила губу и вдруг ударила его по щеке рукой с растопыренными пальцами. Острые ногти царапнули кожу.
– Научилась у Лукса?
Она отпрыгнула и вскинула руки. Напряглась; Развияру показалось, что он видит, как крохотные искры проскальзывают в ее поднявшихся дыбом волосах.
– Вот так, – сказал он, испытывая и горечь и радость одновременно. – Ты маг, грозный маг. Я хочу, чтобы ты злилась. Чтобы хотела убивать. Чтобы привела грозу.
– Я могу тебя убить, – прошептала она гораздо менее уверенно, чем ей хотелось бы.
– Конечно, – он кивнул, поощряя. – Убей.
Она медлила. Он лениво поднялся с тюфяка, пошел к ней, и она отступала, пока не уперлась спиной в деревянную стенку. Ее руки, вскинутые над головой, опускались все ниже.
– Убила?
Она задрожала.
Не прикасаясь не ней руками, он поцеловал ее в губы. Яска уронила руки и заплакала.
– Ступай.
Она пошла к двери. Обернулась через плечо.
– Ступай. Скажи ей – я жду.
– Я призову тебе грозу! – крикнула Яска. – И самая большая молния попадет в тебя!
– Замечательно, – он вытер со щеки капельку крови. – Теперь иди.
Он спал всего несколько часов, но отлично выспался. Женщина не задремала ни на миг. Он сразу понял это по ее напряженной позе: она как застыла вчера, так и лежала, не решаясь вздохнуть, с мурашками на голом смуглом плече.
– Тебе холодно?
Ее ресницы дрогнули. Она открыла глаза.
– «А есть края, где женщины плавны, как птичий полет, и бесшумны, как равнинные реки, – сказал Развияр. – Их мужья порывисты и отважны…» Что случилось с твоим мужем, Акка?
– Ходил рыбачить на большую воду. Кто видел – говорят, его утащила Смерть.
– А-а, – протянул Развияр.
Женщина снова устало опустила веки.
– Я похож на твоего мужа?
– Нет, – она отозвалась, не раздумывая. Потом глубоко вздохнула – и наконец-то переменила позу:
– Он был старше меня. Медлительный. Добрый.
– А я молодой и злой?
Она помолчала. Потом протянула руку и коснулась его расцарапанной щеки:
– Это она? Ты позволил?
– Конечно. Это ее право.
– Зачем ты так поступаешь с ней? Она тебя любит. Она провожает тебя глазами… Она тянется к тебе. Ведь ты это знаешь.
– Я тоже ее люблю. Поэтому не позволю, чтобы ее расстреляли с крыламы. Или зарезали гекса. Или измучил голод. Или утащила под воду Смерть. А я ведь не Император, чтобы по щелчку моих пальцев распускались цветы. Приходится изворачиваться.
Акка опустила глаза и долго молчала.
– Развияр, – она впервые назвала его по имени.
– Да?
– Зачем тебе? Я старею… и… много лет у меня никого не было.
Он коснулся губами ее ресниц. Она чуть заметно вздрогнула.
– Иногда я верю, что ты в самом деле можешь защитить нас, – прошептала с жалкой улыбкой.
– Разумеется, – он кивнул. – Верь. Так мне будет легче.
Облака сделались реже и неслись по небу еще быстрее, серые и сизые в утреннем свете. Низенькая роща, окруженная со всех сторон полями, казалась молочно-белой от паучьих сетей. Последнего паука здесь убили много недель назад.
Лукс сидел на расстеленном одеяле, натянув на плечи плащ. Поглядывал то на рощу, то на небо.
– Где она? – спросил Развияр.
Лукс медленно, будто нехотя, повернул голову:
– Там. Где деревья. Она не выходила, я бы заметил.
– Ветер по-прежнему южный.
– Что?
– Им пришлось возвращаться против ветра, – Развияр смотрел на небо, чуть улыбаясь. – Так думают в птичнике, и будут ждать их до полудня. А потом, когда они вылетят на поиски, ветер понесет крылам очень быстро. Доберутся к вечеру.
– Надо уходить, – нервно сказал Лукс. – Послушай… я тебя не понимаю.
Развияр улыбнулся шире.
– До сих пор все, что ты делал, оказывалось правильным, – помедлив, сказал зверуин. – Но однажды твоя удача… Она ведь может передумать, Развияр.
– Надеюсь, не сегодня, – Развияр потянулся всем телом, закинув руки за голову. – Потому что в такой переделке, господин Лунный-Кстати, мы до сих пор не бывали.
Зверуин потер шею – и нервно почесался правой задней лапой.
– Яска, – позвал Развияр. – Яска!
В паучьих сетях трепетали, как флажки, сухие листья и оброненные перья. Девушка вышла и остановилась в десяти шагах. На ней было ее старое платье, она куталась в плащ и все равно, кажется, мерзла: губы были синие, нос, наоборот, покраснел. Она выглядела жалко, но смотрела вызывающе: прямо в глаза Развияру.
– Доброе утро, ваше могущество, – мягко сказал он.
Она не выдержала его взгляда и потупилась.
Мастер-кожевник работал всю ночь и успел закончить в последний момент. Развияр видел панику в его глазах, когда оказалось, что седло кособоко сидит на Луксовой спине:
– Я сделал точно, как вы велели… Как нарисовал ваш… господин Лукс…
Развияр вытащил клинок. Мастер застыл на месте, не решаясь даже попятиться; в этот момент зверуин, вертящийся, будто в погоне за хвостом, подал голос:
– Ты неровно затянул! И подседельник съехал!
Развияр распустил все ремни и заново стянул их. Болели пальцы, зато седло теперь сидело, как влитое. Мастер перевел дух; на лбу его выступили мутные капельки. Развияр дал ему золотую монету, понятия не имея об ее истинной ценности, вскочил в седло, и через полчаса они уже миновали недостроенную заставу.